Счастье по наследству (СИ) - Грушевицкая Ирма "Irmania"

— В таком случае, мама, тебе бы пришлось выдать меня замуж в пятнадцать.

— Господи, Флоренс, о чём ты говоришь?

— О том, что добродетель давно не качественный показатель. Злобной стервой можно быть как в двадцать, так и в сорок семь.

Миссис Паттерсон громко возмущается неуважительным комментарием дочери. Мистер Паттерсон пытается призвать обеих к порядку. Шон требует, чтобы Фло успокоилась. Сенатор громко смеётся, а Питер бухтит себе под нос что-то нечленораздельное и таки давится стейком.

Мне тошно от того, что я в очередной раз становлюсь причиной размолвки Флоренс с её матерью. Слишком много людей, чтобы залезть под стол, да и перед Марком стыдно.

— Какая неприятность! — слева от меня кто-то сдувает лопнувшую резину. — Броуди, как всегда, в центре скандала. Всегда был смутьяном. Ни малейшего понятия о приличия. Что за оскорбительные намёки! Одно твоё слово, Эмма, и его выведут из-за стола.

Я с изумлением смотрю на кипятящегося Питера и понимаю, что где-то даже восхищаюсь этими алеющими брэдпиттовскими ушами. Мне очень хочется послушать, какими словами он будет просить Марка удалиться, но в память о моей так и не расцветшей любви к этому человеку предпочитаю промолчать.

На меня с укоризной смотрят восемь пар глаз напротив, и этих людей я почти не знаю. Все они важные гости, но их важность прямо пропорциональна близости к центру стола.

Я изо всех сил борюсь, чтобы золотых цветочков на красном поле не стало в два раза больше, и для этого яростно кусаю губы.

И всё же во всеобщем гвалте я различаю этот голос.

— Эмми, посмотри на меня.

Только один человек в этом мире называет меня так, и нет ни единого шанса ошибиться, встретившись с ним взглядом.

Марк улыбается.

— Хочешь в Вегас, малыш?

Я тоскую по той себе, что, не раздумывая, ответила бы «да».

Так тоскуют, рассматривая картинку с золотистым пляжем и бунгало на сваях в лазоревой воде. Это красиво, но ты понимаешь, что никогда там не побываешь. Это не неумение мечтать, это — здоровый реализм. В нём всегда есть кредит на дом и расширенная медицинская страховка.

Да и не была я такой никогда: безрассудной, сиюминутной, одномоментной. Ни — мать его, одного раза — когда. Я не прыгала в омут, ни шагала вперёд, закрыв глаза, не делал глупостей, а если и делала, то какие-то мелкие, однозначные. Прогулы в школе. Сигарета с травкой. Роман с женатым.

И неделя моего личного Рождества.

Оно — не я — хочет сказать Марку «да» и поехать с ним в Вегас. Хочет ровно до того момента, как он дёргает головой, а его брови вопросительно подскакивают вверх.

«Ну, давай, прыгай!»

Мать у нас с Николь одна, а вот отцы разные. И моего во мне, похоже, больше. Потому что авантюрные гены моей мамы легко сдаются под натиском отцовских.

Я улыбаюсь Марку. Эту улыбку можно трактовать по-разному: от «это же не шутка, да?» до «а давай!». На самом деле это «спасибо, это были классные выходные».

— Марк, дорогой, вы же это не серьёзно?

«Что за глупость? Конечно же нет!»

Это верх неприличия, но я делаю то, что от меня давно ждут — оправдываю ожидания.

— Миссис Паттерсон, мистер Паттерсон, прошу меня извинить, но я вынуждена вас покинуть. Фло, созвонимся.

Мой дальний край стола на самом деле ближний к выходу. Официант любезно открывает передо мной двери обеденного зала, и да — я не оборачиваюсь. И да — я слышу возмущённые возгласы и звук отодвигающихся стульев. А спустя несколько секунд ожидаемые шаги за спиной. Сначала несколько пар, а потом одни.

А вот интересно, если бы не было этой гонки с туфелькой, как бы сложилась судьба Золушки и принца?

Может, так?..

Я поворачиваюсь к Марку и встречаю его той же благодарной улыбкой.

— Это будет невежливо, если ты тоже уйдёшь.

— Срать я хотел на то, что вежливо, а что нет.

— Грубо, но я чувствую то же самое. Отвезёшь меня домой?

— Конечно.

Иллюзия продолжается. В ней я будто бы помолвлена с самым лучшим мужчиной на земле, и мы едем домой вместе.

При водителе мы обычно не выражаем свои чувства. Максимум — держимся за руки. Вот и сейчас, сев рядом, Марк тянется за моей ладонью, а я с мазохистским удовольствием не только её протягиваю, но и пододвигаюсь ближе чтобы, замерев от счастья, положить голову ему на плечо. За этим следует длинный выдох и всего тридцать пять минут, чтобы ещё немножечко погреться. Жалко, что нет пробок. В час пик теплом я наслаждалась бы в два раза дольше.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Марк помогает мне выйти из машины и так же, держа за руку, ведёт к дому.

Соседский дом погружён в темноту. Новогодняя ночь не повод, чтобы нарушать режим. Я смотрю на окно второго этажа, где находится комната Мика и где, я знаю точно, спит Лекс.

«С Новым годом, солнышко моё. У нас всё будет хорошо. Верь мне».

Я отмечаю всё: и лёгкий морозец, и небольшие кучки снега под кустами и на ступеньках крыльца. Рождественский снегопад канул в лету, как обычно бывает со всем хорошим. Шатры сворачиваются, звери запираются в клетки, а гимнасты меняют пуанты на тёплые угги.

Свет на крыльце зажигается автоматически.

Марк подводит меня к дверям.

Обычно он говорит что-то вроде «доставай ключи, Минни, я чертовски замёрз». Его привычная нью-йоркская куртка не годится для Вашингтона. Когда мы шли гулять, я выдавала ему старый свитер Сеймура.

Сегодня Марк в пальто. Оно выглядит теплее, поэтому ключи я могу достать без напоминания. Вместо этого поворачиваюсь и крепко его обнимаю.

— Счастливого Нового года.

Он обнимает меня следом.

Ещё одно украденное мгновение счастья. Как же сладко, м-мм!

— Счастливого Нового года, малыш.

М-мм!

М-мммм!

М-мммммм!!!

— Вот и всё.

— Что, прости?

— Тебе пора.

— Пора? Куда?

Я общаюсь с его грудью, Марк — с моей макушкой.

— Это были классные каникулы. Я никогда их не забуду.

— Я тоже.

Мы всё ещё в сцепке, поэтому мои слова не воспринимаются всерьёз.

— Тебе правда пора.

— Ты правда меня гонишь? Я же предложил тебе Вегас, Минни.

Комок в горле, что стоит с начала прощальных обнимашек, летит прямо в лоб.

Я отрываю себя от Марка и одновременно с этим вскидываю руки вверх, крепко обхватывая за шею. Его тёмно-карие глаза с удивлением смотрят в мои, и я начинаю говорить:

— Ты уж не бросай его. Он хороший мальчишка. Добрый. Видишь, как он к тебе привязался? Я понимаю, что не дам ему ничего из этого, и Сеймур не даст, а ты можешь. Он обязательно захочет с тобой общаться. Не отказывай ему, заклинаю. Я же ничего не понимаю во всех этим мальчишеских делах, хоть и стараюсь понять. Пока он маленький, это ничего, ну а потом? У меня же только Фло, я мальчишек и не знаю совсем. Что я ему дам? Помоги, даже если он тебе не брат. И не бросай, пожалуйста. Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста!

В конце я почти трясу Марка за плечи, и его голова действительно трясётся как у китайского болванчика. И я начинаю трястись вместе с ним, потому что так же, как и он с Вегасом, жду от Марка положительного ответа.

«Ну, давай! Прыгай!». То есть, не подведи.

— Эмми, я же насчёт Вегаса серьёзно.

— Знаю. Я умею различать пустой трёп и верное слово. И я не поеду с тобой в Вегас. Это будет неправильно.

Марк кивает.

— Согласен. Назови дату.

Официально: Золушка — дура. Именно так принцы и делают предложение.

— «Когда Солнце взойдёт на западе и сядет на востоке. Когда высохнут моря, и горы полетят по ветру, как опавшие листья…»

— Что ты несёшь? Какие листья?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Это — никогда, Марк. Езжай домой. Возвращайся в Нью-Йорк. Переживи эту ночь и следующий день. И ещё следующий. Если спустя месяц ты всё ещё будешь хотеть жениться на мне, приходи. Расскажу, почему это всё ещё плохая идея.

Он смотрит на меня долго. Очень и очень долго. Кажется, у меня начинают замерзать ноги, но это только кажется.