Адамово яблоко (журнальный вариант) - Ольга Погодина-Кузьмина

Максим попытался усмехнуться, но смог только скривить губы от новой вспышки боли в висках. Хотелось пить, он поднял с пола бутылку минеральной воды и с наслаждением сделал несколько глотков.

— И ты меня позвал, чтобы я тебе в этом помог? — спросил он Радика.

— Ну да, — ответил тот не слишком уверенно. — А ты чего, зассал? Так я Добрыню попрошу.

— Хорошо, я сейчас позову Добрыню, только ты сиди здесь, — проговорил Максим, чувствуя, как его начинает бить похмельный озноб. — Сиди здесь. И не пей водки, понял?

Когда он будил Добрыню, одна из девушек пошевелилась и посмотрела равнодушным пьяным взглядом.

— Отвали, Макс, я сплю, — простонал Добрынин, но Максим насильно усадил его на кровати, а затем поднял на ноги.

— Пойдем со мной. У нас траблы.

Когда они поднялись в спальню, там уже находился совершенно трезвый Котов. Он осматривал труп девочки, её опухшее лицо и шею.

— Поздравляю тебя, Жирный, — резюмировал он, оглядываясь на Максима и Добрынина. — Дадут лет пять при хорошем раскладе.

— Блядь, да я сказал, это несчастный случай! — всхлипнул Радик. — Она сама! Случайно! О кровать!

— Она сама себя душила жирными пальцами, следы от которых остались у неё на шее?

Радик обхватил голову руками и начал раскачиваться вперед и назад, издавая глухие стоны.

— Давайте без истерики, — попросил Максим. — Нужно решать, что делать.

— Лично я уезжаю, — заявил Котов. — Прямо сейчас, на электричке. Доносить я не буду, но если спросят, расскажу всё, как было.

Добрыня тоже подошел к мертвой девушке, заглянул ей в лицо.

— Жирный, ты чего, опух в атаке? На хера ты это сделал-то? Тебя в детстве не учили, как колготки надевать? Что две дорожки — это жопа?

— Я тоже поеду домой, — проговорил Максим. — Мне завтра на работу.

— А я? — вскинулся Радик. — Куда я её дену? Вы чего, приссали все?

Котов пожал плечами.

— Конечно приссали, Жирный. Это уголовное дело. Ты развлёкся перед свадьбой — теперь сам решай свои проблемы. Кстати, я бы не советовал тебе сбрасывать труп на трассе. Её скорей всего найдут, со следами насильственной смерти… покажут её портрет сутенерам, выйдут на кого-нибудь из её подружек, которые сейчас дрыхнут внизу. Они расскажут, как приехали с нами на дачу, а потом их коллега исчезла. Менты нас возьмут и будут разбираться, кто сломал ей позвоночник. И кто помогал вывезти труп. В общем, я бы порекомендовал её закопать или утопить, привязав какой-нибудь груз. Нет тела — нет дела.

— Пиздец, — вздохнул Добрыня. — Отметили, бля, мальчишник. Таджикские школьники пишут сочинение «Как я провез это».

— Кто-нибудь из нас умеет копать? — спросил Максим, оглядывая серые в сумеречном свете лица.

— Кстати, у вас ещё три потенциальных свидетеля, — напомнил Котов.

Радик продолжал раскачиваться на стуле, уставившись в какую-то точку на обоях. Добрыня окликнул его.

— Жирный, блядь! …

— Я вижу единственный разумный выход, — проговорил Кот, вдруг сжалившись над приятелем. — Мы сейчас увозим девиц, якобы нам надо в город, а ты остаешься здесь.

— Я не буду с ней оставаться! — воскликнул Радик.

— Ты звонишь своему отцу, — невозмутимо продолжал Котов. — И рассказываешь ему всё как есть.

— Он меня убьет.

— Не убьет. У него наверняка есть люди, которые умеют копать. Поверь мне, проще и дешевле решить проблему на этом этапе, чем потом разбираться с силовыми структурами по факту трупа.

— Котов прав, — сказал Добрыня. — Это лучший вариант.

Радик поднял на Максима жалобные, полные слез глаза.

— Он меня убьет.

— Хочешь, я позвоню твоему отцу? — предложил Максим через силу. — Я позвоню, а вы разбудите девок. Только дай мне алькозельцер, Жирный.

Эта простая просьба как-то оживила Радика. Они вместе спустились на кухню, нашли в аптечке средство от похмелья.

Старшая проститутка, Маргарита, вышла к ним уже одетая. Она включила чайник и заварила свежий чай, и Максим с удовольствием выпил чашку, время от времени спохватываясь: о, господи, смерть. Смерть человека, девочки, которая смеялась и дышала ещё два часа назад.

Две другие проститутки тоже вышли в кухню, зевая и пряча помятые лица.

— Извиняемся, девчата, — натужно балагурил Добрыня. — Бизнес есть бизнес. Едем заключать срочную сделку, на восемнадцать миллионов долларов. От таких предложений не отказываются… не, ну чаю можно выпить, конечно. Лучше кофе.

Затем, выйдя в коридор, Максим заперся в какой-то кладовке и позвонил с телефона Радика его отцу. Невозможно было рассказывать всё, и он сообщил только, что Радику нужна срочная помощь, но с ним всё в порядке, он жив и здоров. Кочетков-старший потребовал, чтобы трубку передали сыну, и Максим с облегчением выполнил его пожелание. Одновременно он подумал, а что бы было, если бы сам он оказался в подобной ситуации? Как бы поступил его собственный отец?..

Потом проституток усадили к нему в машину, с ними сел Кот, а Добрыня все же остался с Радиком, у которого началась истерика. Максим видел, что старшая, Маргарита, что-то заподозрила. Но это было даже к лучшему — она явно принадлежала к числу людей, которых осторожность делает молчаливыми. Лена и Света проспали всю дорогу и не скрывали радости при получении чаевых сверху обговоренной таксы.

Таня не сразу отперла дверь: спросила «кто там», крикнула «сейчас», и ещё минут пять Максим ожидал на лестнице, пока она оденется и предупредит своего гостя, или ещё бог знает что. Наконец, она впустила его, извинившись.

— Налей мне, пожалуйста, чаю, — попросил он. — Если, конечно, ты одна. И можно у тебя немного поспать?

— Тебя что, выгнали из дома? — спросила она, зевая.

— Нет, — ответил он. — Просто не хочу оставаться сам с собой.

Она немного располнела, или так казалось из-за просторного халата, из-под которого торчала сиреневая ночная рубашка. Лицо сделалась словно мягче, проще и женственнее, но золотые волосы, кое-как подколотые на затылке, все так же гладко блестели, и губы были так же свежи, а в квартире царил всё тот же уютный беспорядок.

Вытерев кухонный стол, она поставила перед ним чашку и села, дожидаясь, пока закипит чайник.

— Я рад тебя видеть, — сказал Максим. — Надеюсь, ты никуда не спешишь?

— Сейчас полдевятого утра, — напомнила она. — Я работаю вечером. Нет, в спальне меня никто не ждет, если ты об этом.

— Да, извини, — кивнул он, едва сдерживая острое желание уткнуться лицом в её колени.

Таня смотрела на него с грустью.

— Надо тебе завязывать с наркотиками. Совсем плохо выглядишь. Может, к врачу сходить?

— Дело не в этом, — покачал головой Максим. — Я просто хотел сказать тебе, что… Даже не знаю, зачем я приехал. Как-то глупо всё.

Она разлила чай по чашкам и закурила.

— Ладно, расскажи, чем ты занимался всё это время. Что нового? Как твой отец?

— Да, собственно, ничего. Вернее, нет, папа женился. Была свадьба, человек сто гостей. Обед, музыка, торт — всё как положено. Сейчас они уже вернулись из Европы. Медовая неделя.

— А как же Игорь? — искренне удивилась она.

— Папа, кажется, отправил его куда-то учиться. За границу… Так что приличия соблюдены. А Радик женится на этой маленькой модели. Наташа, так её, кажется, зовут. Она уже на седьмом месяце. Собственно, сегодня ночью мы справляли мальчишник.

Таня смотрела на струйку дыма над своей сигаретой.

— А ты?

— Нет, я не женюсь ни на ком.

— Я не об этом… Ты что делаешь?

— Тебе действительно интересно? Мы делим бизнес с бывшими компаньонами деда, они выходят из компании. Вот я сейчас занимаюсь бумагами по итогам инвентаризации, готовлю независимые оценки для арбитражного суда. Скучная работа, честно сказать, — Максим посмотрел на Таню, глазами спрашивая другое, самое важное сейчас. — Ты знаешь, мне всё время снится один и тот же сон. Как будто я карлик. Я маленький, у меня жесткие торчащие волосы… Я спрятался в постели, но тут кто-то меня вытаскивает, берет за бока, как младенца, поднимает вверх и говорит: «Вот он, карлик Нос»! И я понимаю, что я беззащитное, озлобленное существо… и мне очень страшно. — Она молчала, и Максим торопливо продолжал: — У меня будто что-то разомкнулось в голове. Кажется, я уже скоро начну слышать голоса, как Жанна Д’Арк. Не знаю, зачем я живу. Сегодня я видел смерть и подумал: может быть, ты была права? Может быть, мы и есть — олово для пуговиц?..

Она смотрела на него с изумлением и жалостью. И он вдруг понял — да, её нежность и жалость, вот зачем он приехал сюда, вот чего он искал. Она покачала головой.

— Максим-Максим… да ты совсем не в себе.

— Да, — сказал он. — Я не в себе. Мы можем сейчас заняться сексом?..

По её лицу он понял, какой ответ услышит. Ему вдруг сделалось невыносимо стыдно самого себя, вывалившего душевные помои перед женщиной, которую он так пронзительно любил и желал.