По локоть в крови. Красный Крест Красной Армии - Артем Драбкин

Правда, у села Оринино была попытка немцев к сопротивлению, но их быстро ликвидировали. Население встречало нас с большой радостью. Село Дубки заняли часов в 16–17. В селе оказалось небольшое количество немцев и несколько штабных машин. Их попытка удрать не удалась. Их уничтожили. Машины сожгли, а удирающих немцев расстреляли, как зайцев. Ночь прошла спокойно. Утром бой. Немцы, имея опыт Сталинграда и Корсунь-Шевченкова, стали прорываться из окружения. Атаки противника были отражены. Прорыв через село Дубки им не удался. После боя у с. Дубки полк, оставив заслон в селе, устремился в Каменец-Подольский. В городе у немцев были большие силы: 85 танков, 62 орудия, около 10 тысяч солдат и 300 пулеметов. Бои стали принимать затяжной характер. Нужно было форсировать очень коварную реку Смотрич. Благо, что саперы успели разминировать старый мост. Внезапно бригаду и в ее составе наш танковый полк повернули назад к селу Оринино. Там личный состав штабов 4-й танковой армии и 6-го гвардейского механизированного корпуса вели бои с отходящими от г. Проскурова немцами, которые стремились выйти из окружения. После стабилизации положения в селе Оринино полку в составе бригады приказано было наступать в направлении Залещики, Коломыя.

В бою у с. Дубки я получил второе ранение. Тяжелое. В левое бедро. Сильное кровотечение. Было не ясно, задета ли кость. Капитан Порамошкин наложил повязки, шину и отнес в бригадную санчасть. В санчасти со мной ничего не делали. С первой машиной отправили в с. Оринино, где размещался медсанбат. Врачи меня знали. После осмотра сказали: «Довоевался! Ампутация». Я в резких тонах ответил: «Нет». «На операционном посмотрим, — ответили мне, — нога сильно отекла. Много крови пошло в мышцы. Кость задета, но не перебита. Большая вероятность развития газовой гангрены». Положили на стол, и я под наркозом. После того как очнулся от наркоза, рассказали, что чистили долго. Разрезы делали слоями. Рана оказалась с наружной стороны бедра 20 см, а с внутренней 16. В первый день сделали три перевязки. В слоеную рану закладывали и меняли прокладки, густо смоченные марганцовкой. Мне объяснили, это для того, чтобы не допустить анаэробной инфекции (микробы, развивающиеся без доступа кислорода). Если они появятся, то газовая гангрена, ампутация или смерть. Бедренная кость задета, но не перебита. Поврежден седалищный нерв. Медсанбат расположился в школе. Палата послеоперационных окнами выходила в лес. В палате было человек 20. В с. Оринино размещался штаб корпуса и 4-й танковой армии. На окраине села и в самом селе шел бой. Немцы, не сумев прорваться через село Дубки, пошли на с. Оринино. В штабах, начиная от писарей и кончая генералами, заняли оборону. Из частей, оборонявших Оринино, был только мотоциклетный батальон и рота охраны. Наша бригада и другие части вели бои по освобождению г. Каменец-Подольский. 16-ю гвардейскую механизированную бригаду и тяжелый танково-самоходный полк отозвали из Каменец-Подольского к с. Оринино. При вступлении в бой этих сил немцы отошли от Оринино, обошли село и ушли на запад. Окружение под Проскуровом не удалось. Причина была одна — недооценка сил противника и переоценка своих сил. В войну это случалось частенько. Каково же было нам, лежачим раненым. Легкораненые, прихватив какое было оружие, ушли в окопы. Мы же, находясь в беспомощном положении, не имея возможности сопротивляться, находились в ужасной ситуации. Оружие у раненых забирали в медпунктах, но многие в медсанбат приходили с оружием. В момент перевязки меня после ранения капитан Порамошкин мой пистолет положил в командирскую сумку. Так что я в период боев в селе так и пролежал с пистолетом на груди. Медсестры нас информировали о положении дел. От них мы узнали о прибытии тяжелых танков, их назвали «Щука». Это были танки ИС-2. Бой затих. В медсанбат приходил майор Дементьев из политотдела корпуса, чтоб подбодрить нас.

В медсанбате я пролежал до тех пор, пока не наступила у врачей уверенность, что воспалительного процесса нет и меня можно эвакуировать. Перед эвакуацией сделали перевязку. Запеленали основательно. Отправили на грузовой машине. Дорога проходила недалеко от г. Тернополя, где еще велись бои с окруженным в Тернополе противником. Нашу колонну обстреляли «Мессершмитты». Были среди раненых и пострадавшие. Доставили на станцию Сбараж. Эшелон с вагонами-теплушками уже стоял. На два вагона одна медсестра. Доехали до Шепетовки. Стояли очень долго. Узнал, что в Шепетовке, в школе, расположен наш армейский госпиталь. Решил добраться туда. Что побудило на этот шаг?

1. Мне нужны частые перевязки. В условиях теплушечного эшелона и такого медобслуживания — сестра была в вагоне только на одном перегоне, врачи были в пассажирском вагоне в середине поезда — перевязки были практически невозможны.

2. С нашего армейского госпиталя я наверняка после излечения вернусь в свой полк.

3. В теплушке много раненых. Духота невыносимая. Был солдат, который подавал судно и утки. Но это не спасало. Стоны непрерывные.

Уговорил медсестру и начальника эшелона отдать мне карточку раненого, такой документ был на каждого раненого, и помочь с транспортом, чтоб меня довезли до госпиталя. Сестра быстро нашла деда с повозкой. Вначале сбросили с вагона костыли, а потом выбрался с помощью и я. Медсестра и начальник эшелона пошли на этот шаг потому, что не были уверены, довезут меня до госпиталя или нет. Усадили в повозку. Добрались до госпиталя. Встретили нормально. Сразу в перевязочную. Хирург капитан медицинской службы Беридзе очень ругался в период перевязки. Говорил, что какой идиот с такой раной решил отправить эшелоном из теплушек. Опять частые перевязки. Через две недели отобрали костыли и дали палочку. Для меня это было очень нелегко. Лечение шло нормально. Врачи, медсестры были внимательны, имели опыт, проявляли заботу. На одной из перевязок врач завел разговор, откуда я, где учился и прочее. Разговор велся в первую очередь с целью отвлечь меня от процесса перевязки. Перевязка все же была болезненной процедурой. Раны были обширные и рубцевались медленно. Перевязки делались часто. Обрабатывали, чтоб не загноилось. Я рассказал, кто я, откуда, где учился, как пришлось исполнять обязанности старшего врача полка. Он спросил, это не вас ли называли медицинским извозчиком. Я сказал, что действительно на одном из совещаний медработников меня так назвали. Врач сказал, что на совещании у полковника медицинской службы Васильева начальник медслужбы армии упомянул имя фельдшера, как медицинского извозчика. После этого разговора отношение ко мне было истинно товарищеским. Врач Беридзе, который при первой встрече ругался, сказал, что он поставит меня на ноги. Мне трижды переливали кровь. Кровь сдавали медсестры. Я пытался узнать, чья теперь во мне кровь, отвечали всегда однозначно: все сестры сдавали.