Обучение у воды - Александр Медведев

Вода заполнила меня целиком, и внутренним взором я увидел, как бы в разрезе, оболочку своего тела, растягивающуюся под напором заполняющей его воды. На какое-то мгновение в моем сознании всплыла картинка из учебника физики, иллюстрирующая силу поверхностного натяжения в верхнем слое молекул воды. Я ощутил свою кожу, как слой таких молекул, цепляющихся друг за друга и пытающихся удержать неизменной форму моего тела, но напор воды оказался сильнее, и тело, стремительно расширяясь в стороны, понеслось куда-то вниз, сливаясь с озерной гладью. Последним впечатлением было то, как я сливаюсь с озером, а поверхность моих рук и груди растекается по поверхности. Одновременно я чувствовал толщу воды внизу и давление воздуха сверху.

Я медленно приходил в себя, вновь ощущая свое лежащее на земле тело с тупо ноющими после тренировки мускулами. Ли высился надо мной как скала, демонстрируя своей преувеличенно выразительной мимикой всю степень своего недовольства мной.

— Ай-яй-яй, разве можно быть таким ленивым, — укоризненно цокая языком, говорил он. — Я сказал, что мы должны развести костер и поесть. Когда ты, наконец, будешь слушаться меня? Если я говорю, что мы будем есть, это означает, что мы будем есть, а не спать, понимаешь?

— Ли. — начал я, — ты представляешь, у меня получилось…

— Что у тебя действительно здорово получается, так это плюхаться на землю и засыпать в самый неподходящий момент. Ты собираешься разводить костер или нет? Я затрачиваю на тебя столько сил, что мне просто необходимо подкрепиться.

Я встал и начал собирать дрова. Учитель был прав, вода действительно успокоила меня. Возбуждение, дающее о себе знать неприятным ощущением в области головы, шеи и плеч исчезло, сменившись приятной прохладой. Утихала боль в утомленных мышцах.

— Учитель, а вода всегда успокаивает? — спросил я.

— Ты же сам знаешь, что нет. Помнишь, что я говорил об использовании стихий? Когда же ты, наконец, научишься не задавать вопросы, на которые сам знаешь ответ? Просто в данный момент тебе надо было избавиться от излишка агрессивной энергии, и использование спокойной воды было одним из способов.

Около получаса мы провели в молчании. Я занимался костром и приготовлением пищи. Учитель сооружал из трав и корешков какой-то мудреный салат.

Еда заметно улучшила настроение Ли. Он привалился спиной к стволу дерева, с удовольствием прихлебывая из кружки душистый травяной чай.

— Пора тебе становиться более самостоятельным, мой маленький брат, — сказал он. — Мы уже говорили с тобой о человеческой жажде преклонения перед авторитетами. Воин должен уважать авторитет, но не преклоняться перед ним. Когда ты задаешь мне вопрос, на который сам можешь ответить, ты удовлетворяешь свою жажду преклонения перед авторитетом, и следование этой жажде ослабляет тебя, делая тебя зависимым и неуверенным в себе. Если же ты научишься сам отвечать на свои вопросы, то достигнешь мудрости.

— А как же тогда отношения Учителя и ученика? — спросил я. — Без тебя я мог бы попытаться ответить на некоторые вопросы, но вряд ли это были бы правильные ответы. Ты изменил меня, и я считаю, что без Учителя невозможно измениться и встать на правильный путь.

— Вопрос не в том, есть ли у тебя Учитель, а в том, можешь ли ты учиться, — сказал Ли. — Посмотри на Славика. Он слышит те же слова, видит те же техники, что и ты, но извлекает из этого нечто совсем другое. Конечно, формально можно сказать, что он учится, но он в основном впитывает ложные знания и делает ложные выводы. Главная же часть учения проходит мимо него. Люди вообще не замечают главные вещи. Прежде чем я вошел в твою жизнь, у тебя был другой Учитель, не менее значимый для тебя, чем я, но ты не слушал его и почти ничему не научился. Мое преимущество как Учителя в том, что я заставляю тебя слушать, но это дается нелегко. Как европеец, ты в основном понимаешь язык палки.

— О чем ты говоришь? — не понял я. — Какой Учитель у меня был до тебя?

— Самый лучший из учителей. Этот Учитель есть у каждого из нас, и я до сих пор прислушиваюсь к его советам. Имя этого Учителя — Жизнь.

— Это слишком просто, — сказал я. — Естественно, что жизнь нас учит, но если бы она учила нас правильным и нужным вещам, в мире не было бы войн, и все были бы мудрыми и счастливыми.

— Ты не прав, — возразил Ли. — Дело не в том, что жизнь — плохой учитель, а в том, что у этого учителя плохие ученики. Они не обращают внимания на то, что происходит с ними и вокруг них, или не делают правильных выводов из преподанных им уроков. В большинстве случаев они даже не замечают, как жизнь преподает им уроки. Основатели клана Бессмертных когда-то тоже были обычными людьми, но их отличало от остальных умение учиться. Сейчас ты попробуешь увидеть то, чего обычно не замечаешь. Погрузись в медитацию воспоминаний и расскажи мне что-нибудь самое простое и обыденное из твоей жизни и жизни окружающих тебя людей. Постарайся увидеть эту жизнь так, как ты обычно ее видишь, а потом ты посмотришь на нее глазами человека, который умеет учиться у главного и лучшего Учителя всех живых существ.

Я пытался представить, что может быть самым простым и обыденным в моей жизни, когда голос Учителя оторвал меня от размышлений.

— Расскажи мне о твоем доме, твоих соседях и твоем дворе, — сказал он.

Я закрыл глаза и погрузился в медитацию воспоминаний. Сначала ко мне пришло чувство, согревшее мое сердце теплым ощущением любви к месту, где я появился на свет, а потом перед глазами начали проплывать картины из такой будничной и в то же время наполненной событиями, приключениями и страстями жизни моего двора.

Я жил в старой части Симферополя, в самом его центре, рядом с Центральным универмагом. Мой дом представлял из себя серое двухэтажное строение чуть ли не дореволюционной постройки. Подобно крепости, он окружал небольшой прямоугольный дворик, проникнуть в который можно было только через облупленную и благоухающую мочой арку. Когда грузовой автомобиль, ежедневно подвозивший товары к черному ходу продовольственного магазина, блокировал проход, ни одна машина не могла ни выехать, ни въехать.

Дом был таким старым, что в нем не было никаких удобств. Невообразимо грязный и вонючий туалет располагался внизу, рядом с дровяными сараями. Моя мать, с детства имеющая болезненную тягу к чистоте, незаконным образом, поскольку официально это делать не дозволялось, провела к нам в квартиру холодную воду, и мы, на зависть соседям, стали первыми в доме обладателями большой чугунной ванны с титаном, отапливаемым дровами, и даже туалета. Правда, за недостатком площади и ванна и туалет располагались в узком коридоре между комнатой и четырехметровой кухонькой, и отделялись всего лишь матерчатой занавеской, но мы были счастливы. Гости, правда, чувствовали себя не совсем уютно, когда необходимость вынуждала их уединиться за занавесочкой, колыхавшейся от шагов людей, снующих по коридору, но нас это не беспокоило. Мы привыкли.

Каждый двор обязательно имеет свою местную достопримечательность. В нашем дворе такой достопримечательностью была моя мама. В течение последних тридцати лет жизни она болела раком. В молодости она перенесла брюшной тиф, туберкулез, и, помимо того, обладала уникальным набором всевозможных заболеваний, одна мысль о которых могла бы свести в могилу более впечатлительного и нервного человека. Но только не мою мать. Инвалидность первой группы не могла сломить сверхэнергичный, властный, непреклонный и прямолинейный, как линия коммунистической партии, характер Александры Авенировны. Ее образ мыслей был так же прямолинеен и непреклонен.

Мама всегда знала, что есть черное и что есть белое. Она молниеносно принимала решения и ни на секунду не сомневалась в их правоте. Коммунизм — это хорошо. Все остальное — плохо. Добро — это хорошо. Зло отвратительно и должно быть наказано. Мама не принимала возражений и не шла на компромиссы. Сослагательное наклонение полностью отсутствовало в ее лексиконе. Если она что-то изрекала, то это был приказ, и тот, кто посмел ослушаться приказа, вызывал на свою голову шквал возмущения, под которым трудно было устоять. Даже когда мне было уже за тридцать, и я переехал жить в Москву, мама регулярно писала мне письма, заполненные лозунгами и наказами приблизительно следующего содержания:

«Дорогой Шурик! Зимой приказываю тебе надевать шапку. Одевайся тепло и хорошо застегивайся. Запомни, деньги в жизни не главное, главное — честь. Будь чистым и ешь хорошо…» и так далее.

Поскольку мама пребывала на пенсии по инвалидности, а добровольные общественные нагрузки и активная деятельность в местной коммунистической ячейке не могли поглотить все ей свободное время, большую часть дня она проводила, стоя у кухонного окна и активно вмешиваясь в жизнь двора. Громовым командирским голосом она отдавала приказы, к которым все уже привыкли и на которые никто не обращал внимания.