Прекариат: новый опасный класс - Гай Стэндинг

Низкий уровень образования рабочего класса и невозможность делать «карьеру на досуге» – питательная почва для преступности и наркомании: эта порочная среда позволяет как-то заполнить время и получить хоть какой-то статус. Кому-то может показаться, что совершить мелкое правонарушение куда увлекательнее, чем просто шататься без дела. Неолиберальная мантра, гласящая, что успех измеряется потреблением, приводит к мелкому воровству в магазинах – это воспринимается как крошечное достижение на фоне лишений или неудач. Перед нами одна из ловушек нестабильности для молодежи. Молодые мужчины, чувствуя себя неуверенно, таким образом могут на время завоевать своего рода «уважение» (Collison, 1996). Естественно, все это имеет и другие последствия.

Класс – это еще и «габитус», среда и образ жизни, определяющие, «что можно делать, а что – нельзя» (Bourdieu, 1990: 53), к чему надо стремиться, а к чему – нет. Стиль жизни прекариата – изменчивый и гибкий, скорее приспособленческий, чем целенаправленный, – соответствует стилю его работы. Нестабильность порождает страхи и тревоги, из-за этого люди замыкаются в себе или поддерживают отношения только с узким кругом лиц, однако эта замкнутость аномийная, социально дезориентированная. В обществе, основанном на гибкости и незащищенности, люди попусту расточают время и не пытаются выстроить такую модель поведения, которая бы способствовала их развитию.

В связи с этим следует вспомнить о размывании понятия рабочего места, что дополнительно осложнило жизнь прекариату. Нормой для прекариата стала работа в любом месте, в любое время, практически без перерыва. Работа вне рабочего места не служит признаком независимости или самоконтроля. Статистика лжет. Время на работе – это не то же самое, что время за работой. Неверно было бы думать, что из-за расплывчатости понятий места и времени труд стал свободен. Точно так же как работодатели могут вынудить работников выполнять неоплачиваемую «работу ради работы», они могут загрузить дополнительной работой удаленных сотрудников.

Но остается зависимость. Труд свободен в том смысле, что он никак не оплачивается, и не свободен, поскольку не совершается независимо. Хардт и Негри в своем авторитетном аналитическом труде (Hardt, Negri, 2000) утверждают, что обслуживающий труд свободен, «невещественен» и «неизмерим». Но количество труда можно измерить, и граница измеренного труда зависит от способности тех, кто участвует в переговорах о трудовых отношениях, договариваться. В настоящее время прекариат очень слаб из-за нестабильности и подвижной культуры труда. Бо́льшую часть выгод от работы ради работы получают те, кто нанимает работников. Мы ступили на неизведанную территорию. Но одно дело – заявлять, что работа по обслуживанию «неизмерима», и совсем другое – говорить, что «работу ради работы» трудно измерить.

Из-за нехватки времени прекариат постоянно находится в состоянии стресса. Ему приходится все больше работать ради работы, прекрасно понимая, что это не даст ему ни финансовой стабильности, ни нормальной профессиональной карьеры. Интенсификация труда и растущий спрос на время грозят прекариату физическим и моральным истощением – как сказала одна женщина, «живешь как в тумане».

Третичный образ жизни подразумевает решение многих задач, при этом человек не контролирует свое время, у него нет ясного видения будущего и нет возможности опираться на прошлое. Прекариатизация подразумевает стиль жизни, который всецело подчинен работе, причем ее выполнение не ведет к профессиональному развитию. Мы реагируем на внешние раздражители, которые отвлекают наше внимание то на одно, то на другое. Решение множества задач одновременно снижает эффективность каждого конкретного действия. Мы привыкаем мыслить фрагментарно. Из-за этого нам труднее делать что-то творческое или организовать досуг, требующий сосредоточенности, размышлений и длительных усилий. Досуг вытесняется на задний план, и люди находят отдохновение в игре, то есть в пассивных с точки зрения интеллекта занятиях. Безостановочная интерактивность – опиум для прекариата, так же как распитие пива или джина для первого поколения промышленного пролетариата.

Рабочее место прекариата – везде и всюду, оно расплывчато, непонятно, нестабильно. А профессиональные навыки, если они имелись, вскоре утрачиваются или же не обеспечивают прекариату стабильную достойную жизнь. Все это неизбежно порождает приспособленчество и цинизм. Создается общество лотерейного счастья, в котором у прекариата непропорционально большая доля риска.

При этом из-за нехватки времени досуг тоже в опасности – это приводит к «истончению демократии», люди все меньше участвуют в политической жизни, разве что на короткое время их увлечет новый харизматический лидер или поразит очередное громкое событие. Именно к этой теме мы сейчас и перейдем.

6

Политика ада

Неолиберальное государство, по сути, неодарвинистское, оно свято чтит конкуренцию и превыше всего ставит неограниченную индивидуальную ответственность – и питает отвращение к любому коллективному начинанию, которое может помешать рыночным силам. Роль государства видится прежде всего в том, чтобы устанавливать и укреплять законопорядок. Но законопорядок никогда не был минималистичным, как полагают некоторые неолибералы. Нормы права активны и имеют целью обуздывать неподчинение и коллективные действия. Это получило продолжение в явлении, которое Вакан (Wacquant, 2008: 14) назвал «общественной анафемизацией девиантных категорий», таких как «уличная шпана», «безработные», «паразиты», опустившиеся люди, неудачники с характерными недостатками и поведенческими отклонениями.

Рынок – это воплощение дарвинского «выживает наиболее приспособленный». Но он имеет тревожную тенденцию превращать борцов за выживание в неудачников и злодеев, которых следует наказать, изолировать или взять под надзор. Политика и институты власти нацелены на то, чтобы относиться к каждому как к потенциальному неудачнику и злодею. Например, бедняки должны доказать, что они не лентяи или что они регулярно водят своих детей в школу, – иначе им не дадут государственного пособия.

Прекариат балансирует на тонкой грани: при неудачном стечении обстоятельств эти люди мигом превратятся из борцов за выживание в отступников, оголтелую толпу, жадно внимающую популистским политикам и демагогам. Об этом мы и поговорим в данной главе.

Общество-паноптикон

Жизнь прекариата не вписывается в схему «общественной фабрики», для ее описания больше подходит схема «общество-паноптикон», где все социальные сферы представляют собой конструкцию, придуманную Иеремией Бентамом в 1787 году (Bentham, 1995). И это не дело рук правительства, а то, что создается с позволения правительства в обществе так называемого свободного рынка.

Давайте вспомним образ, созданный Бентамом. Он известен как основоположник утилитаризма – философского направления, согласно которому правительство должно печься о «величайшем счастье всех». Исходя из этого некоторые делают вывод, что меньшинство может и пострадать – ради счастья большинства. Бентам воплотил эту идею в проекте идеальной тюрьмы – жутковатый образ. Находящийся в центре цилиндрического строения стражник может наблюдать за всеми заключенными, находящимися в камерах вокруг него. Стражник их видит, но сам остается невидим для них. Узники не знают, в какой точно момент за ними наблюдают, и у них создается впечатление постоянного контроля – из страха они стараются вести себя так, как если бы он их видел. Бентам называл это «архитектурой выбора», подразумевая, что власти могут заставить узников вести себя так, как нужно властям.

Главным для Бентама было то, что у заключенного создается иллюзия выбора. Но если он не сделает правильный выбор – не будет старательно работать, – его посадят «на хлеб и воду, и не будет ни одной живой души вокруг, с кем можно было бы поговорить». Все заключенные должны быть изолированы друг от друга «во избежание сговора». Бентам понимал, как и неолибералы, что коллективные действия представляют угрозу для проекта паноптикона.

Именно эту идею Мишель Фуко взял в 1970-е годы в качестве метафоры для своей теории «послушных тел». Бентам верил, что созданный им проект паноптикона можно использовать для постройки больниц, психиатрических лечебниц, школ, фабрик, исправительных домов и всех общественных учреждений. В двадцать первом веке его проект получил продолжение и развитие в рабочих поселках по всему миру. Самый ужасающий случай – Шэньчжэнь, где 6 миллионов рабочих находятся под прицелом камер видеонаблюдения (CCTV): отслеживается каждый их шаг, а поведение оценивается с помощью базы данных по технологии, скопированной у американских военных. И как социологи используют понятия «фордизм» и «тойотизм», когда говорят о системах контроля за производством и служащими, так и здесь можно говорить о «шеньчжэньизме». «Шэньчжэньизм» объединяет визуальное наблюдение со сбором информации, а стимулы и санкции призваны отсеять неугодных, определить послушных и заставить работников мыслить и вести себя так, как это нужно руководству.