Автоматная баллада - Андрей Уланов

А потом увидел свет.

Первого из напавших, крайнего слева – и единственного по-настоящему опасного, – Швейцарец «снял» еще в прыжке. Следующей пулей он сшиб автоматчика, шагнул вбок, отметил краем сознания, что силуэт на прицеле чем-то странен и увел пистолет вниз-вбок, вместо прострела головы «отключая» выстрелом руку с оружием.

Это было словно на тренировке – рельефно высвеченные на фоне открытой вагонной двери мишени, которые были настолько поглощены своей «легкой победой», что так и не смогли толком переключиться. Осознать, что их драгоценный козырь вдруг обернулся битой шестеркой. Не успели – потому что Швейцарец не дал им на это времени.

Четверо нападавших безвольными мешками осели на доски. Пятый… точнее, пятая, понял теперь Швейцарец, яростно шипя, хваталась за простреленное предплечье.

Сейчас он уже мог рассмотреть ее спокойно – женщина лет сорока плюс-минус, из тех, что принято именовать крупными, не толстуха, а просто здоровая, под метр восемьдесят и с широкой костью тетка, волосы небрежно увязаны в узел на затылке, из одежды – кожаные штаны в обтяжку и лифчик из того же материала. Последняя деталь здорово удивила Швейцарца – с таким изыском современной моды ему сталкиваться еще не приходилось.

– Тайна! – крикнул он. – Можешь выйти.

Сам он остался стоять напротив двери, прислонившись к стене – чтобы у подстреленной им женщины не возникло вдруг желания попытаться переиграть уже сданные карты в рукопашке. Особо ей там, разумеется, ничего не светит. Даже и с двумя рабочими руками не светило, но знать она про это не могла. По аналогичному – и неоднократному – опыту прошлых «ситуаций» Швейцарцу было превосходно известно: его собственное телосложение ассоциируется у людей со словами «костлявый», «щуплый», «мозгляк», но никак не «силач». Что в сочетании с его манерой решать дело пулей у такой здоровущей бабы могло породить иллюзии на тему, провоцировать переход которых в стадию попыток Швейцарец не хотел. Во-первых, потому что и в самом деле не любил действовать голыми руками без крайней на то нужды. Во-вторых, тетку он хотел кое о чем спросить, а если она попытается… допрашивать будет некого.

– Уже… все?

– Почти, – отозвался он. – Сделай, пожалуйста, следующее: видишь, у двери много всякого стреляющего добра валяется… отодвинь его, пожалуйста, в сторону. Левую.

– Сейчас…

– Только не ногами, – быстро добавил он. – И следи, чтобы ствол не был направлен в твою сторону.

Кажется, обиженный взгляд, которым его наградила Тайна, должен был означать что-то вроде «ну, я же не совсем дура».

– Слышь, Черный, – неожиданно заговорила женшина. – Отпустил бы ты меня, а? У меня ведь малой… на сиське еще… пропадет. Грех на душу.

– Что ж ты, – холодно произнес Швейцарец, – о нем только сейчас вспомнила? Грех? А когда прыгала сюда с подельниками, – он мотнул головой в сторону изрешеченных «кукол», – про душу грешную не думала?

– О нем и вспоминала, – отозвалась женщина, – о ребенке-то. Потому и полезла. За твою башку хорошие деньги сулят, а я, как с пузом ходила, обзадолжалась вконец.

Она говорила это равнодушным, почти без тени эмоций голосом, и Швейцарец, слушая ее, с трудом сдерживал палец, так и норовивший мало-помалу довыбрать миллиметры спуска. Может, конечно, она и в самом деле просто сломалась, и уже не числит себя среди живых, и речь ее – это всего лишь последние дорожки заканчивающейся пластинки, потому и звучит столь безжизненно. Или – или она играет, хорошо играет, даже чуть переигрывая, а вся эта надломленность гроша ломаного не стоит…

– Ты мне лучше скажи… – начал он, и в этот момент женщина начала действовать.

Переминалась она уже с минуту, и Швейцарец это видел, но не придал значения. Напрасно, как выяснилось, потому что тетка не просто пыталась напоследок оттоптать носок сапога, а потихоньку вытаскивала ступню – так, чтобы сапог от резкого движения мог легко сорваться с ноги… и улететь… в требуемом направлении.

Она двигалась почти так же хорошо, как и он сам, – первый выстрел ушел впустую, а в следующий миг чертов сапог с маху впечатался в лицо, вспышкой ослепляющей боли сбив прицел – второй в молоко, ну до чего же верткая гадина, а патрон остался лишь один…

Выстрел треснул слева, негромко, сухо – и Швейцарец, рефлекторно крутанувшись, лишь в последний миг сдержал нажим, чудом успев перебороть себя, объяснить своему приученному отвечать пулей на пулю телу, что враг никак не мог успеть оказаться там…

…там, где была Тайна.

«Наган» щелкнул снова, в тоненькой девичьей руке этот револьвер казался огромным, и яркий на фоне ночной тьмы огненный сноп лишь усиливал эффект. Казалось, стреляя из такой пушки, можно тигра завалить – но циркачка, опершись на целую руку, сумела встать и шагнула…

…навстречу третьему выстрелу.

Бац. Бац. Бац.

«Ну и какие выводы мы сделаем из финальной сцены свежепросмотренной кины, – насмешливо интересуется Старик. – Высокий моральный дух? Да, у настоящего коммуниста дух всегда на высоте – но представь, что было бы, стрельни эти олухи хотя бы раз тебе в голову, и не из „нагана“, а, скажем, из „кольта-45“? Мозги на пол-экрана, и никакого воспитательного эффекта, всю концовку фильма бы сгубили. В общем, делай вывод – „наган“ достоин внимания как револьвер главным образом из-за отсутствия конкуренции со стороны более заслуженных систем. Но – если ты захочешь кого-то из него уложить и сделать это хорошо, стреляй в голову!»

– Сучья… м-м-м…

Швейцарец опустил пистолет. Черт, может, она и не врала насчет ребенка, пронеслось у него в голове, а иначе откуда такая живучесть? Или это, или мутация, одно из двух. При всей хилой убойности «нагана» свалиться на пол только после шестой – в корпус, в упор – пули…

– М-м-м…

Он подошел к Тайне, и девушка молча ткнулась в его плечо, спряталась, прижалась…

– Ну-ну, – успокаивающе пробормотал Швейцарец. – Все в порядке. Все-все хорошо. И – ты молодец!

– М-м-м…

Тайна отодвинулась от него, провела рукой по лицу, стирая со щеки влажные дорожки – и словно не замечая, что все еще сжимает револьвер побелевшими от напряжения пальчиками.

– Сделай… что-нибудь, – попросила она.

Покосившись вниз, под ноги, Швейцарец на миг задумался. Наклонился, поднял обрез двустволки, переломил – все верно, стреляная гильза была лишь в одном стволе, левом, патрон же справа весело блеснул нетронутым капсюлем.

– М-мразь!

– Согласен, – сухо отозвался Швейцарец и нажал спуск.

– Она… теперь не встанет?

– После такого, – задумчиво глядя на оставленную картечным снопом дыру, произнес Швейцарец, – даже крокодилы не встают.

Глава 13

Вслепую пушка лупит, наотмашь шашка рубит,

и ворон большекрылый над битвою кружит.

А пуля знает точно, кого она не любит:

кого она не любит – в земле сырой лежит.

Будь сегодня ночью облачность, никаких проблем бы не было вовсе – иди себе спокойненько, только под ноги не забывай смотреть. Однако там, на небесах, главный по тучам и облакам решил, что достаточно поработал на них утренним дождиком. В чем-то, конечно, так оно и есть, но… полнолуние ведь на дворе!

Убедиться в этом прискорбном факте можно было легко – красная, словно прямо из бани, морда луны ехидно щурилась точно над нужной им точкой противоположного берега. Кроме наглой хари в небе имелись также звезды – в немереном количестве, и вдобавок на северо-западе переливалось нечто вроде хиленького северного сияния. Джентльменский набор, одним словом! И – тишина, хотя в скелете за их спинами какая-то ночная жизнь уже в разгаре – кто-то воет, кто-то ухает, кто-то визжит… жрут его, похоже, бедолагу… а может, и он жрет и визжит как раз от радости – больно уж долго визжит, за это время кого угодно можно три раза загрызть!

– Ну что? Как идем?

Айсман вздохнул:

– Ножками. Дальше ждать бессмысленно. Темнее не будет точно, зато раскочегарившаяся дрянь, – ствол Сашки уперся в красный диск, явно жалея о том, что данная заманчивая мишень представляет собой далеко не воздушный шарик, – с каждой минутой уползает все выше. А тени от нее при этом соответственно делаются все короче.

– Я имела в виду – идем вместе или по очереди?

– А что, есть какие-то яркие идеи?

– Считаю, – словно не замечая скептического тона Шемяки, произнесла девушка, – что нам сейчас надо лучше всего вспомнить формулу – один бежит, второй прикрывает. Мало ли что может встретиться на дне… и особенно на том берегу.

– Пожалуй… – Айсман лязгнул затвором, и долей секунды позже четкому щелчку Сашки эхом отозвалась «М16», – что и соглашусь. Но с поправкой. Ты бежишь, я прикрываю.

– Что, боишься, как бы пузо снова не растрясло?

– Нет. Просто в случае «мало ли что» твоя супер-броняшка подарит лишний шанс нам обоим.