«Попаданец» в НКВД. Горячий июнь 1941-го - Виктор Побережных

– Мартынов звонил, ждёт тебя с бумагами.

– А? А сколько времени? – я огляделся.

– Половина пятого, – Яша глянул на часы и покачал головой, – Ну ты заработался…

– Заработаешься тут. Когда хрен к заднице на толщину трусов подкрадётся, ещё больше пахать будешь, – я глянул на стопку исписанной бумаги, лежащую передо мной. Ни фига понаписал! Ладно, поздно вникать в свою писанину, тем более, что я и так заканчивал. Сложив бумаги в папку, я направился к Мартынову.

Александр Николаевич взглянул на принесённую папку, хмыкнул, мельком посмотрел несколько листов и вздохнул.

– Иди домой, Андрей. Выпей водки и ложись спать. Лицо у тебя, – он покачал головой и махнул рукой, давая понять что я свободен.

Интерлюдия. 13.07.1942 г, кабинет наркома НКВД Л.П. Берии.

– Ты сам-то читал? – Лаврентий Павлович кивнул на папку, – Или не глядя принёс?

– Мельком посмотрел, Лаврентий Павлович, – Мартынов отставил кружку с чаем и достав папиросы вопросительно взглянул на наркома. Получив разрешение он закурил и, выпустив облако дыма, продолжил, – Много интересного, но и бреда хватает.

– А что ты понял из прочитанного о Стасове и вообще, – Берия неопределённо покрутил пальцами, будто ловя что-то неуловимое.

– Что понял? Что Стасову небезразлична судьба страны, – Мартынов пожал плечами, – В чём-то он наивен, в чём-то ошибается, в чём-то прав.

– Эх, Александр Николаевич. Главного ты не понял. По этим бумагам, – Берия хлопнул по папке и повторил, – Главного не понял. Благодаря этому рапорту, мы больше узнали о том кошмаре, в который провалилась страна в 90-х годах. Больше, чем из всех допросов Стасова и Максимова. Больше, чем накропали наши аналитики. Скажи мне, Александр Николаевич. Как нужно ненавидеть целые народы, чтобы придумать такое переселение? Что должны были делать представители этих народов, чтобы их так возненавидеть? Насколько нужно не верить в честность чиновников любого уровня, чтобы предлагать такие меры по их контролю? Вот посмотри на это.

Мартынов взял листок, протянутый ему наркомом, и вчитался. М-да. Такого даже при Ежове не было. У Стасова с головой в порядке? Видимо он произнёс это в слух, потому что нарком ответил.

– Нормально у него с головой. Нормально. И многое из того, что предлагает – вполне действенные меры, которые ведут к одной цели. Исключить возможность уничтожения СССР. Над этим рапортом ещё работать и работать. Давай, Александр Николаевич, иди. А я ещё посижу. Подумаю.

Интерлюдия. 14.07.1942 г. Москва, Кремль, кабинет И.В. Сталина.

Лаврентий Павлович внимательно наблюдал, как Сталин, прочитав последний лист рапорта Стасова, откинулся на спинку стула. В глубокой задумчивости Вождь открыл коробку папирос, взял трубку, и начал набивать её папиросным табаком, переламывая и разминая папиросы пальцами. Продолжая сохранять молчание, Иосиф Виссарионович раскурил трубку, сделал несколько затяжек и встал. Продолжая окутываться клубами дыма, Сталин стал прохаживаться по кабинету, мягко ступая по ковру. Подойдя к окну, он пару мгновений смотрел в него и, неожиданно для наркома, спросил:

– А чито с "Бомбой" у нас?

Вздрогнувший Берия, не ожидавший подобного вопроса, на пару секунд растерялся. Но сумел взять себя в руки и ответил:

– Всё идёт согласно графика. Особых успехов пока нет, но перспективы неплохие. Разработка месторождения сырья уже началась. К особо опасным работам привлечены осужденные по особо тяжёлым статьям уголовного кодекса – убийцы, насильники и подобные им лица. В дальнейшем, в соответствии с решением политбюро, будут использоваться и лица, сотрудничавшие с немцами. Главным достижением, на сегодняшний день, является успех в Дании. Удалось убедить Нильса Бора на переезд в СССР. Вместе с ним согласилось переехать ещё двадцать семь молодых математиков с семьями, всего 73 человека. 20 июля они прибывают в Мурманск.

– И как вам удалось убедить его? – Сталин отвернулся от окна и заинтересованно взглянул на наркома.

– Сам удивляюсь, Иосиф Виссарионович, – Берия развёл руками, – Как мне сообщили, особых уговоров не потребовалось.

– Очэнь, очэнь хорошо! – Сталин вернулся за стол, отложил трубку и кивнул на папку с рапортом Стасова, – Чито ты думаешь по этому делу?

– В первую очередь, Иосиф Виссарионович, я думаю, что дела в его будущем были, – он помялся, – Плохими дела были.

– Уж скажи прямо – херовые дела там творились, – Сталин раздражённо махнул рукой, – Чито ти думаешь по его предложениям? И насколько они, гм, могут стать необходимыми?

– Многое из предложенного Стасовым необходимо осуществлять, если мы не хотим оставить, даже малейших шансов, нашим врагам на развал страны в дальнейшем, – Берия твёрдо смотрел в глаза Вождя, – Я просто уверен в этом. Уверенности добавляет и информация, ранее полученная от Стасова и Максимова.

– Увэренность это хорошо, – Сталин усмехнулся, – Без увэренности не может быть нормальной работы. Что с комиссией, работающей на освобождённой территории?

– Работают, Иосиф Виссарионович, – с еле заметной паузой ответил Берия, снова не ожидавший подобного переключения темы разговора, – Фиксируются все преступления гитлеровцев на нашей территории. Жуткие факты сообщают. Просто жуткие.

– Включи в группу, работающую на Юге Стасова и сколько нужно людей охраны. Пусть поработает на воздухе, – Сталин усмехнулся, глядя на выражение растерянности на лице Берии, – Пусть поработает. А ти, Лаврентий, расскажи ка мне, что там за история с Рокоссовским и Андреевым?

– Ситуация интересная, – оживился нарком, – Выстраивается интересная цепочка…

Вчера, послушавшись Мартынова, я "принял" водовки и завалился спать. Правда со "снотворным" я перестарался, поэтому утром чувствовал себя весьма паршиво. Голова просто раскалывалась, во рту ночевало стадо мамонтов, не меньше! И нахрена я вчера столько выжрал, спрашивается? В ванной, увидев своё отражение в зеркале, я даже вздрогнул. Настолько, в этот момент, я походил на одного знакомого из прошлой жизни. Ещё до армии, подрабатывая на летних каникулах грузчиком на овощной базе, я столкнулся с интересным типом. Не знаю его имени, но все звали его Скупа. Невысокий худощавый мужичёк, весельчак, балагур и "идейный алкоголик". Именно так он называл себя. Несколько раз его, за пьянство, отправляли на лечение от алкоголизма в ЛТП (лечебно трудовой профилакторий. По сути – тюрьма для алкоголиков). После загула, он выглядел как моё отражение в зеркале. Вспомнилась одна из его присказок – наша выпуклая часть спины как резина, не боится сульфазина. Не-е. Водка – Зло! Вернее не водка, а неумеренное потребление оной! Определившись, что пить нужно меньше, я привёл себя в порядок, поздаровался с пришедшими за мной сержантами и отправился на службу. Как ни странно, никто меня никуда не дёргал. Ни Мартынов, ни, тем более, Лаврентий Павлович. Мартынова вообще не было на месте, а к наркому я и сам не лез. Поэтому спокойно занимался работой с бумагами. Так же спокойно прошёл и следующий день. Уже вечером, 15 числа, около шести часов, появился Мартынов. Внимательно осмотрев наш коллектив, который дружно уставился на отца-командира в ожидании приказов. Видимо осмотр прошёл нормально, потому что Мартынов удовлетворённо кивнул и объявил.

– Орлы! Слушай приказ. С завтрашнего дня, временно исполняющим обязанности заместителя специальной группы, то-бишь моим, назначается старший лейтенант Зильберман. Временно, на период служебной командировки старшего лейтенанта Стасова. Все могут идти домой, а ты, Стасов, за мной.

Придя в кабинет Мартынова, я вопросительно посмотрел на командира. Тот хмыкнул и откинулся на спинку стула.

– Послезавтра, ты, в составе группы сотрудников госбезопасности, прокуратуры и МУРа, выезжаешь в Ростовскую область. Вы будете участвовать в работе спецкомиссии, по расследованию преступлений фашистов на временно оккупированной территории. Завтра познакомишься с группой, пройдёшь инструктажи и т. д.

– Товарищ старший майор! Какой из меня дознаватель?! Вы чего?! – я обалдел. Ожидал чего угодно, но только не такого!

– Это приказ, товарищ старший лейтенант! – Мартынов жёстко пресёк моё возмущение, – Вы свободны!

Глава 43

Оказывается, я очень разбаловался за последнее время. Привык летать самолётом, аристократ хренов! Думал, по простоте душевной, что и в этот раз по воздуху до места доберусь. Счаз! Размечтался! А в теплушку не хотите, товарищ старший лейтенант? Как не хотите? А придётся! И пришлось трястись в этом СВ, чёрт бы его побрал! Нет. По началу, первые два дня, было даже прикольно. А вот дальше уже надоело. Причём мы-то, в смысле усиление комиссии, ехали с относительным комфортом, в отличии от остального эшелона. Всего 11 человек на теплушку, так что место было. И всё бы ничего, если бы не старший нашей группы, которым назначили военюриста второго ранга Пуриса. Если бы я не знал его имени и фамилии, ни за чтобы не догадался, что он прибалт. Военюрист Адам Янисович Пурис, был маленький, кругленький, с густыми, жёсткими на вид, волосами на непомерно большой для такого тела голове. Хитрые, немного косящие маленькие глазки, спрятавшиеся в глубине пухлых щёк под низким, скошенным лобиком, казалось, постоянно ощупывают всё окружающее. Весьма отвратный, внешне, тип. Именно так я и подумал в первый момент. Ну ни как он не напоминал знакомых мне прибалтов! Хоть убейте! Этот мелкий живчик, скорее напоминал кавказца или еврея, но не степенного латыша, кем он был на самом деле. При всей своей невзрачной внешности, Адам обладал шикарным, хорошо поставленным баритоном. Услышав который я просто обалдел, вспомнив первую встречу с "Бахом", а в процессе знакомства, я полностью поменял своё мнение о Пурисе – умница и весельчак! Именно так я стал считать уже через десять минут после знакомства. Энергия и шутки просто били из него во все стороны. Эх, если бы я знал его поближе, то заранее бы застрелился или пристрелил его! Мало того, что он оказался алконавтом, так ещё и трепаться мог круглые сутки, без перерыва! К концу второго дня, вся наша группа, явно мечтала пристрелить его. До того достала его болтовня, водка и бабы. Как он ухитрялся на каждой остановке находить себе новую пассию, просто ума не приложу. И чем он их так очаровывал? Голосом? Или весь в корень ушёл? Вообще, компания подобралась нормальная. Все примерно одного возраста, за исключением Пуриса, которому было уже сорок три года. Звания тоже не сильно различались, да и относились, почти все, к одной "конторе". Только Пурис и ещё один военюрист, Смолин Олег, были из прокуратуры. Все остальные – из НКВД: МУРовцы и три ГБешника, считая меня.