Век невинности - Эдит Уортон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Прежде всего, нужно думать о том, чтобы поступать должным образом, не так ли?»
«Должным образом?» — как эхо повторил он, не отрывая глаз от окна.
«Но если, — продолжала она развивать свою мысль с болезненной настойчивостью, — если ради этого не стоит пожертвовать всем и спасти других от жестоких разочарований и душевных травм, тогда ради чего же жить? Для того, чтобы наслаждаться тем, что у меня было раньше и что теперь утратило всякую ценность в моих глазах?»
Ачер отвернулся, продолжая стоять на месте.
«В таком случае у вас… у вас нет причины возвращаться обратно, не так ли?» — спросил он ее, и голос его дрогнул.
Она взглянула на него в отчаянии.
«А как вы считаете?..»
«Судя по тому, как вы настаивали на нашей… на моей свадьбе, у вас нет особых причин для очередного бегства, — сказал он жестоко. — Но мы постараемся как можно реже беспокоить вас своим присутствием!..»
Элен ничего не ответила и Ачер с горечью продолжал:
«Какой в этом смысл? Вы показали мне, какой может быть реальная жизнь, и тут же отправили меня в изгнание! Поверьте, это выше того, что человек может вынести!»
«Не говорите так! Я ведь тоже была в изгнании!» — улыбнулась мадам Оленская сквозь слезы.
Она буквально уронила руки на стол и сидела, стараясь не смотреть ему в глаза, словно в них притаилась опасность. Но он читал по ее лицу то, в чем она сама не в силах была признаться. Казалось, ее душа говорила с его душой на немом языке, и Ачер стоял, потрясенный тем, что только что узнал о ней.
«Так вы… тоже? Все это время?»
Вместо ответа мадам Оленская дала волю слезам. Они наполнили ее глаза и покатились по щекам.
Их разделяло почти все пространство каюты, и ни один из них не сделал попытки «нарушить дистанцию». Ачера всегда удивляла ее способность как бы растворяться в окружающем мире; вот и теперь он ловил себя на том, что не ощущал бы так явственно ее присутствия, если бы взгляд его, как и тогда, в маленьком доме на Двадцать третьей улице, не упал на ее руку, лежавшую на столе. Тогда он невольно смотрел на ее руку, не осмеливаясь взглянуть мадам Оленской в лицо; теперь же молодой человек мечтал с благоговением прикоснуться к этой руке, но не решался сократить расстояние между ними. Ему была знакома любовь, которая проявлялась в неустанной заботе друг о друге двух возлюбленных. Но страсть, переполнявшая его, должна была найти отклик в ее сердце. И он, жадно впитывая каждое ее слово и каждый взгляд, уже не чувствовал себя таким одиноким, как прежде.
Но через несколько мгновений его снова охватило отчаяние. Они были вместе, в одной каюте, почти совсем рядом, и в то же время, оставались бесконечно далеки друг от друга, словно находились в разных точках планеты.
«У вас нет причины возвращаться обратно», — упрямо повторил Ачер, нарушив затянувшееся молчание.
«Ну как я могу удержать тебя?» — хотел он крикнуть ей.
Мадам Оленская сидела неподвижно, потупив глаза.
«Я пока еще не собираюсь уезжать», — молвила она.
«Пока еще? Так значит, настанет время? И, может быть, оно уже не за горами?..»
Элен взглянула на него своими ясными глазами и сказала:
«Уверяю вас, если это и произойдет, то не так скоро. Главное, чтобы мы с вами не совершили ошибки».
Ачер упал в кресло. Своим ответом она хотела подчеркнуть, что если он сделает хоть одну попытку нарушить дистанцию между ними, то снова столкнет ее в пропасть искушения и соблазнов. И он понял, какая внутренняя борьба в ней происходила, и смирился с тем, что она так далека от него.
«Но что для вас жизнь?» — тяжело вздохнул он.
«Должно быть, часть вашей жизни!»
«А моя — это часть вашей?..»
Элен кивнула.
«Итак, мы принимали это, как факт, а с остальным нам приходится смириться?»
«Вот именно».
Он вдруг вскочил, выбросив все доводы из головы. Перед ним было это прекрасное лицо, и больше вокруг он ничего не видел. Элен тоже поднялась. Нет, она не собиралась раскрыть ему свои объятия или броситься прочь. Она стояла и смотрела на него с таким выражением, словно самая тяжелая часть задачи была уже выполнена, и ей оставалось только одно: ждать, что будет дальше. Она стояла так спокойно, что когда молодой человек приблизился к ней, ее руки сами потянулись к нему. Они коснулись его рук и немного напряглись. Она не отталкивала его, но держала на некотором расстоянии от себя, чтобы видеть его лицо.
Они потеряли счет времени и сами не знали, простояли ли в таком положении несколько минут или несколько мгновений. Но этого времени оказалось вполне достаточно, чтобы Элен выразила в своем молчании все, чем жила ее душа, и чтобы он понял, что для него нет ничего важнее. Его не должно беспокоить, что эта их встреча может оказаться последней; все, что ему нужно — это довериться ей и умолять ее позаботиться о том, чтобы у них было будущее.
«Будьте счастливы!» — прошептала Элен, и голос ее дрогнул, когда она опустила руки. И он взволнованно спросил, как если бы от этого зависела его дальнейшая жизнь:
«Но вы не вернетесь туда?.. Не вернетесь?»
«Нет», — произнесла она еще тише и отвернулась. Через мгновение она распахнула дверь и вышла на палубу. Он последовал за ней обратно, в бар. Шумная компания учителей собирала вещи, готовясь к прибытию в порт. Часть берега у причала загораживал белый пароход, а над позолоченной солнечным светом поверхностью воды поднималась легкая дымка.
Глава двадцать пятая
Когда они вышли на палубу вместе с остальными, Ачер снова почувствовал на себе успокаивающее влияние Элен. Вместе с тем ее присутствие вселяло в него надежды.
Со стороны могло показаться, что в этот день их постигла неудача: ему не удалось ни прижаться губами к руке мадам Оленской, ни взять с нее обещания увидеться снова. И, тем не менее, для мужчины, больного любовью и не находящего для нее выхода, он чувствовал себя на редкость спокойным и уравновешенным. Мадам Оленской удалось создать доверительную атмосферу, в которой они, не боясь оскорбить чувства окружающих, могли спокойно изливать свои собственные. И от этого у него было так спокойно на душе. Элен не одевала на себя маску неприступности, и по лицу ее то и дело текли слезы, или дрожание голоса выдавало ее внутреннее волнение. Гармония, которую им удалось достичь в своих отношениях, была результатом ее абсолютной искренности и естественности. И Ачер, преисполненный нежности и благоговения теперь, когда опасность оступиться миновала, благодарил судьбу за то, что ни его мужское самолюбие, ни желание «показать себя» перед искушенной в любви молодой женщиной, не побудили его и ее наделать глупостей. И даже после того, когда они снова подержались за руки в знак прощания на фолриверском вокзале, и Ачер повернулся, чтобы уходить, его не покидало ощущение, что он не поступился своими интересами во время этой встречи, а скорее, наоборот, много от нее получил.
Ачер вернулся в клуб и расположился в пустой библиотеке, вспоминая каждое мгновение, которое они провели вместе в течение этих нескольких часов. Теперь, когда он мог все спокойно взвесить, ему стало ясно, что даже если она, в конце концов, и вернется в Европу — к своему мужу, — то это произойдет не потому, что ее снова поманит прежняя жизнь или прельстят новые предложенные ей условия. Нет! Она покинет Америку только в том случае, если почувствует, что становится непреодолимым искушением на его пути. Элен будет где-то рядом до тех пор, пока он не захочет еще большей близости. Значит, ему нужно было сделать над собой усилие и сохранить «дистанцию», чтобы не волновать ее.
В поезде эти мысли снова к нему вернулись. Они затуманили его мозг, и ему вдруг показалось, что все вокруг окутано золотистой дымкой, и лица пассажиров бесконечно далеки от него. У него создалось впечатление, что никто не понимает, о чем он говорит. Все в том же состоянии, погруженный в светлые грезы, он прибыл в Нью-Йорк солнечным сентябрьским утром следующего дня. Перед ним проплывали потные лица людей на перроне, и он продолжал смотреть на них все через тот же золотой туман. Но внезапно одно из них показалось ему знакомым. Как он потом вспомнил, это было лицо того молодого человека, которого он видел накануне, у дверей Паркер-Хауса, и который столь разительно отличался от тех, кто обычно останавливается в американских отелях.
И снова тип его лица потряс Ачера и в его памяти снова всплыли прежние ассоциации. Молодой человек остановился перед ним с видом иностранца, не привыкшего ориентироваться в больших американских городах. Он шагнул ему навстречу и, приподняв шляпу, сказал по-английски с лондонским акцентом: «Полагаю, месье, мы встречались с вами в Лондоне?»
«Да, сейчас я вспомнил, ну конечно, в Лондоне! — Ачер сердечно пожал ему руку, глядя на него с любопытством и симпатией. — Так вы все-таки добрались до Америки?» — воскликнул он, окидывая пытливым взглядом маленького француза, «учителя Карфри».
