Жизнь в цвете хаки. Анна и Федор - Ана Ховская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Че пришла? Мало мать обобрала деда, все деньги отдал вам, дом за них построили, так теперь и ты сюда заявилась? Че зенки вылупила?
Верочка заступилась за Лену:
– Мам, да дивчина чем виновата?
Лена, ничего не понимая в этих словах, но осознав, что ее мать унижают, непонятно за что, повернулась, вышла и больше никогда не была в их доме. Только с дедом разговаривала, когда приходила по просьбе матери с продуктами, с чистым бельем, унося для стирки замену.
Придя домой, она позвала мать на огород, чтобы никто не слышал их разговора, передала ей услышанное. Анна покачала головой:
– Вот неугомонная, все ей мало… Не обращай внимания, не ходи к ним, не слушай никого.
Тогда Лена улучила момент, спросила у отца:
– Пап, а мы обобрали деда? Он нам все деньги отдал для постройки дома? Это правда? Не вы заработали на дом? Это не наш дом, получается?
Федор не поверил своим ушам:
– Откуда ты это взяла? Мы с матерью сами строили, люди помогали, ты же видела, как саман делали, как стены ставили… Кто тебе это сказал?
– Тетя Шура кричала… Я у них с Раей была…
– Вон оно что: мать нашу ела поедом, теперь до вас добралась… Ну, поганка… Не ходи к ним, не слушай никого… Дед помог нам переехать в дом, посуду купил, из хозяйства кое-что, это правда, но не весь же дом он помог строить… Строились мы долго, не все сразу получалось, много чего не могли купить, денег не хватало, пока заработали… Мама тоже в колхозе работала, со складов что-то брали под трудодни… Да мало ли… Не слушай эту тетку: она такая стерва всегда была… Я давно ее знаю… И нашу мать обижала часто… Ты ее спроси об этом, она расскажет, если захочет… Да рано тебе об этом знать…Подрастешь – поймешь, что к чему…
Лена подружилась с Алиной, дочкой Насти. Аля потихоньку взяла книгу матери «Акушерство и гинекология», показывала сестре картинки. Вдвоем рассматривали и удивлялись тому, что мама, оказывается, все знала и лучше всех приезжих врачей разбиралась в медицине. Конечно, это им так казалось тогда: Настя же не училась нигде – все самоучкой. Лена подумала, что ее тетушка – самая умная. Так и было: люди ценили ее за все заботы о жителях поселка.
***
Позже, вопреки желанию, Анна родила еще девочку, Светлану, а через два года и мальчика, Владимира. Последнего сына она родила уже в районном роддоме. После Владимира, забеременев, она, побывав на операции, больше уже не рожала. Анне выдали еще медали «Материнская слава». В доме воцарился мир.
Так же внезапно умер отец Анны, Филипп Федорович, незадолго до ухода оставив Сергею немного денег на новый дом для переезда, наказав продать усадьбу. Шура бесилась, но сделать ничего не могла, так они и уехали на «железку», как говорил Сергей.
Дети росли, учились, всякое бывало: ссорились и мирились, смеялись и плакали, помогали в хозяйстве, уже выполняя нехитрые поручения. Часто собирали во дворе соседей, чтобы показать на импровизированной сцене концерт, который сами придумывали. Развлекались разными играми.
Помнится Анне случай, когда вернулась с работы и не нашла Степана. Стали искать, прошли по соседским дворам, по одноклассникам и не смогли найти. Ближе к полуночи собрались в кухне, обговаривая все варианты. Федор в сердцах вышел в сени, распахнув дверь так, что она уперлась во что-то. Раздался плач: это был Степан. Оказалось, что детвора днем играла в прятки, он спрятался в сенях за дверью, надев на себя мешок. Пока ждал, что его «застукают», согрелся и уснул. Когда его прижало дверью, от боли, от страха (темно – в мешке же был), заплакал. И смешно было, и ругались, но все шумно радовались.
Но однажды Федор жестоко избил Степу за то, что тот тайком залез в сундук и вынес из дома отцовский орден. Он так и не признался, куда его дел. Анна зверем кинулась на Федора, отбила мальчика, тот вывернулся и убежал на ночь глядя из дома. Федор долго не мог успокоиться, напился пьян, улегся, ругаясь на чем свет стоит. Анна с Леной пошли искать Степана, долго ходили по поселку, спрашивая у одноклассников, не у них ли. Кто-то сказал, что видели его возле фундамента нового клуба.
На улице был мороз, мать с дочерью хорошо промерзли, пока дошли до будущего клуба. Кричали, звали мальчика, а он, набегавшись днем, намочив ноги, так что портянки, которыми вместо носков обматывали ноги при выходе на улицу, примерзли к сапогам, не сразу отозвался, только заскулил, как щенок. То ли боялся, что отец рядом, то ли задремал в темноте в дальнем закутке высокого фундамента, но вышел, плача и дрожа от холода в тонкой фуфаечке. Анна схватила его за руку:
– Господи, боже ты мой, что ж ты делаешь?! Ты ж так пропадешь! Пойдем домой быстрее, надо погреть ноги…
Дома стала раздевать, снимать сапоги, а портянки не отдираются от них. Анна заплакала, растирая его ноги руками, Степа плакал от боли, но не вырывался. Она посадила мальчика на скамеечку, налила в тазик воды, заставила опустить туда ноги, подливая погорячее, держала его за плечи, чтобы потерпел.
Федор спал и не слышал ничего. Мать закутала сына в одеяло, положила на постель, накрыла еще одеялом, уложила Лену, и прилегла рядом, стараясь добиться, чтобы ребенок пропотел. Но с тех пор у Степы развилась почечная болезнь: чуть застудится, сразу схватывало в пояснице.
Федор, проснувшись поутру, не сразу вспомнил вчерашнее событие: с похмелья болела голова, даже завтракать не стал – ушел на работу. Степан отлежался. Синяки сошли, в школе посчитали, что мальчик подрался с кем-то из ровесников, а он молчал, как партизан, затаив обиду на отца. Анна поняла еще раз, что Федор становится неуправляемым, но выхода не видела, старалась беречь детей от его неоправданного гнева, необъяснимых вспышек ярости.
***
Однажды по поселку пронеслась весть: умерла Мариша,
