Жизнь русского обывателя. На шумных улицах градских - Леонид Беловинский

Однако далеко не все могли возводить дворцы. Основная масса особняков представляла собой более или менее крупные прямоугольные в плане объемы с осевой или центрической композицией. В первом случае роль оси играл служебный коридор, проходивший вдоль всего здания, а во втором центром служил танцевальный зал в достаточно большой постройке, либо лестничная клетка, ведшая в мезонин в небольших особнячках. Москвичи могут познакомиться с первым типом планировки на примере бывшего особняка Клаповской на Гончарной улице в Заяузье (д. 16), в советское время – Дома научного атеизма, ставшего позже Домом духовного наследия, а со вторым – на примере бывшего дома графов Орловых на Большой Никитской (д. 5), где долго размещался Исторический факультет МГУ, а сейчас находится университетское издательство.

При изобилии населения таких особняков (хозяева и их дети, учителя и гувернеры, приживалы и бедные родственники, огромное количество прислуги) была большая нужда в дополнительных помещениях, тем более что парадные комнаты практически были нежилыми. Осматривая старинные особняки сбоку и с дворового фасада, можно обнаружить, что в задней половине они имеют нередко на один этаж больше, нежели спереди: окна основного этажа понижаются, а над ними, под самым карнизом, находятся небольшие окошки дополнительного полуэтажа – антресолей. Высокие окна уличного фасада принадлежат парадным комнатам, пониженные окна боковых и заднего фасадов относятся к личным покоям владельцев дома, а на антресолях с низкими потолками и маленькими оконцами, расположенными над самым полом, были жилые помещения для детей и прочей малоценной шушеры (дети рассматривались родителями примерно на уровне крепостной прислуги среднего разбора, но нередко ниже старых заслуженных камердинеров и дворецких). Расширение жилой площади особняков могло идти и за счет излюбленных в Москве и провинции мезонинов – дополнительных полуэтажей меньшей, нежели сам дом, площади.

Даже в центре обеих столиц, особенно в Москве, размеры барских усадеб и удобно размещавшихся на них особняков иногда поражают размерами. Москвичам старшего поколения должен помниться старинный барский дом на Пушкинской площади, известный как «дом Фамусова», снесенный, несмотря на многочисленные протесты, в 60-х гг. XX в.; теперь на его месте подземный переход под новым зданием «Известий». Дом был в два этажа и два десятка комнат, с залой, вмещавшей маскарады, балы и благотворительные концерты на сотни персон. При доме было громадное «дворовое место»: флигель-особняк и службы – конюшня, каретник, помещения для дворни, семейной и холостой. В конюшне стояло 6–7 лошадей, в доме и на дворе было множество прислуги: кучера, конюхи, форейторы, прачки, повар, черная кухарка, горничные, лакеи. В доме, кроме «своих», жили еще какие-то старушки и старички-приживалы: за стол по будням садилось 15 человек (30; 64).

П. Ф. Соколов. Гостиная в доме Штиглица в Санкт-Петербурге. 1841 г.

Большие размеры особняков диктовались особенностями жизни, ориентированной на парадность, представительность. В парадных апартаментах не жили: в них появлялись. Отсюда и многочисленность комнат в этих домах. Так, у графов Олсуфьевых в московском доме было 17 комнат, а у родителей будущего фельдмаршала и военного министра Д. А. Милютина «… дом состоял, по обыкновению, из целой анфилады зал, гостиных…» (86; 60). При анфиладном расположении все комнаты проходные, так что жить здесь было не очень удобно даже при тогдашнем отсутствии понятий о комфорте; поэтому при большом количестве парадных апартаментов и требовались особые жилые покои.

В богатом барском особняке должен был иметься «приличный» набор комнат. Сюда входили передняя, большая гостиная, танцевальная зала, столовая с примыкающей к ней буфетной, одна-две малых гостиных, например, диванная, боскетная, библиотека, а в некоторых особо богатых домах были еще и портретная либо картинная галерея с коллекциями, бильярдная, а в XVIII в. бывали и парадные спальни, где никто не спал и которые также использовались при большом съезде гостей как гостиные. Князь А. А. Щербатов писал о наемном петербургском доме своего отца, в 40-х гг. XIX в. московского генерал-губернатора: «Помню и столовую Лазаревского дома, длинную комнату, с мраморными полуколоннами, в конце стоял бильярд…» (156; 62). У Олсуфьевых были «…красная комната, в которой стоял огромный диван красного дерева стиля 40-х годов с зеленой обивкой… Рядом была большая длинная комната в 2 света, библиотека со шкафами из красного дерева, где было не менее 2-х или даже 3-х тысяч книг, огромное количество которых были книги 18-го и даже 17-го столетия, большей частью французские. Затем шла большая голубая гостиная в три окна в 2 света с 4-мя портретами наших предков Голицыных и Нарышкиных, Левицкого и Боровиковского… Голубая гостиная была в стиле Louis XVI с орнаментом серым по темно-синему фону и расписным потолком. Двери в этих парадных комнатах также были в том же стиле, белые с светло-зелеными рамками… Из гостиной была как продолжение анфилады спальня папá и мамá и вправо большой зал с тремя стеклянными дверьми на террасу в сад и также в 2 света. Из этого зала, одного из самых больших в Москве, было 3 двери – одна направо в кабинет мамá… другая дверь вела в буфет и на антресоли с правой стороны дома, с другой стороны, в коридор и также антресоли левой стороны дома» (78; 253–254).

Однако этой роскоши казалось недостаточно. «В Париже папá купил замечательно красивый штоф в стиле Людовика 16-го для обивки всей мебели в голубой гостиной, зимой он собирался жениться и весь дом хотел обновить». После перемены обстановки в доме, казавшемся слишком бедным для молодой жены, мемуаристка, вернувшись из длительной поездки, «была поражена тогда красотой и громадностью нашего дома. Первое, на что я обратила внимание, это что в библиотеке уже не были закрыты шкапы красного дерева с книгами. Мамá сняла все дверцы, и книги были все на виду, и какая их была масса! В гостиной меня поразила красота розовой обивки на белых стульях и креслах, а в столовой коллекция семейных портретов, где они раньше были, не знаю, но такого множества я не ожидала… Между ними стояли бюсты князей Голицыных, а в углах большие мраморные статуи, привезенные еще дедушкой из Италии… И потом меня поразила масса цветов на окнах и в углах комнат, а в гостиной чудные кокосовые пальмы до потолка и камелии и азалии в полном цвету.

Александра Григорьевна устроила свой кабинет в большой спальне рядом с гостиной, ее комната была разделена пополам кретоновой драпировкой. Ее кабинет или гостиная, стены которой были с фресками 18-го века в стиле Людовика 16-го, была настоящий музей. Там была мебель, которую при нашествии французов в 12-м году чуть было не сожгли, но которую кое-как починили по приказу маршала Davou…» (78; 260, 268).

Неизвестный художник. Гостиная в доме Юсуповых. 30-е гг. XIX в.

Н. Подклюшников. Гостиная в доме Нащекиных в Москве. 1838 г.

Дом – чтобы не сказать дворец – графов Олсуфьевых не исключение. Известная «бабушка» Е. П. Янькова аналогичным образом описывала дом своего отца.

Барон Н. Е. Врангель вспоминал: «Зимою мы жили в Петербурге в большом-большом доме… в котором совсем не было уютных жилых комнат, а казалось – одна «анфилада» гостиных. В этих хоромах по стенам торжественно расставлены были столы с холодными мраморными плитами, мебель красного дерева и карельской березы на матовых черных львиных лапах с локотниками, кончающимися головами черных сфинксов и арапов, консоли с алебастровыми и мраморными урнами, стройными вазами Императорского фарфорового завода, тяжелыми позолоченными канделябрами, подставками с большими часами, над которыми юные весталки приносили жертвы и римские воины в шлемах поднимали руки к небу. Между окнами висели большие, во весь простенок зеркала, на стенах – портреты царских лиц и картины в тяжелых золоченых рамах» (27; 33).

Уже из приведенных описаний можно видеть, как обставлялись парадные комнаты. Мебель в «стиле Росси» (белая с позолотой), красного дерева с бронзой (стиля Жакоб) или карельской березы, обитая штофом или гобеленовыми купонами – диваны, кресла, ящикообразные скамеечки для ног подле них (при анфиладном расположении в комнатах были сквозняки и на полу холодно); столы и стулья, расставленные в гостиных группами-«уголками», которые разделялись жардиньерками и трельяжами с вьющейся зеленью; большие трюмо с подзеркальными столиками, с фарфоровыми безделушками, кораллами и раковинами на них; камины с зеркалами над ними, с каминными часами в фигурном золотом корпусе и парой канделябров или жирандолей (у одних свечники располагались в ряд, у других – по кругу), с вышитым бисером или украшенным аппликациями каминным экраном; клавикорды или фортепьяно, напольные столовые часы; на потолке хрустальные люстры, на стенах масляные лампы или свечные бра, лампы с колпаками и подсвечники на столах. Во избежание сквозняков двери нередко прикрывались ширмами. На окнах – пышные драпри с ламбрекенами, в простенках между окон – мраморные, бронзовые или гипсовые статуи и бюсты либо цветы, а под подоконниками – сложенные ломберные столы для карточных игр, покрытые зеленым сукном. На стенах же, особенно в малых гостиных и диванных, кое-какие картины, гравюры, гипсовые копии барельефов Ф. П. Толстого, посвященных 1812 году.