Лингвистические детективы - Николай Шанский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Было бы совершенно неверным, например, считать, что слово бронх является заимствованием из латинского языка, а слово рынок – из немецкого. С тем звучанием и значением, которое им свойственно, они характерны соответственно французскому и польскому языкам и в русском языке должны определяться: бронх как галлицизм, а рынок как полонизм. Другое дело, что во французском языке слово bronche является заимствованием из латинского языка, а в польском языке слово rynek не что иное, как переработка немецкого слова Ring.
Второй задачей этимологического разбора слова (с которой связаны и две остальные) является определение образа, который был положен в основу слова как названия. Почему данный предмет объективной действительности назван именно так, а не как-либо иначе? Таков вопрос, который возникает в данном случае. Ответ на него часто является одновременно ответом на другой вопрос: «От какого слова было образовано анализируемое слово?»
Название первоначально при своем возникновении всегда является мотивированным. Называя тот или иной предмет объективной действительности, люди используют названия других предметов или явлений, в том или ином отношении с ним связанных или соотносительных. Вещи и явления в результате этого начинают называться по тому признаку, иногда весьма несущественному, который казался достаточно характерным для того, чтобы отличить их от других.
Таким бросающимся в глаза признаком, по которому предмет или явление получает свое название, может быть форма, цвет, функция, размер, сходство с чем-либо и другие внешние и внутренние свойства. Кольцо, например, получило свое название по форме (коло «круг»; ср. около), желток (яйца) – по цвету, мыло – по функции, окно – по сходству (от око) и т. д.
Образ, положенный в основу названия, и оформляющие его словообразовательные элементы составляют лишь основу того значения, которое закрепляется потом за словом в результате длительной традиции употребления. Признак, положенный в основу названия данного предмета, может характеризовать не только его, но и другие явления объективного мира. Кроме того, он всегда является весьма общим и неопределенным. Реальное значение слова, напротив, конкретно и индивидуально. Поэтому очень часто ясного представления о действительном значении слова образ, положенный в основу названия, не дает.
Например, понимание образа в болгарских словах черница, ветрило, птичка не приводит нас к знанию их фактического значения (черница «тутовое дерево», «ягода этого дерева», ветрило «веер», «бумажный змей», птичка «воробей»).
Ясное представление образа в русских диалектных словах голянка и зеленец не дает все же возможности твердо сказать, не зная соответствующего говора, что они называют (голянка «особого типа рукавица», зеленец в разных диалектах – «свежий веник», «незрелая ягода», «островок, поросший камышом или ивняком», и т. д.).
Напротив, нередко бывает, что во многих хорошо знакомых нам словах образ уже не ощущается, так как в результате изменений значения, звучания и структуры слова он очень часто стирается и мотивированность названия исчезает. В ряде случаев это приводит к возникновению в языке таких словосочетаний, которые с этимологической точки зрения как бы противоречат логике, или объединяя совершенно различные вещи (розовое белье), или тавтологически повторяя одно и то же (торная дорога, силосные ямы; тор «дорога», ср. чеш. tor «дорога», силос – из испанского языка, silos буквально «ямы»).
Все слова с непроизводными основами и некоторые производные функционируют в языке как чисто условные и немотивированные обозначения. Первоначальные представления, образы, положенные в основу, например, таких слов, как комната, долото, курица, забота, греча, зеркало, яровые, в настоящее время совершенно исчезли, и слова предстают перед нами как условные названия.
Этимологический анализ восстанавливает забытое говорящими. Оказывается, комната была названа так потому, что первоначально это было помещение с камином (лат. caminata). В основу слова долото был положен глагол долбить (долото из *dolbto «орудие для выдалбливания»). Слово курица оказывается производным от слова кур (ср.: как кур во щи), для обозначения особи женского пола. Кур, т. е. петух, получил название звукоподражательного характера (по крику кукареку). Забота (ср. сев. – рус. забота) осознается как образование от глагола зобать «есть». Греча получила наименование по происхождению (из Греции), яровые – по времени (от исчезнувшего в русском языке слова яро «весна», ср. ярка, поярок, Ярило и др.), зеркало (старое – зерцало) – по функции (как орудие для «созерцания», видения, ср. глагол созерцать).
Для восстановления признака, ставшего основой названия, важнее всего определить то слово, которое послужило базой для образования анализируемого. Тем самым его определение в известной степени ведет к выяснению того, как данное слово было образовано.
При выяснении этого чрезвычайно важного вопроса этимологический разбор слова должен привести нас к реконструкции наиболее древней, насколько это возможно, структуры слова, к определению конкретного слова, на основе которого разбираемое слово образовано, наконец, к установлению действительного способа его образования.
Разбирая слова с этой точки зрения, следует учитывать прежде всего историчность их звучания, структуры и значения, процессы опрощения, переразложения, замещения и усложнения основы, а также факты тесного слияния морфем в слове. Совершенно необходимо возникающие на основе всестороннего анализа выводы проверять данными словарей как современного русского литературного языка, так и древнерусского, диалектных словарей и словарей других языков.
Анализируя способы образования того или иного слова, важно четко отграничивать их один от другого. Будет неверным, например, утверждение, что слова вожатый и закусочная образовались путем превращения соответствующих имен прилагательных в существительные.
На поверку оказывается, что слово вожатый никогда не было прилагательным (обращает особое внимание на себя уже его структура: суффикс– ат– следует за глагольной основой и не имеет присущего ему значения), напротив, это существительное с суффиксом – атай (ср. у Пушкина: Но я молю тебя, поклонник верный твой. Будь мне вожатаем), подвергшееся влиянию имен прилагательных на – ый. Результатом было переразложение основы в пользу окончания, образование на месте суффикса – атай суффикса – ат– и включение слова в систему склонения имен прилагательных.
Что же касается существительного закусочная, то оно тоже никогда не было прилагательным, а создано по модели прилагательных, действительно превратившихся в существительные женского рода, обозначающие то или иное помещение (гостиная < гостиная комната, прихожая < прихожая комната и т. д.; определение «перетянуло» на себя значение всего сочетания, определяемое существительное исчезло). Слово закусочная никакого существительного в таком значении не определяло.
Неправильно будет отнесение к прилагательным, перешедшим в существительные, такого слова, как вселенная, к причастиям, перешедшим в прилагательные, такого слова, как рассеянный (человек): оба слова являются кальками соответствующих греческого и французского слов oikoimene и distrait.
Мы совершим ошибку, если современные словообразовательные соотношения между словами жилище – жить отождествим с реальным образованием первого слова с помощью суффикса – ли;(е). Как указывает устаревшее слово жило (ср.: Почему ты думаешь, что жило недалече? у Пушкина в «Капитанской дочке»), слово жилище образовано посредством суффикса – и;(е).
Определяя старую структуру слова и его производящую основу, следует учитывать все те изменения, которые возможны в слове.
Чтобы стала несомненным фактом связь слова набалдашник с исчезнувшим словом балдак «эфес, рукоятка», заимствованным из тюркских языков, необходимо иметь в виду фонетические изменения в слове, именно закрепление на письме произношения чн как [шн] (ср.: Столешников переулок, Свешников и т. д.).
При восстановлении картины образования слова разинуть нельзя будет не принимать во внимание изменений в структуре слова, связанных с тесным слиянием приставки раз– и корня– зи-, который, в частности, мы находим в глаголе зиять.