Журнал Наш Современник №7 (2002) - Журнал Наш Современник

Мы сделали только одно предположение, которое не противоречит логике о существовании рядом с трехмерным пространством более сложных многомерных пространств. Мы могли бы вспомнить о существовании целого ряда чудесных явлений, которые невозможно объяснить с точки зрения существования исклю­чительно трехмерного пространства. Добавим сюда ежегодное, происхо­дящее в Великую православную субботу чудесное самовозгорание благодатного огня в пещере храма Гроба Господня в Иерусалиме или приобретение чудесных свойств водами в ночь с 18-го на 19 января перед православным крещением. Все это чудеса только с точки зрения трехмерного пространства. Но если даже отказаться и от этих вполне реальных аргументов, если нужно выбирать между бессмыс­ленностью, безнравственностью, безысходностью, скукой, полным забвением всего и вся и чудом, мы выбираем чудо!

“По законам природы смерть по-прежнему косит жизнь, тление царит в мире. Но для веры открывается безумие и беззаконие самой смерти. Воскресение Христа есть единственный и абсолютно разумный факт мировой жизни; в победе жизни над смертью, правды над злом есть Разум, Смысл. Царствующие в природе смерть и тление безумны и неразумны”, — писал Бердяев.

Таким образом, в истории развития искусства поразительным образом отражается основной конфликт Творения. Предания рассказывают, что Воланд был ближайшим сподвижником Создателя. Но их пути разошлись. Было создано совершенное трехмерное пространство, прекрасная планета, удивительный мир живой природы и совершенный биологический робот, наделенный самосознанием. И если мы поверим, что это все и больше ничего не существует, если мы поверим призыву: “Будьте как боги!”, то мы совершенно неожиданно окажемся последователями мировоззрения, наполненного, в сущности, уничтожающим презрением к человеку. Предел возможностей, желаний и фантазий существа, которое подумало о себе “Буду как боги!”, ограничивается в самом лучшем случае тридцатью годами полного удовлетворения потребностей своего тела. Сладко пить, вкусно закусывать, мягко спать, удовлетворять свои сексуальные фантазии и примитивное честолюбие. Далее следует череда болезней, смерть и, в дальнейшем, полное забвение всего и вся. “Будьте как боги!” — сколько восторга, горделивости и самоутверждения! Увы — это только обманчивое первое впечатление. На самом деле призыв “Будьте как боги” означает изощренное издевательство и полное презрение к человеку. “Будьте как боги” — и человек оказывается разумным, а потому особо опасным животным, способным только на удовлетворение своих самых примитивных потребностей и обреченным на неизбежное и полное забвение вместе со всеми плодами своей сомнительной деятельности. Это позиция авангарда.

Признайте свою ограниченность, конечность и несовершенства, и вы становитесь способными к духовной жизни, к самопожертвованию и к бессмертию вместе со своей бессмертной душой. Конечно, человек — совершенное биологическое существо, и ему предоставлена прекрасная планета, где он может удовлетворить все свои потребности. Но это только минимальные условия для беспредельных возможностей. Нужно только некоторое нравственное и духовное усилие. Нужно только преодолеть примитивные ориентиры сиюминутного существования и сосредоточиться на основной задаче — духовном взращивании своей бессмертной души, и этот духовный подвиг может завершиться совместной победой человека и Создателя. Это позиция подлинного фундаментального искусства.

Авангардное искусство принимается, приживается и разрастается в сытом и благополучном обществе. В этом обществе духовность становится никчемной обузой, помехой, сковывающей восторги физиологических наслаждений.

“Укрывшись от ветра, морского прибоя и звезд, ты не утруждаешь себя великими задачами, тебе и так немалого труда стоило забыть, что ты человек”, — писал Герман Мелвилл.

Цель жизни — максимальный комфорт любой ценой.

Искусство — это игра, развлечение, наслаждение.

Окружающее нас Творение — забавная случайность, нелепая шутка Природы, — утверждают авангардисты своим творчеством.

Действительно, окружающее нас Мироздание реализовано в самом простом, но все же положительном трехмерном пространстве. Наличие времени, конечность всех явлений нашего мира тоже указывают на простейшую структуру трехмерного мира, отданного людям. И это не ошибка Создателя. Творение совершенно. Это именно то необходимое состояние неустойчивого равновесия между Добром и Злом, которое наилучшим образом соответствует процессу выращивания человеческой души.

 Авангардное искусство берет на себя значительную долю ответственности за процесс разрушения духовности. Бездуховное искусство ведет к бездуховному обществу биологических роботов. Биологический робот, озабоченный только физиологическим комфортом, неинтересен и бесполезен для Создателя. Торжество биологического робота уничтожает смысл всего Творения. Общество биологических роботов обречено на самоуничтожение. “И будет новая земля и новое небо!”

Капитолина Кокшенёва • Все та же любовь... (Наш современник N7 2002)

От редакции

Нашему читателю, возможно, имена молодых писателей, названных в статье, неизвестны. Но их произведения опубликованы, они вышли в мир со своими идеями, рассуждениями, образами.

Мы сочли возможным вглядеться в их лица и потому, что будущее русской литературы, безусловно, связано с молодыми именами, и потому, что в обществе (особенно в СМИ) в связи с поколением “детей” настойчиво внедряется мысль о тотальном разрыве с “отцами” (и отечественной традицией). Так ли это? Кто они? На эти вопросы и отвечает статья К. Кокшенёвой о молодой прозе.

Капитолина КОКШЕНЁВА

ВСЕ ТА ЖЕ ЛЮБОВЬ...

Проза молодых: мифы и реальность

Действительно, есть ли в современной литературе те, кого мы назовем новым поколением писателей? Действительно ли молодые писатели говорят от лица некой общности? Если это так, то необходимо, собственно, ответить на два вопроса: связана ли молодая проза с реально существующим молодым поколением. Или же, попросту, разговор о поколениях — это всего-навсего проблема литературной технологии, к которой вынужденно прибегают критики?

Определений поколений было множество. Можно вспомнить о “поколении рассерженных” и “потерянном поколении”, о поколении “сорокалетних”. Было “поколение раздолбаев” и были “шестидесятники”, а среди них — советские “звездные мальчики”. Есть и совсем свежие определения молодого поколения как “поколения секса” и “поколения кекса”, “генерации пи” и поколения эгоистов (по определению нового модного журнала “Эгоист дженерейшн”). Наконец, было фронтовое поколение писателей, пожалуй, единственное, в котором имя не противоречило сути. Впрочем, “новые люди”, что уловила русская литература, появлялись с завидной регулярностью внутри своего поколения всегда, но именно по этим “отклонениям” и по этим “аномалиям” (по их выделенности из своей среды) зачастую все поколение получало имя. Но если нигилисты классического русского века носились еще с “общими идеями” и “общим делом”, то, кажется, нынешние нигилисты обладают не именами, но кличками (“поколение пепси”), которыми так быстро заменили “детей съездов”.

Во всех этих определениях есть два центра: попытки собрать поколение вокруг идеи (рассерженные, бунтующие, потерянные, нигилисты и так далее), или же собрать поколение в простом, хронологическом смысле, определяющем человеческую жизнь и время десятилетиями — вплоть до “поколения 1937 года” Владимира Бондаренко, который, при всем игровом характере своего принципа, указал на мистический фактор формирования поколения. Но мистические смыслы истории поколений нас не будут интересовать просто потому, что не человеческого ума это дело. Останемся же в пределах нам доступных и посмотрим на тех, кто сам себя понимает или не понимает, ощущает или не ощущает частью некоего большего целого — поколения.

 БЕСПЕЧАЛЬНЫЕ ПРАВДОЛЮБЦЫ

Элементарный инстинкт подсказывает всем литературным изданиям: молодую прозу нужно искать. И мы ее ищем. Не только мы, но и наши оппоненты хорошо чувствуют эту необходимость обеспечения будущего литературы, а потому “толстые” журналы рискуют — как журнал “Москва”, напечатавший повесть Максима Свириденкова “Пока прыгает пробка” и Игоря Малышева “Лис” (ставшие скорее экспериментом журнала, нежели типичной для него прозой). Рисковал, очевидно, и “Наш современник”, печатая рассказ Романа Сенчина, одновре­менно, по преимуществу, издающегося в “Октябре” и “Знамени”. Стоит ли это “открытие дверей” перед молодой прозой таких разных по направлению журналов понимать как стирание эстетических и идеологических границ, существовавших для прежних поколений писателей? Считать ли знаком поколения их идеоло­гическое равнодушие или считать “идеологическим беспутством” уничтожение барьеров между изданиями? Свириденков, Малышев и Сенчин пишут во вполне реалистической манере*, что, отчасти, объясняет их появление в “Москве” и “Нашем современнике”, но все же я хочу посмотреть на проблему шире.