Корректировщик. Повесть, рассказы - Василий Головачёв

Утром двенадцатого октября бригада солдат начала рыть два котлована — у северной и западной стен саркофага. За трое суток котлованы размерами двадцать на сорок и глубиной в пятнадцать метров были вырыты. В них закачали шесть цистерн маслянисто-желтого раствора и закрыли сверху крышками, автоматически открывающимися при команде с дистанционного пульта. По мысли разработчиков захвата, двутел должен был провалиться в один из котлованов и застрять в застывшем растворе.

Последствия этого шага никто не просчитывал, само собой разумелось, что монстр ничего сделать не сможет. И данный расчет больше всего говорил об интеллекте разработчиков проекта. Вернее, о его отсутствии.

Марина узнала о «секретном» плане захвата случайно, из разговора начальника группы, с которым работала, с одним из строителей ловушек. Вечером она все рассказала Алевтине, и девушки даже всплакнули — от бессилия что-либо изменить. Но не в их характерах было сидеть и ждать у моря погоды. В конце концов они решили любым способом известить Мутика о готовящемся покушении на него и переселились к зданию АЭС, договорившись с начальником турфирмы «Чернобыль-Интеринформ», что некоторое время будут жить и ночевать в помещении фирмы.

По территории АЭС они передвигались свободно, получив спецпропуска через друзей и многочисленных поклонников Марины. Дело теперь было за появлением двутела, деятельность которого заставила поседеть не только директора станции Пашкина и его сотрудников, но и физиков-ядерщиков, с трудом поверивших в уникальные способности «мутанта».

Десять дней на территории станции ничего не происходило. В конце октября погода испортилась, зарядили дожди, похолодало. Настроения среди персонала АЭС и ликвидаторов бытовали разные, но большинство сходились во мнении, что двутел «наелся» до отвала и покинул Землю. Теперь уже все поверили в гипотезу инопланетного происхождения монстра.

Двоерыл-Мутик возник на территории станции утром двадцать шестого октября неожиданно для всех. Но не для Марины. Она с Алевтиной как раз подъехала к пропускному пункту на территорию километровой зоны, когда сработала сирена оповещения и возле «могилы предка» Двоерыла возник он сам — выше корпуса четвертого блока, выше, чем можно было представить. Дождя в это утро не было, тучи поднялись выше, видимость улучшилась, земля за ночь подсохла, а у здания реактора и вовсе было сухо.

Марина проехала ворота и мгновенно свернула в ту сторону, где ворочалась гигантская металлическая фигура. Поэтому девушки оказались возле двутела раньше, чем кто-либо другой. Марина выскочила из джипа, замахала руками:

— Не ходи туда, Мутик! Там ловушка! Уходи, улетай с Земли, здесь у тебя нет друзей!

К подруге присоединилась Алевтина, стала рядом. Но исполин-двутел не ответил на призыв. Мельком оглянувшись на подбегающих подруг одной из голов, он грузно потопал к четвертому блоку. Только теперь девушки отметили, насколько у него измученный вид. Чешуя двутела не светилась изнутри, как раньше, стала пепельно-серебристой, словно «золото» его брони превратилось в «свинец». Руки-лапы безвольно свисали по сторонам торса. Шел он согнувшись, словно от боли в животе, и еле поднимал ноги, задевая землю, поднимая, сдирая дерн и верхний слой почвы. До ловушки с раствором оставалось всего около двух десятков шагов, когда Марина обогнала его и встала на пути, вытянув вперед руки:

— Мутик! Там — смерть!

— Остановите ее! — проревел динамик на территории АЭС голосом полковника Шпака.

Тотчас же на крыше четвертого блока возникло движение, две фигуры в защитных спецкостюмах высунулись из-за кирпичных кладок и подняли винтовки с оптическим прицелом. Зачем туда Шпак посадил снайперов, можно было только догадываться.

Щелкнул выстрел, другой. Марина вскинула руки, зашаталась, упала. Алевтина бросилась к ней, но тоже упала: еще одна пуля попала ей в плечо. И тогда Двоерыл ответил снайперам своим знаменитым электрическим разрядом: сноп неярких сине-фиолетовых молний вонзился в крышу саркофага, превратив ее часть вместе со стрелками в красивое ветвистое «дерево». Люди исчезли. Стрельба прекратилась.

Мутик покачнулся, словно этому разряду отдал все силы, но не упал, опустился возле упавших подруг на колено.

— Огонь! — проревел динамик. — Ракетчики — огонь!

Однако никто из солдат и офицеров не смог выполнить приказ. Все молча смотрели на металлическое чудовище, склонившееся над телами девушек.

Двутел посидел в раздумье с минуту над телами потерявших сознание девчат, потом подхватил их на руки и медленно, тяжело, с остановками, раскачиваясь на ходу, двинулся к саркофагу.

Все, кто готовил ловушки, затаили дыхание, ожидая падения монстра в яму с раствором, однако этого не случилось. Двоерыл просто перепрыгнул замаскированную яму, продавил ногой стену саркофага и через несколько мгновений оделся в нежно-золотистый ореол свечения. После этого он действовал гораздо энергичней, решительней и быстрей.

Осторожно устроив девушек в углублении между правой и левой половинами торса, несколькими ударами разрушил всю северную стену саркофага, проник внутрь четвертого блока и погрузил руки сквозь перекрытия и корпус реактора в его сплавленные в единый ком внутренности.

К счастью, людей в корпусе четвертого блока не было: во избежание инцидентов Пашкин приказал эвакуировать оттуда всех ликвидаторов, даже инженеров контроля.

Свечение тела гиганта усилилось до такой степени, что на него стало больно смотреть. Затем произошло нечто вроде мощнейшего бесшумного взрыва, световая вспышка заставила людей отшатнуться от экранов мониторов или зажмурить глаза, а когда зрение восстановилось, ни Двоерыла с ранеными девушками, ни здания четвертого блока с саркофагом и аварийным реактором внутри на территории АЭС не было!

На этом месте теперь зияла колоссальная яма глубиной в сорок и диаметром в двести метров.

Ожидавший чего угодно: выброса, пожара, взрыва, наконец, — только не того, что произошло, Пашкин почувствовал слабость и потерял сознание. Через минуту он умер. Но это была единственная смерть, которой рассчитались люди за свою слепоту и неприятие иных законов бытия.

Драма 5

ТЕТРАРХ

Горизонт отодвинулся, подернулся голубовато-сизой дымкой, и дикая, всхолмленная поверхность полигона, вблизи серая, с узором черных, фиолетовых и рыжих пятен, вдали бесцветная, отблескивающая полями кварцита и скоплениями пегматитовых скал — даек и штоков, легла перед глазами во всем своем мрачном великолепии символом Хаоса, Тишины и Смерти. Октябрь, месяц бабьего лета, ничего не мог добавить к ее краскам. Впрочем, как и любой другой месяц года.