Переярок - Владимир Стрельников

Но вооружить все одинаково хорошо у нас нет возможностей. Просто нет.

И потому строевые кадровые части вооружены очень хорошо. По возможности новым или новейшим оружием. Но для вооружения резерва новые вооружения — очень дорого. А эти старые пушки — их купили по цене металлолома, как, впрочем, и броню для ополчения. При этом для обороны эта артиллерия вполне годится, а наступать мы особо не собираемся. Взламывать оборону не у кого.

— А много золота намывали? — Это один из наших новоприбывших, все мечтает золото в предгорьях протектората намыть и разбогатеть. Услышал от старожилов, и с тех пор только о золоте от него и слышно.

— Вначале очень много. Под сотню тонн в год. Мы к тому времени уже фактически разбежались с Москвой, но благодаря армии и ментам войны не случилось. Постепенно все стихло, сейчас нам с московскими делить нечего, а с «вованами» и ОМОНом у нас боевое братство. Не одну операцию вместе провели. Не раз вместе кровь проливали, и свою, и чужую.

— А почему Коршунов так сделал, что автоматическое оружие в МП не купить?

— Не совсем так. До того, как он набрал власти, новые московские чиновники вообще было заделали разрешительную систему. Коршунов ее переделал. После того, правда, как начал сам народ ввозить из–за ленточки. Выдергивать из горячих точек, из–под ножа, фактически, и везти сюда. Он так не одну тысячу человек спас. Правда, не просто так, а сажая на землю, в отработку за услуги. Но спас.

Так вот, он продавил другую систему. Сейчас любой житель Московского Протектората может свободно купить пистолет, магазинную или полуавтоматическую винтовку, или пистолет–пулемет. Для того, чтобы купить автоматическую винтовку или автомат под винтовочный или промежуточный патрон, а тем более пулемет — нужна лицензия. Но, бойцы, я вам так скажу — поселок, где три сотни мужиков вооружены СВТ — это серьезно. Да даже трехлинейками и ППШ — это очень серьезно. Да и из тех же FN-FАL или G3 сделать полуавтоматы — делов на час в оружейной мастерской. А для этих винтовок режим одиночного огня основной.

— Странно, а Арам нам ничего не рассказал. — Агас, невысокий, плотный армянин с выдающимся носом–рубильником и большущими, вечно грустными глазами, почесал затылок.

— Арам, это кто, вербовщик? — Старшина недоуменно нахмурился. — А он откуда об этом знать должен?

— Да нет, товарищ прапорщик, это мой троюродный дядя, владелец отеля «Рогач» на базе «Россия». Мы с ним долго сидели, и он нам много что рассказал. В том числе и про Русскую Армию. Ну, что она самая крутая, и что рвет всех на части. Но про такое он не рассказывал. А его все знают.

— Товарищ солдат, вы хотите сказать, что старшина роты врет как сивый мерин? — Афанасьев грозно нахмурился, но потом усмехнулся. — Боец, на Новой Земле проживает тыщ тридцать армян точно, и Арамов среди них хватает. Я знаю трех Арамов. Один служит стоматологом в ППД, один держит ресторанчик в Солнцегорске, один служит штурманом на Ми-24. Так что надо уточнять. Нет, я Арама, владельца отеля не знаю. Я вообще переходил еще на базе «Европа», не западная или восточная, а просто Европа. В тысяча девятьсот девяносто втором году по земному грегорианскому летоисчислению. После развала СССР и вывода нашей дивизии из Германии, мне предложили перебраться сюда. Мы с женой и родителями ее и моими подумали, и рванули. Терять вроде как уже нечего было, они тоже служивые люди, и тоже были выведены фактически в чистое поле.

Заваруха эта с саблями и лопатами была, если по староземельному времени, в девяносто четвертом году. Тогда еще наши заводы только закладывались, а про русские земли знали, что здесь есть золото. Несколько лет тут такое было, что ой–ой. Но на это золото был построен наш Протекторат. Вывернулись наизнанку, но сумели отстроить все, и города, и промышленность. И армию создать настоящую, и вооружить.

Золотая лихорадка была еще та, должен вам сказать. Никогда не думал бы, что у людей от золота так крышу сносит. До уровня Австралии в девятнадцатом веке не дотянули, но по сотне тонн в первые года добывали. И это, пара австралийцев умудрилась найти крупнейший золотой самородок, весом в сто семьдесят два килограмма и какими–то граммами. Его не стали переплавлять, лежит в нашем музее, в алмазном фонде. Можете поглядеть, как поедете в Демидовск.

— А разве здесь мыли золото еще кто–то, кроме русских? — Удивился белобрысый паренек из второго взвода.

— А ты как запретишь? Начнешь стрелять по людям только за то, что они хотят заработать? — Прапор покачал головой. — Вернее способа нажить врагов здесь нет. Нет, мыли все, кто хотел. Разумеется, по нашим правилам. Основные, корневые месторождения разрабатывали мы, бригадным способом при помощи тяжелой техники, а на мелких работали старатели. Потом по договору продавали золото нам по фиксированной цене. Уже у нас золото переплавляли, очищали от примесей, и продавали Ордену. Ну а армия обеспечивала безопасность на нашей территории, а ОМОН и ВВ на московской. Сколько бабла осело в Новой Одессе — сосчитать сложно. Потому она и поболее Москвы. Но еще больше ушло по Заливу на кораблях в Нью—Рино, Одесса этому городу не конкурент. Специально для заработавших старателей рейсы делались, прямиком до Рино. К концу сухого сезона те, кто разбогател, садились на пароход, и гудеть. Рино потому так и поднялся, что бабла в нем осело вообще немерено. Поменьше, конечно, чем у нас в Протекторате, но очень много. Ладно, бойцы, у вас скоро отбой. Отдыхайте. — И старшина ушел, отдав честь знамени части.

25 день шестого месяца, 23 год, 10–22, понедельник. Третий Военный городок.

— Алейксей Иванов, для принятия присяги, выйти из строя! — В горле неожиданно пересохло, АКМ в руках, и пистолет на поясе стали ужастно тяжелыми, а ноги слегка ватными. Но месяц шагистики сделал свое дело, я «на автомате» вышел из строя. И, печатая шаг, подошел к столу, возле которого стоят очень серьезные офицеры.

Поодаль, стоят знаменосцы. Штандарт нашей роты, и Знамя бригады. Причем знамя еще с той земли, вывезли из музея части в Таджикистане. Настоящее боевое знамя отдельной кавалерийской бригады, пробитое пулями и осколками, и с тремя боевыми орденами. Вообще, Знамена нашей армии все с историей. Все спасены из тех республик, где советское прошлое постарались забыть и уничтожить. Да и не только советское. Личная рота командующего имеет имперский штандарт, той, еще царской армии.

Как сказал нам наш командир роты — мы не Иваны, родства не помнящие. Нам нечего стесняться своих предков, и знамена наших отцов и дедов для нас не менее святы здесь, на Новой Земле.

Ровными рядами стоят бойцы наших двух взводов. Рядом выстроилась остальная рота. Все при полном параде, прапора и офицеры надели ордена и медали, что с той, старой земли, что полученные здесь уже.

На трибуне около плаца, под навесом в тенечке, сидят родня солдат, принимающих присягу. На удивление немало народу, человек триста. Там же сидят и Сайора с тетей и кузиной. Раношка на удивление прониклась торжеством момента, сидит, и даже про леденец забыла.

— Я клянусь добросовестно изучать военное дело, всемерно беречь военное и народное имущество и до последнего дыхания быть преданным своему народу, и своей Родине.

Я всегда готов по приказу Правительства выступить на защиту моей Родины и, как воин Русской Армии, я клянусь защищать ее мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами.

Если же по злому умыслу я нарушу эту мою торжественную присягу, то пусть меня постигнет суровая кара закона, всеобщая ненависть и презрение граждан. — Закончив читать текст Присяги, я с трудом проглотил тягучую слюну, я развернулся, и, печатая шаг, подошел к столу, где поставил свою роспись в протоколе. После чего так же торжественно промаршировал на свое место в строю.

Казавшееся бесконечным действо кончилось неожиданно быстро. И вот уже звучит команда.

— К торжественному маршу! Напра–ву! — Гулко развернулись взвода. — Рота, шагооом — марш! — и под марш, исполняемый духовым оркестром, наша рота двинулась вдоль трибуны.

Меня поразил совершенно седой, в старой, еще сталинской офицерской форме невысокий сухонький дед, с погонами майора, с двумя орденами Красной Звезды, и медалями «За отвагу», «За оборону Севастополя» и «За победу над Германией» на выцветшей гимнастерке. Дед, несмотря на преклонный возраст, стоял по стойке «смирно», взяв под козырек полевой офицерской фуражки, и его глаза смотрели ясно и весело. Молодцевато подпоясанный командирским ремнем старого образца, перечеркнутый портупеей, с наганом в кобуре — дедок являл пример хоть и старого, но непобежденного солдата. Точнее, солдата–победителя.

— Взвод, вольно, разойдись! — Вот и наша долгожданная команда. И мы, уже рядовые Русской Армии, кто перекинув автоматы за спину, а кто, как я, например, просто взявшие их в руки, рванули к своим родным.