Шантажист (СИ) - Билык Диана

Зазвонил мобильный.

– Лиманов, не делай глупостей, – без приветствия начал Данька. – Она фигурировала в деле Кошевого. Мразь Витек по кличке Коша лет шесть назад ловил одиноких девушек на улице, выбирал детдомовских, загонял их в угол долгами, заставлял делать грязные делишки, а потом его кто-то кикнул. Тая тогда жила с теткой, за день до того, как Кошу подорвали в машине, женщину убили, а все ценное из квартиры вынесли. Больше скажу, у женщины был жуткий диагноз, операция нужна была, а занималась лечением юная Таисия. Она собирала деньги на ее лечение, ты понимаешь?! А после взрыва девушка пропала без вести. Не наруби дров, чува-а-к, она не заслуживает мести. Тот, кому нужно было мстить, давно мертв. Я из его бардачка эту папочку достал, он ее тоже шантажировал, могу представить чем. Ты ее не вернешь, если сломаешь.

Я присел на пол и откинул голову назад. Вернее, стукнулся так, что зазвенело в ушах.

– Ты меня слышишь, Пернатый?! Я дал тебе папку, но только из-за того, что ты – мой друг. Только потому, что дело уже не актуально. Нет заявлений и жалоб, не за что ее садить. Оставь девочку в покое, она слишком много пережила. Арсен!

– Я уже сломал ее, Даня, – сердце сжалось в груди и встало комком в горле. – Я конченный ублюдок. Пристрели меня…

– Что ты сделал? – непонимающе переспросил Соколов.

– Я в кулаке раздавил ее сердце.

– Меня твои метафоры пугают, Лиманов, – заржал Даня. – Мне наряд присылать? Ты что грохнул Тасю? Она же Ленке жизнь спасла, ты что дурак. Убил ее?!

– Нет, трахнул.

– А-а-а, ну за это сажать я тебя не буду.

– Узнай, где она была эти два года, и почему мы не могли ее найти.

Соколов захихикал.

– Плохо ты меня знаешь. Я не только узнал, но и отправил тебе полное досье на почту. Но учти, если ты ее обидешь, сам лично приеду и яйца оторву. Усек?

– Что там? – я тяжело поднялся. – Все так плохо?

– Ты будешь удивлен. Кстати, там есть ее настоящий адрес. Не благодари. С тебя приглашение на свадьбу.

– Я женат.

– Ага-ага, знаю я о твоей договоренной свадьбе, не заливай. Все, убежал, – и отключился.

Я посмотрел на экран и дрожащими руками открыл письмо от Соколова. Захотелось завыть.

Девочка. Гринёва Лика Владимирова. Родилась недоношенной, ровно через тридцать четыре недели после тридцатого декабря. Того самого дня, когда Тая меня забыла. Неужели она до сих пор не вспомнила? Ошиблась, думала, что Вова ее шантажировал. Маленькая, изможденная, убитая жизнью женщина, а я… додавил. Будто ударил лежачего.

Она убежала, чтобы ребенка мне не навязывать! Вот оно что. И таблетка оказалась проверкой для нее, а не для меня. Я ведь не знал, что они на текущую беременность не влияют, думал, что Тая остановится, если залетела, но она выпила. Какой дурак…

Я вскочил. Сбежал с праздника прямо в прохладную майскую ночь. Бухал, как черт сегодня, но все равно сел за руль. Должен ее увидеть немедленно, должен упасть на колени и вымолить прощение.

Я приму ее любой. С недостатками и достоинствами, прошлым, настоящим и будущим. Только бы она не выгнала. Чтобы это не случилось, я заехал домой, а потом полетел через весь город к вожделенному адресу.

Замерев у массивной бронированной двери, вжал дверной звонок и прислушался.

В квартире плакал ребенок. Напрягся, заметался, застучал кулаком. Это моя дочь. Моя!

Долго не открывали. У меня сердце ушло куда-то в пятки, мир стал узким, мутным и приглушенным.

– Тая! Открой, пожалуйста! Умоляю! – я не контролировал себя.

А когда преграда все-таки распахнулась, увидел двух заплаканных женщин. Таю и крошечную Лику. Моих женщин. Малышка терла глаза, запрокидывала над головой ручки, дергала себя за темные кудри, падала Тае на грудь и кричала, заливаясь слезами, а ее мать стояла напротив, смотрела мне в глаза и хватала губами воздух. Взгляд ее опустился ниже. Когда она увидела Аню, которую пришлось выдернуть из постели, зрачки Гринёвой расширились, заполонили синь, и она попятилась.

– Я... не хотела… Я не…  – и осела около стены, будто защищаясь от ударов, прижимая к себе дочь, пряча ее под собой. – Я не хотела делать кому-то больно. Прости меня, Арсен. Пожалуйста…

Я присел к ней, упал на колени, обнял их двоих, поцеловал малышку в макушку. Дочка заинтересованно повернулась и захлопала заплаканными глазами. Черными-черными, как у меня. И веснушки на щечках и носике. И волосы кудрявые и темные.

– Я такой дурак, простите меня. Мне кажется, что я влюбился. Тая, прогони меня сейчас, потому что потом не смогу уйти.

– Па-а-ап? – встряла Аня. – Ты скажешь, что происходит?

– Дочка, – я повернулся немного, но Таю не отпустил. – Это твоя сестричка, – щелкнул ласково Лику по носу, а девочка схватила мой палец и потянула его в рот.

– Ой! – засмеялась Аня. – У кого-то режутся зубы.

Тая вздрогнула, распахнула глаза и пронзительно вскрикнула:

– Вспомнила! И я тебя, Лиманов, сейчас убью, что ты тогда не признался, – она подалась вперед, будто хочет боднуть лбом, а потом нежно коснулась моих губ. – А как же Лена?

– Потом расскажу, – прошептал и, откашлявшись, отстранился. – Уложим дочек и спокойно поговорим?

– Я спать не хочу, – уперла кулачки в бока Аня. Махнула темным хвостом и подмигнула. – Я спою песенку сестричке, а вы как раз поговорите. Идет?

Тая заморгала часто-часто, а потом прошептала:

– Мне кажется, что я сплю.

– Не просыпайся, пожалуйста, моя Афина… потому что я буду ползать у твоих ног, но никогда больше не  потеряю.

– Я так виновата, – она закусила губу до крови, а я взял ее ладонь в свои руки и поцеловал в сплетение вен.

– Нет. Я только сегодня это понял, и умоляю прости за все, что сделал.

– Я простила, когда родилась… – она опустила взгляд на дочь. Лика, уютно устроившись на груди Таи и захватив мой палец крошечной ручкой, мирно спала.

Конец