Лист Мёбиуса - Энн Ветемаа

Я налил рюмку коньяка, он ее сразу выпил. Тут пришла моя очередь заверить Лембита, что он всегда может рассчитывать на мою дружбу… После чего я выпроводил его на свежий воздух.

Куда как нехорошо, просто ужасно, но это был один из лучших дней в моей жизни. Н-да.

Что еще сказать для полноты картины? Разве то, что исходя из некоторых обстоятельств и смутных предчувствий, я не сомневаюсь — Стелла хочет возобновить наши отношения. Конечно, не в форме канонического супружества. Разумеется, я согласен. Ничего не имею против милой трясогузочки, которой на роду написано поблескивать глазами, преклоняя головку то там то тут. И в качестве традиционного паучьего выкупа на сей раз я преподнесу ей не васильки, а нейлоновый канат: пусть покоряет горные вершины в дальних чуждых странах.

У меня такое ощущение, что она была, есть и будет моей женой. Конечно, разве лишь наполовину, но в данном случае никто не может рассчитывать на большее.

14

Самые лучшие дни, когда меня приходит проведать Якоб. В жизни у меня было немало друзей, хотя дело вовсе не в количестве, поскольку приятственный сюрреалист-фекалист занимает совершенно исключительное положение. Не знаю, вправе ли я вообще называть его другом. Скорее этот человек с шестиклассным образованием (так он сам сказал) — мой учитель. По заведенному в Древней Греции обычаю мы гуляем в парке, и у него всякий раз находится для меня что-нибудь новенькое.

Когда он нанес очередной визит, я не смог скрыть своего удивления. На лбу у него красовалась шишка, и под глазом лиловым цветом цвел тропический цветок внушительного размера. Между тем сам Якоб был вполне спокоен, даже радостен. Более того — жрец храма Нептуна гордился своим подбитым глазом. Он достал зеркальце и принялся с любопытством изучать синяк.

— Какое буйство красок! — воскликнул он. — Только крайне ограниченный человек сочтет его сиреневым, внимательному взору открываются гораздо более причудливые зеленоватые и даже желтоватые тона, которые вместе с черновато-лиловыми образуют потрясающие, несколько пугающие контрасты. Но особенно любопытно то, что палитра динамична, она беспрерывно меняется. Полагаю, каждый час или два тут обнаруживается что-либо новое. По крайней мере в цветовых нюансах.

Пент спросил, каким образом Якоб, человек миролюбивый, склонный к созерцанию, попал в круговорот событий настолько бурных, что в результате появилась бесспорно интересная, хотя и достаточно мучительная цветокомбинация? Визитер пояснил, что именно миролюбие — правда, не пацифистское, а воинственное — послужило причиной сего биологически-абстрактного творения: за хорошие показатели в работе профком их учреждения, поддерживающего энтропически-негэнтропическое равновесие в городе, премировал старшего оператора велосипедом «Турист». Якоба признали лучшим в своей профессии и запечатлели на фоне трестовского знамени.

— Ага! Стало быть, прокатились на велосипеде! — пришел к скоропалительному выводу Пент и добавил в утешение: — Всякое начало трудно…

— Уж не полагаете ли вы, будто я не умею кататься? — обиделся Якоб. Он объяснил, что великолепно владеет искусством езды: еще мальчишкой, в тяжелейших условиях буржуазного строя, он вынужден был разносить газеты и, накопив с великим трудом нужную сумму, приобрел-таки велосипед. Таким образом, у него более чем полувековой стаж! С этим следует считаться!

— Так в чем же дело? — спросил Пент. — Уж не подрались ли вы?

— О, какая была драчка! — с гордостью выпалил Якоб. И добавил многозначительно: — Ну, падла! Была же драчка! — Слово «падла» прозвучало в устах Якоба весьма забавно, совсем как «цорт!» у четырехлетнего карапуза.

— Расскажите же наконец! — пристал Пент.

Якоб еще раз с умилением, буквально с восторгом взглянул в зеркальце на серо-буро-малиновую блямбу под глазом и сказал вполне серьезно:

— Видите ли, химик Пент, когда общество вас ценит, когда оно относится с уважением к вашему труду, вы чувствуете себя обязанным выразить ему, данному обществу, его идеалам и образу жизни, свое одобрение. Я не так давно читал о велопробеге борцов за мир Скандинавских стран и Советского Союза, который финишировал в Америке. Перед Белым домом. Демонстранты имели при себе лозунги и плакаты, выражавшие их озабоченность и пожелания, касающиеся будущего нашего мира. Связанный по работе, я не мог отправиться в столь дальний рейс, однако же решил совершить трехдневную демонстрационную поездку. Тем более что за свой труд получил велосипед… Посмотрел на карту шоссейных дорог и подумал, что мне по силам маршрут Таллинн — Рапла — Таллинн общей протяженностью сто шесть километров. Вильяндиское шоссе вьется по прелестным местам, на пути лежит несколько интересных населенных пунктов, самый большой из которых — Кохила, связан с бумагоделательным производством. Я решил там остановиться и при возможности восславить наш образ жизни и наши достижения.

Пент одобрительно кивнул. Он тоже знал о бумажной фабрике в Кохила.

Затем Якоб стал подбирать материалы для наглядной агитации. Целый день провел в библиотеке, где ознакомился с разными руководящими документами и газетными публикациями. Прежде всего ему требовались зажигательные и короткие призывы, да, именно короткие, потому что большой плакат, укрепленный на спине, порядком затруднит движение при встречном ветре, и наоборот, при попутном ветре благодаря эффекту парусности жизнь агитатора окажется в опасности. Итак, Якоб решил соорудить три-четыре наспинных плаката и два лозунга, для укрепления которых на велосипеде придумал остроумную конструкцию из лыжных палок.

Ему не удалось найти призывов прямо обращенных к работникам водокачек и фекалистам, что его, само собой, несколько огорошило, однако он сообразил, что профессий у нас тысячи и сочинить воодушевляющие строки на все случаи жизни просто невозможно («Тутоводы! Объединяйте свои усилия, чтобы…» или «Доблестные ловцы миног! Делайте все от вас зависящее…» и так далее.) Он остановился на лозунге, долженствовавшем воздействовать на моряков и речников, ибо труд Якоба тоже связан с водной субстанцией — он каждый день направляет под кили наших судов десятки тонн разнообразной водной суспензии. Лозунг призывал работников морского и речного флота плавать лучше и быстрее, внедрять рациональные методы труда. Упоминались также срочность доставки и качество погрузочно-разгрузочных работ. Вторым лозунгом Якоб хотел воодушевить пахарей художественной и литературной нивы, прежде всего донести до их сердец важнейшую задачу — воспевать красоту, воспитывать народ. Якоб признался, что испытал неловкость при выборе этого лозунга и вынужден был серьезно подумать над целями своего собственного творчества… Остальные плакаты призывали к миру.

На всякий случай Якоб решил согласовать тексты в вышестоящих инстанциях. Здравая мысль пришла ему в голову, заверил он Пента. Симпатичного вида молодой человек посоветовал обдумать все еще раз. Не взваливает ли на свои плечи одинокий велосипедист-агитатор задачу Атласа: всех на земле волнуют вопросы войны и мира — проблемы, по которым государственные мужи дискутируют месяцами и годами на конференциях в Женеве и Хельсинки, в Москве и Мадриде. Конечно, желание посодействовать решению жгучих вопросов в высшей степени похвально, но не сочтет ли кто-либо из саркастически настроенных граждан, что обвешанный лозунгами, жмущий на педали человек страдает неким недугом, смахивающим на манию величия. После непродолжительных раздумий Якоб согласился с молодым человеком. «Вы правы, — сказал он, — тем более что меня и раньше упрекали в мании величия, может быть, не без основания».

Пока Якоб рассказывал, к ним подошел доктор Моориц и присел на краю скамейки. Он подал знак, чтобы собеседники продолжали, не обращая на него внимания. Якоб вежливо кивнул в ответ: мол, его никто не способен смутить, и снова заговорил. Еще молодой подающий надежды политик намекнул на такую возможность, кажется, усмехнувшись при этом, — если Якоб отправится в путь со столь вдохновенными лозунгами, то не исключено, что многие работники сельского хозяйства и бумажной фабрики почувствуют себя обязанными последовать за ним — ведь идеи Якоба близки всем сердцам, — а это может повести к нежелательной приостановке работ… «И точно ведь!» — согласился собравшийся в агитационный поход. А как быть с призывом к красоте? Якоб никак не хотел бы от него отказываться. Молодой специалист пояснил, что сомневается в необходимости прибегать к призывам и без того всем известным. Пусть Якоб не обижается, но ведь ею весьма симпатичная комплекция несколько выше средних кондиций в какой-то степени указывается на опасность, связанную с долгим и благим периодом нашей спокойной жизни — он имеет в виду переедание, широко распространившееся в Эстонии, — и может вызвать бурную реакцию некоторых насмешливо настроенных элементов, в известной мере дискредитирующую все начинание. Вот когда Якоб отправится в следующую поездку, закалившись в своем первом пробеге и достигнув лучшей физической формы, его призыв к красоте будет гораздо уместнее…