Первобытный страх - Михаил Серегин

— Ты не ответил, — упрямо вернулся к прежней теме Роман. — Ты повысишь им зарплату? Если нет, я перестану с тобой разговаривать и ни за что не пойду учиться в тот институт, что ты мне выбрал.

— Это что, шантаж?

— Скорее уж сделка, — хитро улыбнулся юноша. — Ты же сам всегда говорил, что за хорошую работу сотрудника нужно поощрять.

— Говорил, но не я же это решаю. Этим занимаются финансовые службы и…

— Да ладно тебе фуфло гнать, — отпихнул отца в сторону парнишка. — А то я не знаю, как ты для себя премии выбиваешь. Мог бы хоть раз и им услужить. Подумай над этим, а я пока с ребятами попрощаюсь.

Оставив отца одного, Роман небрежной походкой направился вовсе не к мальчишкам, которые успели собраться вместе, а к Нине Соболенко, которую окружили врачи. Похоже, девушка испытала серьезный стресс, и теперь ей требовалось серьезное лечение. Подойдя ближе, Роман смущенно потоптался на месте, но, когда увидел, что она заметила его и смотрит, скромно спросил:

— Ну ты как?

— Хорошо. Сейчас уже хорошо. Отец направляет меня в больницу.

— Можно я приеду тебя навестить?

— Конечно. Я буду рада, если ты придешь.

— Правда? — Лицо парня озарила счастливая улыбка.

А в нескольких метрах от этой парочки, молча переглядывалась друг с другом еще одна: Капацкий и Мельникова. Назойливые родители никак не давали им остаться наедине и поговорить, но ребята все же нашли выход. Петр направил своих родичей к Андрею, чтобы те отблагодарили его, а сам поспешил к Ольге. Когда он подошел, девушка попросила родителей оставить ее наедине с одноклассником. Взрослые послушно отошли в сторону. Смущенные собственной решимостью, ребята растерянно замерли на месте, не смея даже глянуть друг на друга. Наконец Петр решился:

— Оля…

— Что? — Она устремила на него взгляд голубых глаз.

— Можно тебя спросить?

Она кивнула.

— Ты будешь со мной встречаться? — с трудом выдавил из себя Петр и замер, ожидая самый страшный ответ. Но слова «нет» не прозвучало, напротив, Ольга сама сделала шаг навстречу, чмокнула его в щеку и, улыбнувшись, сказала:

— А я думала ты никогда не решишься этого сделать. Мой ответ «да». Но с одним условием.

— Каким? — Его глаза заискрились радостью.

— Ты перестанешь придуриваться и начнешь вести себя как взрослый.

— Согласен. А можно тогда я тебя как взрослый поцелую?..

— Алекс! — Валентин, Ашот и Макс кинулись другу на шею. — А мы уж думали, больше не свидимся.

В ногах радостно залаял Граф. Обняв всех, Алекс схватил пса на руки и крепко прижал к себе — встрече с ним он был рад не меньше, чем с остальными. Что уж поделать, но к этой собаке он прикипел душой.

— Ты что ж меня бросил, дружище, — хмуро глянул на него Андрей, легонько толкнув кулаком в плечо. — У меня едва черепица не рассыпалась от этой детворы. Ты же знал, что я ни черта не умею с ней обращаться, и специально кинул. Чего только они не вытворяли, половину готов был лично переубивать. Черти самые настоящие.

— Зато теперь ты знаешь, что такое быть отцом, — заулыбался Ашот.

— В том-то и дело, что знаю. Фиг вы теперь меня жените, — показал упомянутую фигуру на пальцах Андрей. — А если вдруг такое когда и случится, детей не будет.

— Это ты сейчас так говоришь, — обнял товарища Алекс. — А вот попадешь сейчас в свою холостяцкую пустую квартиру и сам удивишься, как по всем этим охламонам скучать будешь. Да и они по тебе тоже, ведь наверняка ты их многому научил.

— Кто еще кого, — хмыкнул Макс. — Они лучше меня все знают и во всем разбираются. Я даже иногда чувствовал себя полным профаном.

— Ну вот это ты зря, мы столько раз тебя добрым словом поминали, правда, Ашот, — подмигнул тому Грачев. — Так не хватало твоих изобретений.

— Кстати, отныне разрешаю пихать в мою машину всю твою хрень, — вставил Мачколян. — И чем больше, тем лучше. Только инструкцию не забывай кидать, а то пока разберешься, что да почем…

Друзья весело рассмеялись.

— Ну что, отпускники, дуем ко мне? — спросил Мачколян, потирая свой исхудавший живот. — Я больше не в силах жрать всякую дрянь.

— А как же Косицин? — Максимов глянул в ту сторону, где не так давно мелькал их начальник.

— А что Косицин? Ему теперь не до нас. И потом, он на личной машине, как-нибудь сам до города доберется. Наша работа тут закончена. Или ты хотел ему что-то сказать?

— Говорить у меня сейчас желания нет, а ударить не имею права. Но если этот гад меня еще раз о чем-нибудь таком попросит, пусть пеняет на себя… Мне эти почетные обязанности чуть боком не вышли. Кстати, Алекс, думаю, он нам с тобой просто обязан подарить отпуск.

— Как же, допросишься у него, — усмехнулся Мачколян. — Он уже завтра забудет, что вы его щенка от смерти спасли. Поверьте моему опыту.

— Не забудет, — уверенно вставил Андрей. — Его же щенок и не даст забыть. Парнишка хоть и строптивый, проблем с ним много было… Но его упрямство мне по душе.

— Ты чего-то недоговариваешь, — сообразил Грачев.

Андрей только улыбнулся и вспомнил последние слова мальчика, брошенные перед уходом отцу.

— Ты только подумай, как этот Соболенко хитро выкрутился. В газетах пишут, что преступники пытались вытянуть из него те деньги, что он планировал отчислить на ремонт детского травматологического центра. Они якобы откуда-то об этом узнали и решили воспользоваться моментом, похитив его дочь и выдвинув требования.

— Неужели в это кто-то верит? — подивился Телегин. — Очевидно же, что это полнейший бред. И потом, с самого начала в прессе твердили о долгах.

— Так это когда еще было, — услышав, о чем они говорят, бесцеремонно вмешался в разговор Платон Петрович. — Только не может же наше правительство позволить насмехаться над его служащими. Это порочит их честь, а они у нас лица неприкосновенные во всех отношениях. И потом, у нас не любят скандалов.

— Бабло побеждает зло, — негромко присовокупил Мачколян, вздохнув.

— Вот и я говорю, гниды они самые настоящие, — поддержал его Тарабрин.

— Да ладно вам возмущаться. Все же давно закончено, а то, что они там пишут… — Грачев небрежно махнул рукой. — Всем же понятно, что это для общественности выдумано, чтоб смуты не создавать. Наша власть ни за что не признается, что помимо получения зарплаты за протирание стульев они еще занимаются теми самыми грязными делишками, против которых должны искать методы борьбы.

— Да что вы заладили об этих толстосумах, — наехала на мужчин Алевтина. — Самое важное, что все дети живы и здоровы, а главный виновник наказан.

— Только это-то меня и радует, — шелестя газетой, радостно заметил Ашот. — Об этом паразите тут ни единого упоминания, ни строчечки. Похоже, что нам удалось отправить этого шутника в полное небытие. Он канул в Лету.

— Порвалась его тонкая ниточка, — глотнув пива прямо из бутылки, добавил Максимов. — Мы его зачеркнули.

— Скорее уж тогда вычеркнули из истории, куда он так стремился попасть, — усмехнулся Валентин. — Он забыл о том, что историю пишут не Наполеоны, а люди.

— И история всегда начинается тогда, когда уже ничего невозможно проверить, — добавил Виктор.

— Странные все-таки существа люди, — потягивая пивко, задумчиво вздохнул Макс. — Когда приходит время подумать о душе, они думают о деньгах. Неужели весь смысл жизни как раз и заключается в этих бумажках?

— Нет, — отрицательно замотал головой Величко. — Просто, как сказал когда-то Лев Николаевич Толстой, «именно в денежных вопросах главный интерес жизни, и в них лучше всего выражается характер человека».

— С поэтом не поспоришь, — согласился Ашот, задвигая дверь в дежурку на шпингалет и выставляя на стол несколько бутылок холодного напитка и бросая пяток сушеных рыбок.