Танцующая на гребне волны - Карен Уайт

– Да, но это вся жизнь. В другом веке. Какое это имеет отношение к моей жизни в Антиохе? – Я смотрела на него, но не могла понять выражение его глаз, и это тревожило меня. – Пожалуйста, Мэтью. Загипнотизируй меня еще раз. Верни меня туда. Я должна узнать больше. – Я не знала, что выскажу это, и мои слова пугали меня. Я не хотела возвращаться, но в то же время я знала, что у меня не было выбора, если я хотела получить ответы.

Что-то мелькнуло у него в глазах, как скользнувшее по луне облако.

– Это не было возвращение, Ава. Нет никаких доказательств, что все это существовало в действительности. То, что обычно называют возвращением к прежней жизни, это когда человеку открываются иногда некоторые подробности, убеждающие его, что это действительно произошло с ним в прежней жизни. – Он сжал мою руку. Глаза его казались мне чужими. – Ты много говорила с Тиш и Бет об истории Сент-Саймонса. Это наверняка могло проникнуть в твое подсознание. И не забывай, переломы случились в твоей настоящей жизни, – спокойно добавил он.

Я услышала в его словах мнение специалиста, но не могла так легко избавиться от того, что видела и чувствовала. Мими верила в круговорот жизни и смерти, и смерть, как учила меня мама, означала, что ты уходишь на небо. Но еще ребенком я знала, что это не одно и то же.

– Мими всегда говорила, что она не старается быть особенно добродетельной в этой жизни, потому что хочет вернуться кинозвездой. – Я старалась улыбнуться, но улыбка не получилась. – Памела слишком реальная для меня, чтобы я могла ее выдумать.

– Наше подсознание сильнее, чем мы его себе представляем. Это наш защитник, оберегающий наш рассудок от того, что мы не готовы принять.

Я покачала головой, внутренне с ним не соглашаясь.

– Что бы там ни было, я могу это принять сейчас. Ты придаешь мне силы. Разве ты не понимаешь? Я хочу еще раз испробовать гипноз. Я должна туда вернуться. – Я попыталась встать, но он удержал меня.

– Нет, Ава. Нет. Предполагалось, что ты вернешься в свое детство, но я не смог контролировать происходившее. Я не могу быть уверенным в безопасности повторения.

Он сжал мою руку, и я смотрела на него, все меньше его понимая.

– Но ты же проделывал это с Адриенной. Ты возвращал ее в прошлое.

Он опустил голову, но я успела перехватить его взгляд и по нему поняла, что попала в точку.

– Адриенна умерла. Неужели мы не можем оставить ее покоиться в мире?

– Не можем, Мэтью. Пока она живет в твоих тайнах. – Я подалась вперед, в голове у меня неожиданно прояснилось. – Что она тебе рассказывала?

Я ждала, пока он заговорит.

– Мы проделали это только дважды. В первый раз это было, когда она хотела избавиться от дурной привычки. Второй раз, когда она хотела побольше узнать о своих родителях. Ее удочерили малышкой, и она хотела узнать о своих биологических родителях. Они умерли, и она думала, что это был единственный путь что-то о них узнать. Поэтому я на это пошел. Возможно, мне не следовало это делать. У меня было еще мало опыта, и я не имел представления о том, что я делал. Но она клялась, что была счастлива послужить для меня подопытной морской свинкой.

– И что она увидела?

Он покачал головой:

– Я не знаю. Она мне не сказала. Она видела что-то ее напугавшее, но она скрыла от меня что. Она описала внешность родителей и их дом, но она никогда не рассказала мне, что же такое ее напугало.

– Как далеко она зашла? Еще до своего детства?

Наши взгляды встретились, и я увидела в его глазах борьбу между желанием рассказать мне все как есть или похоронить прошлое.

– Вернулась ли она в другую жизнь? Она утверждала, что вернулась, но опять-таки, с ее тягой к прошлому, я подумал, что она играет роль кого-то, о ком она читала. В этом гораздо больше смысла, чем в вере в реинкарнацию.

Мне вспомнились разговоры, которые я вела с Мими на эту тему, не зная, что когда-нибудь у меня будут основания их вспомнить. Пристально глядя на Мэтью, я сказала:

– Даже генерал Паттон говорил, что в прошлом он был римским полководцем. И Бенджамен Франклин и Томас Эдисон верили в переселение душ. Я не говорю, что это значит, истина это или нет. Это как вера в привидения – видел ли ты их сам или нет, многие говорили, что видели. Есть слишком много свидетельств, что во вселенной все не всегда происходит так, как мы ожидаем или как нас учили ожидать.

Лицо его закрылось, как прочная дверь. Он убрал руки, и старый страх поглотил меня как туман.

– Не надо, – попросила я с отчаянием в голосе, видя по его лицу, что он в сомнениях. Я ухватилась за него, как за возможный источник. – Что видела Адриенна? – спросила я снова. – Ты боишься, что я увижу то же самое?

Мэтью смотрел на свои руки, локти лежали у него на коленях, пальцы сцеплены.

– Я не знаю. Я в самом деле не знаю. Она не хотела ничего мне сказать. – Взгляд его был холоден. – Но это изменило ее. После этого она уже была другая. В каком-то смысле это сломило ее, отделило ее от нашей прежней жизни с ней. – Он сделал глотательное движение, громко прозвучавшее в тишине чердака. – Через полгода она умерла.

Какое-то время мы сидели молча, слушая скрип и стоны старого дома в ночи. Я в очередной раз вспомнила, что Мэтью сказал мне однажды об Адриенне. «Она сказала мне однажды, что иногда я смотрю на нее как на привидение». Я подумала, что наконец я понимаю, что она имела в виду. Мой голос подобно ножу разрезал тишину.

– Я не Адриенна. Я хотела бы, чтобы ты однажды взглянул на меня и увидел меня, а не привидение.

Он встал и повернулся к лошадке-качалке, трогая длинными пальцами ее гриву, воспроизведенную с такой точностью, что мне казалось, ее вздымает ветер.

– Я это тоже чувствую, – сказал он. – Прошлое. Оно, кажется, живет в этом доме одновременно с настоящим. – Его пальцы погладили бока лошадки, коснулись краев седла, вытертого поколениями безымянных детей Фразье. У меня возникло чувство, как будто я уже все это видела, как будто я видела его трогающим лошадку и разговаривающим со мной.

– Я думаю, у всех у нас есть эта связь с прошлым, – продолжал Мэтью. – Оно здесь, в мебели, полах, стенах. Они несут в себе память о тех, кто жил здесь раньше. С научной точки зрения это убедительнее, чем вера в другую жизнь, которой мы жили когда-то.

– Тогда опровергни меня, – предложила я, поднимаясь и держась за спинку стула. – Загипнотизируй меня снова и верни меня в прошлое. Дай мне рассказать тебе, что я увижу. – Я сделала шаг к нему. – В первый раз это была твоя идея, хотя я и боялась обнаружить вещи, о которых, быть может, знать не хотела. Теперь твоя очередь оказать мне доверие.

Он не ответил, глядя на лошадку, мысли его где-то блуждали. Я подошла к нему и прижалась щекой к его спине, обнимая его сзади, наш ребенок меж нами.

– Я не отдалюсь от тебя, что бы ни случилось. И теперь у тебя намного больше опыта; ты сможешь лучше меня контролировать. – Я помолчала. – Я – не Адриенна.

– Я знаю, – сказал он, опустив свои руки на мои. – Позволь мне подумать об этом.

Я согласно кивнула, зная, что это было все, что он мог мне тогда ответить, но зная также, что у него не было выбора. Он подтолкнул меня к тому, чтобы увидеть мое прошлое, и теперь мы оба зашли слишком далеко, чтобы повернуть назад.

Он обернулся ко мне, взяв мои руки в свои. Я стояла, глядя на наши сплетенные руки и родимое пятно у основания моего большого пальца.

– Хорошо, – сказала я, погружаясь в его объятья, отчасти храм и отчасти наркотик, и позволила ему повести меня вниз по лестнице. Я сосредотачивалась на каждом шагу, стараясь стереть из памяти выражение его лица, когда он увидел ключ от чердака в моей руке, и звук детского смеха, эхом прозвучавшего за нашими спинами.

Глория

Сент-Саймонс-Айленд, Джорджия

Июль 2011

Я припарковалась на грязном участке через улицу от Крайст-Черч и, заглушив мотор, осталась вяло сидеть на месте, пока Мими не толкнула меня костлявым локтем.

– Не думаю, что если мы тут еще посидим, кладбище станет к нам ближе. Полагаю, нам следует выйти и дальше идти пешком.

Внутренне собравшись, я вылезла из машины и помогла ей выйти с ее стороны, забрав из ее рук желтые гладиолусы, которые я купила в магазине у Тиш. Тяжело опираясь одна на другую и моля Бога, чтобы автомобиль на скорости не вылетел нам навстречу по Фредерика-роуд, мы пересекли улицу.

Генри и я были в Сент-Саймонсе чужаками, так что никто из нашей семьи не был похоронен на этом кладбище. Но мы похоронили здесь достаточно друзей и знакомых, поэтому я его хорошо знала – как и маленькую церковку посредине, она напоминала мне мать, наблюдающую за детьми. Много лет утекло с тех пор, когда я последний раз ходила по этим дорожкам, но, как научившийся ходить ребенок, не утратила с годами способность отыскивать дорогу в этом лабиринте.

Участок Фразье я узнала по описанию Авы, и мы остановились у надгробия Адриенны. «Мать нерожденных детей», прочитала я вслух, и сердце у меня сжалось.