Свой среди воров - Дуглас Хьюлик

Я часто слышал, что именно так Серые Принцы и действуют, но одно дело досужая болтовня, а другое – осознание факта. Это было сказано так буднично, что меня пробрал озноб.

Тень оперся на стол, чуть обнажив рукава дорогого темно-серого дублета.

– Теперь твоя очередь, – молвил он. – Расскажи мне о дневнике.

Я посмотрел на клубившийся мрак и ощутил соблазн выложить все как есть, и пусть у других болит голова о книге, Десяти Путях и войне. Вот расскажу, отдам Тени дневник – и все! Никакой беготни, загадок и сопоставлений подозрений со словами источников. Пусть этим привычным делом займутся Серые Принцы. Пусть Тень надует Одиночество, а я отойду в сторону и снова стану обычным Носом.

Это было заманчиво, но я знал, что не смогу так поступить. Одиночество велела не отдавать книгу никому, даже ей. Это не стыковалось с тем, что говорил Тень. Если бы книга была нужна ей позарез, Одиночество не стала бы меня предостерегать. Она заявила, что лучше бы книга Иокладии снова пропала, чем попала в плохие руки. Слишком тонкая хитрость даже для Серого Принца, так как после такого предупреждения я запросто мог уничтожить дневник.

Да, Одиночество хотела получить дневник, но не затем, о чем думали мы с Тенью. Я вспомнил слова Балдезара об Одиночестве и Ирониусе, вновь испытав озноб: «Они хотят использовать ее против империи». Тогда я не поверил, но сейчас мне показалось иначе.

– Я жду, – проговорил Тень.

Я глянул на Келлза. Тот пристально смотрел на меня. Нечем помочь? Или есть? Много ли знает Келлз? И много ли хочет знать?

Я изобразил безоговорочное смирение и сел поглубже.

– Дневник, – сказал я, нащупывая в кисете зерно, – вела женщина по имени Иокладия Неф, имперский Эталон. Она служила Стефану Дорминикосу, еще когда он был обычным человеком.

– Такая древняя книга? – удивился Келлз.

– Такая, – подтвердил я.

– Ты ее открывал? – спросил Тень.

– Разумеется! Как не открыть, когда за ней такая охота!

– И?

– Я не Рот, уверен быть не могу, но знающие люди взглянули и сказали, что речь идет о магии.

Тень хлопнул ладонью по столу, и огоньки свечей заплясали в бокалах.

– Я так и знал! А что за магия, не говорили твои люди?

– Говорили.

Я откинулся на спинку, затягивая момент и переводя взгляд с Тени на Келлза. Выждав, с хрустом раскусил зерно, и Келлз чуть не подпрыгнул. Отлично.

– Имперская, – сообщил я наконец.

– Великолепно! – возликовал Тень. – Я только наполовину…

– Что?! – взорвался Келлз, как я и надеялся. – Имперский глиммер?!

Он метнулся к Тени и чуть не вполз в капюшон.

– Ты сказал, что Белые Кушаки искали в Пустоши реликвию, а не книгу о запрещенной магии!

– Реликвии бывают самых разных размеров и форм, – заметил Тень. – А эта просто самая удобная.

– Реликвии – это личные вещи императора, – вмешался я. – А это не реликвия. Я сомневаюсь, что эта книга вообще побывала в руках воплощения.

– Там говорится об императоре, – вспылил Тень. – Так что почти реликвия!

– Реликвии не привлекают внимания имперских Эталонов, – возразил я.

Седые брови Келлза грозно сдвинулись:

– Эталонов?

– Ну да. Они ее ищут, как пить дать.

– Эталоны? – ужаснулся Келлз. – Будь ты проклят, Тень!

Тот прожег меня взглядом из-под капюшона. Я ответил улыбкой.

– Тут важно помнить, – подчеркнул Тень, – что дневник у нас. И если Дрот прав, то он превратит Никко и Одиночество в мелких надоед.

– А как быть с империей? – парировал Келлз. – Кушаки с Эталонами так просто не отстанут!

– Отстанут, – утешил Тень, – если мы выдадим им козла отпущения.

– Солидный должен быть козел, – заметил я.

– О том и речь, – кивнул Тень.

Я прикинул.

– Никко?

– Одиночество. Она рыба покрупнее и уже охотится за дневником. Нам достаточно вложить правильные слова в правильные уши. Когда придет срок, мы сдадим ее имперцам.

Я рассмеялся:

– Подставить Серого Принца? Так просто? Извини, но я сомневаюсь, что это под силу даже тебе. Но допустим, что у тебя получилось. Она все расскажет – какой ей смысл молчать?

– Мертвая – промолчит.

– Не годится, – сказал я. – Вряд ли имперские власти удовольствуются трупом без книги. Я, знаешь ли, был получателем кое-каких реликвий, за которыми они охотились, и эта книга чертовски ценнее, чем траченная молью сутана.

– Ну так дать им пару безобидных обгорелых страниц и кучку подложного пепла, – ответил Тень. – Они сложат два и два и придут к нужному нам выводу. – Он презрительно отмахнулся. – По правде говоря, ты слишком высокого мнения о властях.

– А мне сдается, что ты невысокого мнения о нас, – сказал Келлз, становясь рядом со мной. – Давно ли ты видел Башню Гониаса? Она до сих пор дымится. А Белые и Эталоны выволокли оттуда Рта еще в пятое воплощение Теодуа – триста лет назад! И если они дали себе труд подпалить кирпич, да так, чтобы он тлел веками – просто в назидание, то я держу пари, что их не устроят труп и куча горелой бумаги. Если что-то пойдет не так, ты исчезнешь, но у нас ничего не получится. Я не отправлю моих людей охотиться за Одиночеством, потому что половина поляжет, а на остальных обрушится гнев империи, и все ради того, чтобы у тебя стало соперником меньше, а магии – побольше.

Тень медленно поднялся из-за стола. Если он хотел нагнать страху, то преуспел.

– Твои желания не имеют значения, – проговорил он. – У нас договор. Одиночество участвует. Я тоже. Хочешь уцелеть – делай, что я говорю. Я знаю, как управляться с Серыми Принцами. А ты?

– Нет, но учусь, – ответил Келлз.

– Это тебе только кажется, – возразил Тень. – А сейчас…

– Я не закончил, – осадил его Келлз. Тень замер, и я на миг пожалел, что Келлз стоит так близко ко мне.

– Да, мы заключили сделку, – продолжил Келлз. – Но она не имеет отношения к империи, Белым Кушакам и имперской магии. Мы договорились о трех вещах: моя организация сохраняется, мы выдавливаем Никко из Десяти Путей, а Одиночество не закрепляется на кордоне. Это возложено на тебя, вот и делай, а я добуду тебе книгу, когда все закончится.

– Не дури, – сказал Тень. – Имея дневник, я разберусь с Никко и Одиночеством в мгновение ока.

– Возможно, – ответил Келлз. – Но ты пообещал мне поддержку до того, как всплыла тема с дневником. Черт побери – не я, а ты пришел ко мне и предложил помощь. Ты не сделал бы этого, если бы не нуждался во мне больше, чем я в тебе.

– Фантазируй сколько угодно, но я тебе нужен, Келлз, – пожал плечами Тень. – Спроси своих людей. Спроси Дрота. Без меня тебе конец. У Одиночества было больше времени на подготовку, наведение мостов, привлечение Ртов и планирование. А у тебя бардак.

Келлз шагнул вперед и скрестил руки на широкой груди. Расставив ноги, он выпрямился и плюнул на пол между собой и Тенью.

– Я коней на переправе не меняю, а трусов, которые рискнут, не держу, – заявил он. – Факт остается фактом: ты получишь книгу после того, как вытащишь меня из пекла, а не до.

Не знаю, чего я ждал – молнии в крышу, полета Келлза через комнату на манер тряпичной куклы или того, что Серый Принц преспокойно выпустит ему кишки. Но ничего подобного не случилось. Тень постоял и помолчал, после чего медленно направился к выходу.

– Мы вернемся к этому разговору, – пообещал он, – когда ты увидишь, как скверно могут обернуться дела.

Дверь за ним захлопнулась.

Келлз выдохнул.

– Вышло хуже, чем я хотел, – изрек он и, крякнув, уселся в кресло за письменным столом.

– Итак, – проговорил он, откидываясь и смеживая веки, – почему бы тебе не рассказать все, о чем ты помалкивал с тех пор, как переступил порог? Постарайся не разочаровать, иначе я принесу тебя и этот дневник в жертву Тени, чтобы загладить вину и заключить мировую.

23

Я пошатнулся и ухватился за перила. Левая нога онемела, а в правую словно вонзилась сотня иголок. Я снова провел отяжелевшей рукой по лицу – не помогло.

Сколько часов я провел у Келлза? Судя по свету в окнах этажом ниже – прилично. Неудивительно, что я чувствовал себя так, будто не спал несколько ночей, – так оно и было.

Я взялся за перила обеими руками и осторожно преодолел две последние ступеньки. На нижнюю сел и уткнулся лицом в ладони. Оказалось даже лучше, чем в кресле у Келлза. Конечно, неудобство имело другие причины.

Я рассказал Келлзу все, что знал о дневнике Иокладии: об имперской магии, копании в душах, Белых Кушаках, – все до конца. Я умолчал лишь о сне, в который пожаловала Одиночество, и о том, что дневник читал Джелем. Рассказ о сне я просто отложил, а про Джелема не сказал ради его безопасности. Привлечь к нему внимание Келлза было бы не той услугой, которой тот ждал.