Фронт без границ. 1941–1945 гг. - Б. Белозеров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Другим Указом от 15 ноября 1943 года Президиум Верховного Совета предусмотрел меру ответственности за разглашение военной тайны на срок до 10 лет лишения свободы. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 14 апреля 1942 года предусматривалась мера уголовной ответственности фашистских захватчиков в виде смертной казни или ссылки на каторжные работы на срок от 15 до 20 лет за совершенные ими зверства по отношению к военнопленным и мирному населению и др.
Подведомственными для военных трибуналов являлись дела, связанные с изданием постановлений ГКО и приказов Верховного Главнокомандующего. Исключительную опасность для боеспособности армии представляли паникерство, трусость и сдача в плен. В силу разных обстоятельств уже к 15 июля 1941 года в плену врага оказалось 724 тысячи советских воинов. Для пресечения этого необычного явления принимались различные решительные меры. 16 июля 1941 ГКО принял постановление № 00381, в котором говорилось, что: «…отдельные командиры и рядовые бойцы проявляют неустойчивость, паникерство, позорную трусость, бросают оружие и, забывая свой долг перед Родиной, грубо нарушают присягу, превращаются в стадо баранов, в панике бегущих перед обнаглевшим противником»[505]. Тогда же военному трибуналу были переданы дела на ряд крупных военачальников, как Д. Г. Павлова, В. И. Климовских, А. Т. Григорьева, А. А. Коробкова и др.
16 января 1942 года ГКО принял постановление № 1159с «О порядке передвижения военнообязанных в военное время и ответственности за уклонение от воинского учета». В соответствии с ним все уклоняющиеся от призыва и мобилизации привлекались к ответственности по ст. 193 п. 10 УК РСФСР (ст. 193 УК предусматривала наказание за воинские преступления).
Борьба с дезертирством на протяжении всех лет рассматривалась как опаснейшее уголовное преступление, которое не только подрывает боевую готовность частей и подразделений, но и значительно увеличивает угрозу безопасности населения своими бандитскими проявлениями. Главный военный прокурор и начальник Главного управления военных трибуналов 29 ноября 1942 года своим директивным письмом дали толкование постановления ГКО от 11 октября 1942 года об ответственности дезертиров, занимающихся бандитизмом или повстанческой деятельностью. Характерной особенностью данного разъяснения являлось то, что постановление ГКО от 11 октября 1942 года в действие вступило с этой даты и обратной силы не имело. Главный военный прокурор и начальник Главного управления военных трибуналов подчеркивали: «3. Постановление ГКО от 11 октября 1942 г. не следует распространять буквально на каждого дезертира, унесшего с собой оружие. Для предъявления обвинения по ст. 58-1 „б“ должно быть доказано фактическое занятие бандитской или повстанческой деятельностью или хотя бы принадлежность к банде, поставившей себе такие цели»[506]. (Приложение № 15).
Одновременно ужесточались и меры в отношении членов семей изменников Родины и дезертиров, занимающихся бандитизмом. Основаниями для этого также являлись постановления ГКО № 1926сс от 24 июня 1942 г. и 2401сс от 11 октября 1942 г. (Приложение № 16).
3 марта 1942 года Государственный Комитет Обороны постановлением № 1379с «Об охране военного имущества Красной Армии в военное время» указывал: «Исходя из того, что хищения и разбазаривание военного имущества подрывает военную мощь Союза Советских Социалистических республик, люди, творящие эти злодеяния должны быть рассматриваемы как враги народа…»[507], а следовательно, и меры к ним должны применяться суровые.
К приказам Народного Комиссара обороны, убедительно свидетельствующим о давлении на военные трибуналы, следует отнести приказ № 270 от 16 августа 1941 года, где все без разбора советские военнопленные объявлялись предателями и изменниками, и другой приказ № 227 от 28 июля 1942 года. Нарком юстиции и прокурор СССР направили всем органам военной юстиции директиву, в которой предписывалось «…действия лиц, преданных суду военного трибунала за пропаганду дальнейшего отступления частей Красной Армии, квалифицировать по ст. 58–10 ч. 2 УК РСФСР»[508]. Это был особый документ за всю историю войны. В нем содержалась оценка военно-политической обстановки, предусматривался комплекс мер по выправлению положения. В нем говорилось: «… мы потеряли более 70 млн. населения, более 800 млн. пудов хлеба в год и более 10 млн. тонн металла в год. У нас уже сейчас нет преобладания ни в людских резервах, ни в запасах хлеба. Отступать дальше — значит загубить себя и загубить вместе с тем нашу Родину, Из этого следует, что пора кончать отступление. Ни шагу назад!
… Чего же у нас не хватает? Не хватает порядка и дисциплины в ротах, батальонах, в полках, в дивизиях, в танковых частях, в авиаэскадрильях. Мы должны установить в нашей армии строжайший порядок и железную дисциплину, если мы хотим спасти положение и отстоять нашу Родину»[509].
В приказе требовалось железной рукой пресекать пропаганду о том, что мы можем отступать и дальше на восток.
Предписывалось также снимать с должностей командующих армиями, командиров корпусов и дивизий, допустивших самовольный отход войск. Те же меры, вплоть до предания суду, должны были применяться к командирам и комиссарам полков и батальонов за оставление без разрешения боевых позиций.
Приказ Наркома обороны № 227 предусматривал довольно крутые карательные меры. В то же время военные трибуналы ориентировались на то, чтобы более взвешенно и объективно подходить к назначению мер наказания, проводить активную профилактическую работу по предупреждению правонарушений. 26 августа 1942 года Народный комиссар юстиции издал приказ «О задачах военных трибуналов по проведению в жизнь приказа НКО СССР № 227 от 28 июля 1942 г.». В приказе указывалось на то, чтобы в отношении злостных преступников необходимо применять жесткие меры и этим предостеречь от совершения преступления неустойчивых людей. Вместе с тем требовалось решительно отказаться от шаблонного подхода к разрешению дел, покончить с практикой огульного осуждения многих лиц, в отношении которых могут быть применены меры дисциплинарного воздействия и иные меры, предусмотренные приказом № 227 (направление в штрафные роты и т. п.).
Представляет интерес та часть приказа, в которой указывалось на установление в частях порядка и дисциплины, но не за счет репрессивных мер. В то же время Народный комиссар юстиции СССР Рыжков своим приказом от 26 августа 1942 года требовал:
1. ВТ (Военным трибуналам) фронтов (флотов) усилить судебный надзор, обеспечить своевременную и квалифицированную проверку всех приговоров, выносимых поднадзорными ВТ, установив при этом, что приговоры, выносимые ВТ дивизий или им соответствующих, проверяет ВТ армии, а приговоры, выносимые ВТ армии, — ВТ фронтов (Приложение № 17)[510].
Не вдаваясь в правовую объективность этих и других документов, следует иметь в виду, что чрезвычайная обстановка, видимо, способна влиять на принятие жестких и даже жестоких мер с целью позитивного воздействия на общую и частную ситуацию, складывающуюся на театре военных действий или в зоне боевых конфликтов.
Правом передачи трибуналам любых дел военные власти пользовались не часто, особенно, если в данной местности действовали общие суды. Особенностью военных трибуналов являлось также и то, что им предоставлялось право рассматривать дела по истечении 24 часов после вручения обвинительного заключения. В соответствии с примечанием 2к ст. 28 УК РСФСР, дававшим судам право отсрочки исполнения приговора, военные трибуналы весьма часто использовали это право в отношении осужденных к лишению свободы без поражения прав. Осужденные направлялись в действующую армию, в штрафные батальоны. Отсрочка с исполнением наказания не применялась в отношении лиц, совершивших государственные или особо опасные преступления. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 7 июля 1945 года судимость была снята со всех военнослужащих, осужденных к лишению свободы с отсрочкой исполнения приговора в связи с направлением в штрафные батальоны.
В тоже время за годы войны военными трибуналами было осуждено за различные преступления и отправлено в места заключения 436,6 тысяч человек[511].
Одной из острейших проблем, вставших перед Наркоматом юстиции и военными судебными органами, явилась кадровая. Необходимо было укомплектовать военные трибуналы высокопрофессиональными юристами в области судопроизводства и судебной практики. Институт военных судей существенно возрос за счет мобилизованных гражданских юристов. Если к началу войны численность военных судей составляла 766 человек, то на 1 марта 1942 г. — 3735 чел.[512].
За весь период войны военными трибуналами было осуждено около 2,5 млн. чел., в том числе за «контрреволюционные» преступления — 471988 чел. (18,6 %), а за воинские и общеуголовные преступления, соответственно 792 192 (31,4 %) и 1 296 483 (50 %). Из числа лиц, привлеченных к уголовной ответственности за «контрреволюционные» преступления, большая часть была осуждена за измену Родине (274 599 чел.) и за контрреволюционную агитацию и пропаганду (117 492 чел.)[513]. За четыре года войны высшая мера наказания была назначена 8,9 % осужденных или 222,5 тыс. чел. Да, эта цифра велика. Значительная часть из них была репрессирована за контрреволюционную агитацию и пропаганду. Тем более, что отдельным, а точнее многим общеуголовным и воинским преступлениям придавалась контрреволюционная окраска, т. е. ст. 58–14. По законам военного времени оставление без приказа боевых позиций влекло самое суровое наказание. В приказе Наркома обороны № 227 от 28 июля 1942 г. «Ни шагу назад» объявлялось, что командиры таких частей и подразделений «являются предателями Родины». А это означало, что любое отступление без приказа вышестоящего командования автоматически влекло применение репрессий. Однако по этим делам судебное следствие проводилось более тщательно, выяснялись конкретные обстоятельства, связанные с отступлением без приказа.