Ползи, тень ! - Абрахам Меррит

Что-то собиралось в воротах ущербной луны; что-то сгущалось на ее сверкающей поверхности... бездонные черные тени собирались в гигантское, лишенное черт лицо. Нет, не лишенное черт: виднелись два отверстия глаз, сквозь которые пробивалось тусклое сияние. Бесформенный разинутый рот, и дергающаяся лента мертвого света высовывалась изо рта, как язык. Язык слизывал тени и уносил их в рот, и губы закрывались за ними... затем снова открывались, и снова высовывался язык...

- О мой голод! О моя жажда и мой голод! Возьми меня с собой, новобрачный... к твоей невесте. Я многому смогу научить тебя... за такую малую плату...

Я ударил бормочущую тень и бежал от ее смертоносного шепота; бежал, закрыв теневыми руками глаза, чтобы не видеть это ужасное лицо...

- Голодай, тень... кормись только там и тогда, где и когда я прикажу. Жаждай, тень... пей только там и тогда, где и когда я прикажу...

Теперь я знал. Знал, куда тянет меня серебряная нить, я рвал ее теневыми руками, но не мог разорвать. Пытался бежать назад, сопротивлялся, но она поворачивала меня и неумолимо тащила вперед.

Я знал... что нахожусь на пути к еде и питью... к своему брачному пиру... к моей невесте - Элен!

Ее тело, ее кровь, ее жизнь должны утолить мой голод и мою жажду.

К Элен!

В теневом мире посветлело. Он стал прозрачнее. В нем появились более тяжелые, темные тени. Они уплотнялись, и земля теней исчезла.

Я был в старом доме. Здесь же Элен, и Билл, и Мак Канн, и человек, которого я не знаю; смуглый худой человек с тонким аскетическим лицом и белоснежными волосами. Но погоди... это ведь Рикори...

Сколько времени пробыл я в теневом мире?

Голоса доносились до меня негромким гудением, слов я не различал. Меня не интересовало, о чем они говорят. Все мое существо было сосредоточено на Элен. Я умирал с голоду от нее, жаждал ее... я должен есть и пить...

Я подумал: "Если я это сделаю... она умрет!" Потом подумал: "Пусть умирает. Я хочу есть и пить".

Она резко подняла голову. Я знал, что она почувствовала мое присутствие. Обернулась и посмотрела прямо на меня. Увидела меня... Я знал, что она меня видит. Лицо ее побледнело... на нем отразилась жалость. Золото ее глаз потемнело от гнева, в котором светилось полное понимание... потом стало нежным. Маленький круглый подбородок затвердел, красный рот с оттенком древности стал загадочным. Она встала и что-то сказала остальным. Я увидел, как они недоверчиво смотрят на нее, потом осматривают комнату. Кроме Рикори, который смотрел только на нее, его строгое лицо смягчилось. Теперь я стал понимать слова. Элен сказала:

- Я сражусь с Дахут. Дайте мне час. Я знаю, что делаю. - Волна краски залила ее лицо. - Поверьте, я знаю.

Я увидел, как Рикори склонился и поцеловал ее руку; он поднял голову, и на лице его была железная уверенность.

- И я знаю... вы победите, мадонна... а если проиграете, будьте уверены, что я отомщу.

Она вышла из комнаты. Тень, которой был я, поползла за ней.

Она поднялась по лестнице и оказалась в другой комнате. Включила свет, поколебалась, потом закрыла за собой дверь на ключ. Подошла к окну и опустила занавес. Протянула ко мне руки.

- Ты меня слышишь, Алан? Я тебя вижу... еле-еле, но более ясно, чем внизу. Если слышишь, подойди ко мне.

Я дрожал от желания... есть и пить ее. Но голос Дахут звучал в моих ушах, и я не мог не повиноваться:

- Ешь и пей... когда я прикажу тебе.

Я знал, что голод должен стать гораздо сильнее, жажда более поглощающей. Чтобы только вся жизнь Элен могла утолить этот голод и эту жажду. Чтобы, питаясь, я убил ее.

Я прошептал:

- Я слышу тебя.

- И я тебя слышу, дорогой. Иди ко мне.

- Не могу... пока не могу. Мой голод и моя жажда тебя должны стать сильнее... и когда я приду к тебе, ты умрешь.

Она погасила огни, подняла руки и распустила волосы, так что они сверкающими прядями окутали ее до талии. Спросила:

- Что удерживает тебя от меня? От меня, которая тебя любит... от меня, которую ты любишь?

- Дахут... ты знаешь.

- Любимый, я этого не знаю. Это неправда. Никто не может удержать, если ты меня любишь и если я люблю тебя. Это правда... и я говорю тебе: приди ко мне, любимый... возьми меня.

Я не ответил, не мог. И подойти к ней не мог. И все более сильным становился голод, все более безумной жажда.

Она сказала:

- Алан, думай только об одном. Думай только о том, что мы любим друг друга. И никто не удержит нас друг от друга. Думай только об этом. Ты меня понял?

Я прошептал:

- Да. - И постарался думать только об этом, а голод и жажда ее, как два огромных пса, старались сорваться с поводка.

Она сказала:

- Дорогой, ты меня видишь? Ты хорошо меня видишь?

Я прошептал:

- Да.

- Тогда смотри - и иди ко мне.

Я пытался разорвать кандалы, удерживавшие меня, напрягался, как напрягалась бы душа, которую уводят из ада в к воротам рая, как она пыталась бы разорвать свои путы и войти.

- У нее нет над тобой власти. Ничто не разделит нас... иди ко мне, любимый.

Кандалы лопнули... Я был в ее объятиях.

Тень, я ощущал вокруг себя ее мягкие руки... чувствовал тепло ее дыхания... ощущал ее поцелуи на своих теневых губах. Я ели и пил ее... ел ее жизнь... чувствовал, как эта жизнь устремляется в меня... растапливает ядовитый холод теневых собак...

Освобождает меня от теневого рабства...

Освобождает от Дахут!

Я стоял у кровати и смотрел на Элен. Она лежала, бледная и истощенная, полуприкрытая своими красно-золотыми волосами... она умерла? Дахут победила?

Я прижался теневой головой к ее сердцу, прислушался, но не услышал его биения. Любовь и нежность, каких я никогда не испытывал раньше, исходили от меня, накрывая ее. Я подумал: "Эта любовь сильнее смерти... она вернет ей жизнь, которую я отобрал..."

Но я по-прежнему не слышал ее сердцебиения.

Вместе с любовью пульсировало отчаяние. А за ним гнев, более холодный, чем яд теневых собак.

Ненависть к Дахут.

Ненависть к колдуну, называющему себя ее отцом.

Ненависть к обоим, неумолимая, безжалостная, непримиримая.

Ненависть росла. Она смешивалась с жизнью, взятой мной у Элен. Она поднимала меня. На ее крыльях я полетел... прочь от Элен... назад в теневой мир...

И проснулся... уже не тенью.

20. ОТЕЦ ПРОТИВ ДОЧЕРИ

Я лежал на широкой низкой кровати в комнате, завешанной шпалерами и освещенной неярким розовым светом древней лампы. Комната Дахут, из которой она послала меня тенью. Руки мои были скрещены на груди, и что-то их связывало. Я поднес их к глазам и увидел колдовские кандалы - витой бледно-золотой волос, волос Дахут. Я разорвал его. Ноги у меня были связаны такими же кандалами, я разорвал и их. Слез с кровати. На мне была белая хлопчатобумажная одежда, как та, которую я носил во время жертвоприношения. Я с отвращением сорвал ее с себя. Над туалетным столиком зеркало - в нем мое лицо с тремя полосками от бича Дахут, больше не алыми, а бледными.