Смерть композитора. Хроника подлинного расследования - Алексей Иванович Ракитин

Фрагмент «Постановления об отмене постановления (…)». Извините за тавтологию, но именно так и следует называть документ, вышедший из-под пера Л. Я. Пинского. Старший советник юстиции продемонстрировал необычную озабоченность довольно странными с юридической точки зрения судебно-медицинскими деталями. Подчёркивания в представленном фрагменте сделаны автором книги.

Ещё более странными выглядят пункты, посвященные гнилостному запаху. Невозможно понять, какое значение для понимания случившегося с Ивасюком имеет то, от чего именно происходил запах — от внутренних органов или мышц? От чего бы этот запах не исходил — это решительно никак не влияло на картину смерти и оценку случившегося в Брюховичском лесу.

Ладно, оставим все эти причуды на совести прокурора-криминалиста и будем считать, что тот знал, что сочинял. Посмотрим лучше на дальнейший ход дела.

Прокурор Шевченковского района г. Львова С. Д. Крикливец направил уголовное дело, закрытое в июле Гнативом, зампрокурора области Кравцу, а тот 14 ноября переправил его младшему советнику юстиции, старшему следователю облпрокуратуры Шимчуку В. К. Именно тот и занялся возобновленным расследованием.

Начал он с того, что утром 15 ноября допросил лесника Федоровского Владислава Яновича, от которого узнал, что в Брюховичском лесу «хищных зверей нет, могут встречаться только лисицы». С точки зрения следствия эта информация ничего не давала, поскольку хищные звери падалью не питаются, а вот всеядные лисы прекрасно объедают трупы. Вообще, следует иметь в виду, что основными разрушителями трупов являются вовсе не хищники, а насекомые, грызуны и мелкие млекопитающие (лисы, еноты, ондатры и пр.).

Таким образом, информация лесника о возможном наличии в Брюховичском лесу лис ничем следователя не обогащала и ничего не объясняла. Ну, можно на лис наткнуться, а можно не наткнуться — и что? — труп-то в любом случае не был сколько-нибудь заметно поврежден животными и насекомыми… И думайте, что хотите!

Далее последовали более осмысленные действия. Шимчук оформил поручения другим территориальным органам прокуратуры, в которых поставил следующие задачи: Днепропетровской горпрокуратуре — провести допрос Людмилы Шкуркиной; прокуратуре города Киева — допросить Светлану Приймачок[6], проходившую практику в аптечном управлении столицы Украины; прокуратуре города Ровно — допросить руководителя камерного оркестра Владимира Депо, а также кассиров автобусной станции, работавших 3 мая 1979 г. Понятно, что последние 2 поручения, связанные с Приймачок и Депо, обуславливались сообщением о возможном появлении Ивасюка в Ровно 3 мая.

Другим безусловно важным для следствия явилось поручение начальнику Шевченковского РОВД установить оперативным путём местонахождение Ивасюка в период с 24 по 26 апреля, т. е. с момента ухода последнего из дома и до предполагаемого времени самоубийства. Вообще-то, выяснением этого должен был озаботиться ещё Гнатив, причём, сразу по обнаружении 18 мая тела композитора, точнее, часов на его руке, но как говорится, лучше поздно, чем никогда. Хотя, конечно, 6 месяцев, улетевших коту под хвост — это серьёзная задержка. Ничего дельного эта попытка следствию не принесла. Милиция отделалась лаконичным и формальным ответом, из которого следовало, что местонахождение Ивасюка после его ухода из дома установить не представляется возможным и розыскное дело по факту его исчезновения целиком передано в прокуратуру. Дескать, чего же вам более?

Вверху: поручение территориальному органу МВД выяснить, где находился Ивасюк с момента своего уходи из дома 24 апреля и до предполагаемого времени самоубийства, последовавшего по мнению следствия 26 апреля. Внизу: ответ за подписью начальника Шевченковского РОВД.

19 ноября следователь Шимчук допросил Евгения Михайловича Кручека, врача «скорой помощи», в апреле 1977 г доставившего Ивасюка в Львовскую областную психиатрическую больницу. Кручек, в частности, заявил: «В беседе со мною Ивасюк намекнул, что жить стало ему неинтересно и он даже мог бы покончить с собою. Когда я спросил Ивасюка, не пытался ли он что-то сделать с собою, то Ивасюк мне ответил, что такие мысли у него всё время возникали и уже пора кончать с собою. Всю беседу я отразил в карточке вызова [неотложной помощи — прим. А.Р.]. Таким образом карточка была составлена со слов Ивасюка. Я во время вызова убедился, что Ивасюк болен и предложил ему [неразборчиво, по-видимому, „явку“] в психиатрическую больницу, но что Ивасюк дал согласие и я отвёз его в психиатрическую больницу на ул. Кульпарковскую.»

В общем-то, всё понятно и прозрачно, в полном соответствии с данными, собранными следователем Гнативом летом 1979 г. 20 ноября Львовская гидрометеорологическая обсерватория представила прокуратуре сводку о состоянии погоды в г. Львове и пригородах с 26 апреля по 18 мая 1979 г, из которой можно узнать, что в те недели было довольно прохладно. Дневная температура достигла 20 °C лишь 15 мая, ночная же всё время колебалась в диапазоне 2 °C — 7 °C, при этом отмечались дожди в ночное время (26–28 апреля, 2 мая, 5 мая) и туманы. Сводка приведена в «Приложении 8» к этой книге, любой заинтересовавшийся может самостоятельно ознакомиться с полным содержанием документа.

Понятно, что подобные климатические условия прекрасно объясняют как наличие мацерации стоп, пребывавших долгое время в мокрых носках и обуви, так и неплохую в целом сохранность тела, которое охлаждалось не только прохладным воздухом, но и сырой от дождей и тумана одеждой. То есть сводка погоды не дала никакой информации, побуждающей переосмыслить картину смерти, последовавшей в последней декаде апреля в Брюховичском лесу.

20 ноября 1979 г младший советник юстиции допросил судмедэксперта, проводившего вскрытие трупа Ивасюка. Речь идёт о Клавдии Ивановне Тищенко.

Некоторые её ответы просто эпичны, их можно использовать как своего рода шаблоны речевой стратегии при разговоре с разного рода придурками, болванами и просто неадекватными людьми. Клавдия Ивановна явно руководствовалась замечательным правилом, согласно которому идиотский вопрос обязательно должен рождать идиотский же ответ. Некоторые её ответы прямо-таки просятся в хрестоматию по юридическому красноречию. Не могу не процитировать пару ярких фрагментов. Вот, например, ответ на вопрос почему голова трупа повешенного не отделилась от тела: «В данном случае не было каких-либо условий для того, чтобы голова отделилась от туловища». Всё! Ни прибавить, ни отнять…

А вот её ответ на вопрос про источник трупного запаха — от мышц или внутренних органов? Цитата: «При вскрытии трупа Ивасюка исходил трупный запах, как вообще от трупа. Исходил ли запах от внутренних органов или мышц тела установить не представляется возможным.» Объективности ради следует отметить то, что следователь не удовлетворился скупым лаконизмом Клавдии Тищенко и 28 ноября вызвал на допрос другого судмедэксперта — Владимира Михайловича Зеленгурова, завкафедрой судебной медицины Львовского медицинского института, кандидата медицинских наук.

Зеленгуров также как и Тищенко присутствовал при вскрытии трупа Ивасюка и ему были заданы те же вопросы. Допрос этот интересен своей исчерпывающей полнотой и обстоятельностью. Если в скупом лаконизме ответов Тищенко можно заподозрить иронию и раздражение бессмысленностью задаваемых вопросов, то в ответах Зеленгурова мы