Лекарство от боли (СИ) - Дайре Грей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— …Вы знаете процедуру лучше, чем я. Официальное знакомство. Я тогда безумно волновался. Еще из-за разницы в возрасте. Мне было тринадцать, а Талии уже семнадцать. Она казалась мне взрослой. Далекой. И такой непонятной. Я совершенно не знал, как сложатся наши отношения. Точнее я был уверен, что ей не интересен — да и как могло быть иначе? — и надеяться не на что.
…Однако Талия разговаривала с ним на равных. И та встреча прошла довольно спокойно. А еще после нее он уверился в том, что влюбился. Раз и навсегда. А значит, должен вырасти и стать достаточно интересным, чтобы при новой встрече и знакомстве — а она точно его не узнает — получить тот зыбкий и призрачный шанс на нечто большее.
— Только не смейтесь, — Байон сам не заметил, как начал улыбаться, да и уголки губ Филис подрагивали, в глазах плясали смешинки, делая их светлее. — Я познавал мир чувств и был полон первых иллюзий и мечтаний. Я засыпал с мыслями о ней и просыпался, надеясь, что смогу ее увидеть и просто поздороваться. Когда мы случайно встречались, она всегда улыбалась и приветливо кивала. А иногда спрашивала, как проходит мой день. Тогда мне казалось, что ничего лучше просто не может быть.
— Позвольте, угадаю, вы демонстрировали необыкновенные успехи в учебе, меньше спали и не уставали, физические показатели выросли, и вы чувствовали себя победителем?
Он кивнул. То время вспоминалось легко. Он не просто чувствовал себя победителем, ему казалось, что нет никого в мире счастливее. Он строил планы, выбирал специализацию, читал книги, изучал все, что попадалось под руку. Мир казался таким ясным и понятным. Таким близким. Будто рухнули стены, которые не позволяли прикоснуться к нему и ощутить в полной мере то, что доступно другим. Нет, он не зазнавался. Он хотел, чтобы другие испытали то же, что и он. Рассказывал. Делился своим опытом. Учился сочувствию и эмпатии. Буквально летал…
— Когда наступил откат?
— Когда Талия окончила школу и уехала. Я не знал, какую специализацию она выбрала в итоге, куда решила отправиться. И тогда впервые понял, что мои мечты могут и не исполниться. Что где-то там она может встретить другого, кто устроит ее намного больше, чем я. Что она не обязана ждать. И вообще ничего мне не должна. Сначала я пытался себя успокоить. Думал, что это не важно, что главное, чтобы она была счастлива, но…
— Когда хочешь быть счастлив сам, сложно думать о других, — мягко отметила Филис, Байон рассеянно кивнул и вдруг поднял на нее взгляд.
Странно слышать такие слова от жрицы, но они ведь тоже чувствуют. Живут. Мечтают. И порой, возможно, оставляют свои мечты неисполненными, чтобы другие могли быть счастливы. Чтобы сохранять гармонию и мир. Безопасность.
— Не стоит жалеть меня, капитан. Поверьте, никто не заставляет жриц заботить о других насильно. Наша служба — наш выбор. И те, кто хотят уйти, никогда не подвергаются гонениям Храма. Полагаю, ваша наставница помогла вам прийти к равновесию?
О да… Ее терпение казалось по истине безграничным. Она как-то умела усмирять беспричинную злость, вытаскивать его из глубокой апатии или развеивать совсем уж тяжелые мысли. Он долго не хотел понимать, что испытываемые чувства — не любовь, но болезненная влюбленность и зависимость, которая часто встречается у пробуждаемых в подростковом возрасте. Что происходящее — лишь откат и ломка, и что никак нельзя допустить, чтобы он узнал, где находится принцесса, или встретился с ней. Что нужно время. И познания в первую очередь себя.
Наверное, по-настоящему легче ему стало только через год. Самый длинный год в его жизни. Самый сложный. Непонятный. Полный сомнений и метаний. Эмоциональных качелей, заставляющих его вновь парить или падать на землю. Он все-таки научился управляться с эмоциями. Жить с ними. Понимать других. Прощать им черствость. Снова начал общаться с Икаром, которому запрещено было рассказывать ему о сестре, что и положило конец разговорам. Но непробужденный как будто и не заметил, что на него злились и обижались. Когда Байон решился вновь подойти и заговорить, Икар, как ни в чем не бывало, кивнул и ответил.
— Второй раз мы встретились на Играх, точнее я увидел ее выступление…
И снова почувствовал, как дыхание перехватывает, как сердце сбивается с ритма, как язык прирастает к гортани, неспособный издать ни звука. Он больше не был мальчишкой и давно лишился иллюзий и глупых мечтаний, но когда Икар пошел встретиться с сестрой, не смог остаться в стороне.
— Мне показалось, что она почти не изменилась. Такая же яркая, ослепительная, сильная, и в то же время… живая. Оказалось, что у нее отличное чувство юмора, что она любит мифы и сказки, что у нее есть свой ликос, что…
Горло перехватило, и он умолк. Если память о детстве казалась далекой и уже нереальной, то их второе знакомство состоялось будто вчера.
— Я помню ту встречу. Потом были еще. Но та… Тогда я понял, что она — не образ, а живая женщина, что за силой и ослепительностью есть много иного, что видно далеко не всем. Я хотел узнать ее. Любую. Грустную и уставшую, или смелую и непобедимую. Наверное, я чем-то тоже смог ее заинтересовать, раз она предложила встретиться снова. Вы спрашивали, что я помню? Ее волосы всегда пахли ирисами. И лавандой. Она любила свежеиспечённый хлеб. И гречишный мед. Чтобы немного горчил. Она макала в него клубнику и жмурилась от удовольствия. Она могла разбрасывать вещи, а когда работала, раскладывала вокруг документы только по одной ей известной схеме. Она могла часами разговаривать с послами, но в душе ненавидела дипломатию. Она любила босиком бегать по траве. И ночами плавать в озере. Обнаженной. А когда ее что-то не устраивало, она искала выход. И пока не находила, не могла
