Ленька Пантелеев - Алексей Пантелеев

Но до Рыбинска Ленька не доехал.

Где-то недалеко от Казани всех пассажиров - и билетных и безбилетных попросили выйти. Пароход занимала воинская часть, отправлявшаяся на колчаковский фронт.

Большинство пассажиров осталось на пристани дожидаться следующего парохода. Но пароходы ходили тогда без расписания, - неизвестно было, сколько придется ждать - час, день, а может быть, и неделю.

Несколько человек отправились пешком в Казань. Пошел с ними и Ленька. Деньги у него быстро таяли. Цены в те дни росли, как тесто на хороших дрожжах: сегодня бутылка молока стоила тысячу рублей, а через месяц уже три или пять тысяч. Скоро Ленька проел последнюю тысячу и должен был питаться тем, что ему давали его попутчики. Попутчики давали немного, Ленька голодал.

На третью ночь, когда путешественники ночевали в поле, под стогом сена, Ленькины товарищи покинули его. Он проснулся и увидел, что никого нет. Только яичная скорлупа валялась вокруг да газетные махорочные окурки.

Когда рассвело, Ленька отправился в путь один.

...Весь день он шел по Большой Радищевской дороге в сторону Казани. В каком-то селе старуха, приняв его за нищего, вынесла ему овсяную лепешку. В другом селе он попросил напиться. Его напоили молоком.

Ночевал он в заколоченной полусожженной усадьбе. На дверях ее висел большой ржавый замок с сургучной печатью. Ленька отодрал доски на окне и залез в помещение. В комнатах не было никакой мебели, только в маленьком зальце стоял покрытый рогожами рояль, да на чердаке он нашел несколько ящиков с книгами. У этих ящиков Ленька и заснул. Разбудил его дождь, который, зарядив с утра, целый день барабанил по крыше. Ленька дотемна сидел у слухового окна и читал старые номера "Исторического вестника". Питался он зелеными китайскими яблоками, за которыми несколько раз спускался в сад. На следующее утро, захватив с собой около двадцати книг, он зашагал дальше.

Часть книг он продал по дороге - мужикам на курево. С остальными пришел в Казань.

Здесь на главной базарной площади стоял заколоченный газетный киоск. Леньке отодрал доски, разложил на прилавке книги и открыл торговлю.

Все книги он очень быстро распродал. Осталось у него только несколько томов "Жизни животных" Брема, которых никто не покупал.

Несколько ночей подряд Ленька ночевал в газетном киоске. Днем он читал и продавал Брема. Он готов был отдать его за совершенные гроши, чуть ли не даром. Но покупателей почему-то, как на грех, не находилось.

Только на пятый день, когда карманы у Леньки опять опустели, покупатель нашелся. Это был пленный немец, сапожник, который почти не говорил по-русски. Он долго разглядывал тигров, леопардов и крокодилов, потом оторвался от книги и машинально спросил:

- Wie teuer?

Ленька напряг память, вспомнил немецкие уроки в училище и ответил:

- Funf Tausend.

Немец пришел в восторг, схватил Леньку за руку, принялся трясти ее и что-то говорить быстро-быстро по-немецки. Ленька хоть и не понял ни слова, но отвечал:

- Ja. Ja. Ja.

Кое-как - на двух языках - он растолковал немцу, что он - сирота, бездомный, что ему нечего есть.

Немец предложил ему работать у него в мастерской и прямо с базара потащил его к себе на квартиру.

Жена его - толстая рыжеволосая эстонка или латышка - встретила Леньку не очень приветливо. У Франца, как звали Ленькиного хозяина, работал уже в подмастерьях молодой австриец - тоже военнопленный, - и хозяйке казалось, что второй помощник, да еще такой маленький и тщедушный, совершенно не нужен.

С первого же дня она возненавидела Леньку. За обедом она подала на второе плошку жареных почек. Леньке очень хотелось есть, и он положил себе на тарелку сразу две почки. И пока остальные раскладывали по тарелкам свои порции, он их уже съел. Вдруг он услышал голос хозяйки:

- Где же еще одна почка?

Оказалось, что хозяйка приготовила каждому по одной почке. Ленькина прожорливость оставила ее без жаркого.

- Ты жрешь, как свинья, - сказала она, выскребывая из опустевшей плошки остатки картофельного пюре. И с этих пор иначе как "свиньей" Леньку не называла.

Но все-таки Ленька прожил у Франца около двух месяцев. И если бы не хозяйка - может быть, он так и остался бы навсегда сапожничать в Казани.

Но хозяйка была самая настоящая "сапожницкая" хозяйка. Она посылала Леньку на базар, била его шпандырем и колодками, заставляла чистить картошку, мыть полы и даже штопать носки. Не раз вспоминался Леньке "Ванька Жуков" - любимый его рассказ из школьной хрестоматии.

Осенью он ушел от Франца. Расстались они по-хорошему, - Франц выплатил ему до копеечки все жалованье, как обещал при найме.

А Ленька подумал и решил пробираться к Петрограду.

...Неделю он просидел на пристани в ожидании парохода. Но пароходы на север не шли. Единственный пароход, который остановился у Казанской пристани - "Владимир Ульянов", - был до отказа набит ранеными красноармейцами.

Ленька отчаялся, скучная Казанская пристань ему опротивела, он решил ехать куда глаза глядят, или, вернее, куда пойдет первый пароход.

Таким образом он попал в город - или в большое село - Пьяный Бор. Здесь он опять остался без денег. На пристани околачивалось очень много таких же, как он, бездомных бродяг. По ночам они воровали из пристанских складов сушеную рыбу, яблоки и арбузы. Попробовал и Ленька заняться этим прибыльным ремеслом. Но в первую же ночь, проникнув в пакгауз, где лежали арбузы, он попал в объятия сторожа. Как ни плакал Ленька, как ни молил отпустить его, сторож не сжалился. Он отвел Леньку в транспортную чрезвычайную комиссию.

Там Ленька просидел - в компании дезертиров, мешочников и спекулянтов две недели. Отсюда направили его в город Мензелинск, в детскую колонию имени III Интернационала. Этот детдом тоже помещался в монастыре, и в первую же ночь Ленька, по старой памяти, забрался на колокольню в надежде найти там что-нибудь подходящее для "реквизиции". Но ничего не нашел.

Жить в колонии было и скучно, и грязно, и голодно. Город только недавно был освобожден от колчаковцев, жизнь еще не наладилась. Ленька дождался первых холодов, получил казенное ситцевое пальто и ушастую шапку - и дал тягу.

До заморозков он жил в полуразрушенном здании пивоваренного завода на берегу реки Мензелы. Пробовал воровать. На базаре из-под самого носа татарина он стащил хорошие чесаные валенки. Тут же на базаре хотел их продать. Попался. Рассвирепевший татарин избил его этими же самыми валенками. А валенки были тяжелые - с обсоюзкой.

...Однажды он, голодный, бродил по городу и вдруг увидел на заборе плакат:

"КТО НЕ РАБОТАЕТ - ТОТ НЕ ЕСТ"

Таких плакатов Ленька видел и раньше немало, но почему-то на этот раз он очень внимательно перечитал его и задумался.

В тот же день он зашел в городской финансовый отдел - в первое учреждение, которое попалось ему на глаза, и спросил, нет ли для него подходящего места.

- А что ты умеешь делать? - спросили у него.

- Да что угодно.

- Финансовую работу знаешь?

- Это считать-то, - презрительно усмехнулся Ленька. - Эка невидаль!..

Но на финансовую работу его все-таки не взяли. Ему предложили работать курьером. Работа была в самый раз. Город был маленький, учреждений немного, ходить некуда. Два дня Ленька просидел в теплой финотделской приемной, почитывая книжку и попивая морковный казенный чаек. На третий день, под вечер, его позвали к секретарю.

- Отнесите этот пакет в коммунхоз, - приказал ему секретарь, вручая запечатанный конверт и толстую рассыльную книгу.

Ленька с готовностью побежал исполнить поручение.

Но добежать до коммунхоза ему не удалось.

Финотдел помещался во втором этаже. Выбежав на площадку и увидев перед собой широкую городскую лестницу с гладкими отполированными перилами, Ленька не удержался, сел на перила и - как бывало когда-то в реальном училище покатился вниз. Но в реальном училище он скатывался большей частью благополучно. А тут ему не повезло. Зацепившись штаниной за какой-то неудачно высунувшийся гвоздь, он перекувырнулся через перила и с высоты второго этажа полетел вниз.

...Очнулся он на больничной койке. Ему посчастливилось. Он мог сломать и спину, и руку, и ногу, и что хотите. А сломал всего-навсего один большой палец на левой руке.

Из больницы он выписался в середине зимы. Пошел в финотдел. Место его было уже занято. Какая-то древняя старушка сидела в приемной, вязала чулок и попивала морковный чай.

Леньке выдали выходное пособие. Неделю он жил барином на своем пивоваренном заводе.

Потом наступили морозы, по ночам Ленька совершенно коченел.

Он уже подумывал, не вернуться ли ему в детдом. Правда, это не очень весело - возвращаться к разбитому корыту, но что ж поделаешь.

В тот день, когда в голову ему пришла эта мысль, он встретил на улице молодого веселого парня, подпоясанного солдатским кушаком, за которым торчал широкий австрийский тесак.