Северная столица - Лев Дугин

…Невозможно без трепета читать в записках современников о всех адских вымыслах тирана… Сковородки, особенные печи, железные клещи, острые когти, длинные иглы; людей разрывали по суставам, перетирали тонкими веревками, сдирали кожу, выкраивали ремни из спины… Таков был царь».

В комнате висела тишина. Все будто остолбенели.

– Вот что довелось перенести. – Карамзин возвысил голос. – Нет лести в языце моем – псалом 138. И совесть – моя цензура.

– Да неужто вы не скроете это? – воскликнул кто-то. – Неужто напишете об этом?

– Да, напишу! Потому что я люблю Россию такой, какая она есть, а не выдуманной. Потому что русские всех подданных превзошли в терпении. И потому-то святая Русь – первое государство в мире. И потому-то я и прославляю русскую покорность!..

И все закричали, все заговорили разом. Нет, не для того осуждали они российские недостатки, чтобы унизить Россию. Нет, и по их твердому убеждению, Россия – лучшая из стран. Россию ждет великое будущее! России суждено возвыситься над всем миром…

И когда Карамзин ушел, Никита Муравьев, схватив том Плутарха, принялся вслух читать о Катоне.

«Следуя примеру предков, он трудился собственными руками, довольствовался нехитрым обедом, дешевой одеждой, плохим жильем и считал, что достойнее не нуждаться в излишнем, нежели им владеть… Должно ли изумляться, что римляне восхищались Като-ном?»

Эти молодые, богатые люди, кажется, готовы были подражать аскетическому Катону и готовить себя, наподобие античного героя, к подвигам…

И снова началось горячечное витийство, и снова звучали стихи Пушкина.

XX

…Орлов, я стану под знаменыТвоих воинственных дружин;В шатрах, средь сечи, средь пожаров,С мечом и с лирой боевойРубиться буду пред тобойИ славу петь твоих ударов.

Но ему не предлагали вступить в общество. Пущин, видимо, не делал нужных, решительных шагов – это отозвалось болью и разочарованием, шла весна – весной тоска усилилась.

В один из дней он брел по Невскому. Из-под колес экипажей взлетали брызги. Грачи и вороны ошалело метались от дома к дому… Петербуржцы уже сменили шубы на весенние рединготы…

Ах, бросить все и уехать из Петербурга! Повидать новые края, взглянуть на мир, понять, что в этом мире делать человеку, которого судьба наделила странным даром – писать стихи… Жизнь не ладилась, бурные волны жизни несли по своей прихоти, и не было точки опоры… Вот он пишет «Руслана и Людмилу», слава растет, поклонники ходят за ним толпой, в петербургских лучших салонах его принимают, он веселится напропалую… но… Что-то в жизни не определилось…

Возле книжной лавки Слёнина на Невском, у Казанского моста, как всегда было оживленно… Он поднялся по лестнице. На диванах вдоль стен и на стульях вокруг стола, будто в клубе, разместились петербургские литераторы… Одни проверяли корректуры из типографии, еще пахнущие краской, другие листали книги, третьи между собой в полный голос беседовали… Книжные полки высились до потолка, дверные притолки тоже упирались в книги, так что казалось, будто не двери, а проемы в полках ведут из комнаты в комнату.

Вот у кого бы издаться – у Слёнина! Издание «Собрания» как-то определит и его судьбу…

Слёнин недавно переиздал «Историю» Карамзина. Небольшие томики в одинаковых переплетах высокими стопками лежали по всем углам… Подписчики входили один за другим…

А на полках стояли разноцветными рядами сочинения Кантемира, Тредиаковского, Ломоносова, Кост-рова, Фонвизина, Хераскова, Державина, Жуковского, Батюшкова… Рядом с ними станет небольшая книжка: «Собрание стихотворений Александра Пушкина»…

Иван Васильевич Слёнин – крепкий, энергичный, с окладистой седеющей бородой, – занимаясь делом, успевал развлекать гостей разговорами.

– Желаю я, господа, открыть библиотеку для чтения российских книг, по примеру Плавилыцикова. Не знаю, справлюсь ли… Эй, Митрий, отыщи-ка господину книгу по реестру. Да-с, ездил я к московскому книготорговцу: так-то и так-то, говорю, скопился у меня товар, плохо покупают, а он мне: уступи на двадцать процентов! Эй, Митрий, увяжи господину книги…

Да, господа, торговать книгами – дело на охотника!.. Торговать сальными свечами – куда выгоднее!

Пушкина хозяин книжной лавки знал.

– Та-ак, – поглаживая бороду, искоса поглядывая на молодого поэта, протянул Слёнин. – Слышали, слышали о вас… Однако ж правила вам известны: за бумагу, за печатанье – вперед деньги. – И, разгадав по выражению лица Пушкина его мысли, подбодрил: – Сначала объявите подписку на сборник да напечатайте подписные билеты – вот вам и деньги!

И снова Невский, и снова поток пешеходов и сутолока карет.

Сдвинется ли что-то в его жизни или изо дня в день будет он топтаться там, где уже топчется два после-лицейских года!

В Летнем саду скамьи и тумбы тонули в воде, и деревья – голые и темные – оцепенело вбирали влагу…

Ноги привели знакомой дорогой к дому с медной дощечкой «Министерство народного просвещения и духовных дел» – дому, где жили Тургеневы. По знакомой лестнице поднялся он на третий этаж, слуга по звонку открыл дверь – и кого он застал здесь? В сборе застал тайное общество!..

В этом не могло быть сомнения! Он сразу все понял. Во-первых, при неожиданном его появлении голоса сразу смолкли, все будто удивились, все повернули к нему головы и как-то странно на него посмотрели. Заговорщики сидели за длинным столом, за тем самым, за которым прежде заседали арзамасцы, но председательствовал Николай Иванович Тургенев, а Александра Ивановича на этот раз вообще не было! И Пущин, конечно, был здесь – хотя, как Пушкин знал, тот вовсе не был знаком с Николаем Тургеневым…

Сердце забилось… Наконец-то свершилось то, чего он так сильно желал!

Он постоял у порога со смущенной, выжидательной полуулыбкой… Может быть, Пущин поднимется со своего места, подведет его к столу и назовет его, как нового члена общества?..

Но ничего такого не произошло. Он сел на свободный стул позади Пущина.

И прерванное заседание продолжилось.

Вальховский – да, да, лицейский Суворочка – Вальховский, теперь прапорщик Генерального штаба – стоял, старательно выпрямив свою узкогрудую, с покатыми плечами, фигуру, рядом с председателем, держа в руках листик доклада.

– Надежнейшим водным путем к столице, – продолжал свой доклад Вальховский, – является Вышневолоцкий путь, соединяющий Волгу с Невой. Водным этим путем доставляется продовольствие жителям Новгородской, Санкт-Петербургской, Финляндской губерний, а также для войска и флота, а также материалы для Адмиралтейства и Арсеналов…