Право на поражение - Эдуард Катлас

Мелкие раны были у многих — порезы, ушибы, растяжения. Бои на смерть не могли быть легкими, особенно, если противники попадались друг другу хотя бы относительно равные. Аль'Шаур быстро прикинул, кто в загоне оказался ни разу не задетым, как и он сам. И из тех, кто был не ранен, выбрал тех, кто не подходил к решетке вначале поединков. Вчерне он мог выделить троих воинов, которые хоть что-то стоили с оружием в руках. Они были достаточно спокойны, не дали себя даже ранить, и могли представлять опасность. Опасность достаточную, чтобы приглядеться к ним повнимательнее. Аль'Шаур не собирался совершать ошибок, от которых мастера отучали его еще в лагере.

Распорядитель соревнований решил поразвлечь зрителей, потому что в пару к Аль'Шауру на второй поединок он подобрал бойца с двумя мечами. Вернее, с одним мечом и кинжалом в левой руке — и это была первая ошибка. Распорядитель просто не понимал разницы между многоруким, умеющим не просто пользоваться мечами в обеих руках с одинаковой ловкостью, но, что было важнее, умеющим ими пользоваться одновременно. Сплетать и расплетать узоры, которые просто не успевали улавливать соперники. Между многоруким и парнем, который просто держал во второй руке кинжал, чтобы, при случае, постараться им воспользоваться.

Тем более, что кольчуга противника была порезана после первого поединка и у того была явно ушиблена ключица. Аль'Шаур отрезал ему обе кисти еще до того, как парень начал бой. Судья и жрец попытались было возмутиться порче материала для королевской армии, но зрители аплодировали, а правила не запрещали калечить противника — иначе какой же бой до смерти.

Судя по всему, такие случаи были не редкость, и жрец старался не сильно акцентировать на этом внимание. Как и на том, что труп псевдо-многорукого оттащили совсем в другую сторону, нежели остальные. Оживлять его явно не собирались.

Когда они уходили из загона, уже смеркалось. Все трое, которых приметил Аль'Шаур раньше, тоже уходили живыми. Назвать всех выживших победителями у воина не поворачивался язык.

С того момента, как Киму поставили печать, он убил семерых. Два отборочных боя. Потом еще два поединка, потом еще. Седьмым был громила, который пытался придушить его ночью в казарме. Сегодня был третий день поединков на арене, пятый бой на публику.

Он видел слишком много смертей за последние недели. Когда отряд распределялся по аренам — судьба в очередной раз сыграла с ним злую шутку. Он попал на арену, где за право стать некро-рыцарями сражались преступники, как настоящие, так и брошенные на бойню ни за что. Ему относительно повезло — против него на арену выходили только настоящие убийцы. Этот тип он знал. Знал, что они из себя представляют. Знал, как они дерутся. Знал все их уловки и подлые приемчики. Они были одинаковы в любом королевстве.

Ким начал скучать по друзьям. Бывало, они расставались и на более долгий срок — их задания зачастую разбрасывали их по разным сторонам Акренора. Но тогда вокруг были, как правило, дружелюбные люди, относительно мирная страна, и никакой необходимости в убийствах под свист и аплодисменты зрителей. Это угнетало.

Ким умел убивать в тишине подворотен. В конце концов, именно так он и учился убивать. Он умел убивать в поединках, умел идти в середине строя в сражениях, когда навстречу накатывала волна врагов. Но для него оказалось неожиданно тяжело убивать на потеху кому-либо еще. Если бы он не знал, для чего это делает, то не смог бы пройти через все это. Тем более, что ни одного воина, который мог бы оказать вору достойное сопротивление, до сих пор не попалось.

Все, абсолютно все, считали его щуплым юнцом, которого следует немедленно задавить силой и быстро расправиться. Даже шестой бой, когда даже последнему идиоту должно было быть ясно, что противник, столь легко вооруженный, не мог просто так выиграть пять поединков без малейших увечий, прошел ровно также. Видимо, идиоты еще не перевелись, даже среди относительно опытных воинов.

Сегодня ему предстоял всего один бой. Их перевезли, — видимо, противников на третьем круге (или пятом, если считать по количеству боев на арене) у них оставалось не так уж и много. Выступать предстояло на другой арене, судя по тому, что он видел из зарешеченной телеги — уже в пределах столицы.

Когда Молния увидел, что въезжает в город, на мгновение он обрадовался, подумав, что может встретить здесь товарищей. Но тут же понял, что лучше будет, если это произойдет как можно позже. Выйти дна арену против кого-либо из своих ему совершенно не хотелось, хотя и такой случай Виктор, вроде бы, предусмотрел.

После второго дня на арене ему выдали еще десять золотых, и на целые сутки выпустили на волю — с тем же условием — не опаздывать. Он слышал, что, несмотря на все угрозы, кто-то не вернулся в казармы, и считал, что это был самый разумный человек из всех сумасшедших, собравшихся вокруг него. Не то, чтобы и он был слишком разумен, этот беглец, но, по крайней мере, он попытался одуматься, просто слишком поздно.

К подобной увольнительной они не были готовы, и не договаривались о встрече. Ким не знал, куда ему пойти, что делать, и от этого ему становилось еще хуже. Все время на свободе он провел, перемещаясь из таверны в таверну, изображая, что медленно напивается, но так и не встретил друзей, на что втайне надеялся. Поэтому в какой-то момент он просто завалился спать, а утром вернулся в казарму, отдав все монеты какой-то нищенке с ребенком на руках.

На новой арене, на которой ему предстояло сражаться, сегодня должно было пройти только пять боев. Но каждый, кто собирался выйти на эту арену, оставил за собой где-то полсотни убитых. Пускай и не лично, но все равно — либо им, либо побежденными им же соперниками.

Так что, к делу стоило начинать относиться серьезно. Если до сегодняшнего момента Киму, можно сказать, просто везло, то это не могло продолжаться вечно. Не мог выбранный в смертельных поединках из полусотни воинов быть совсем уж никчемным. Конечно — ему не равняться с тем, кто считался в десятке сильнейших бойцов целого королевства, пусть и чужого. Но Ким не обольщался — его личные качества были ничто без его отряда, без того, что кто-то прикрывает его спину, а чаще — идет впереди, пока вор охраняет тылы.

Он скучал по друзьям.

Всего пять поединков, но трибуны были полны. Даже, можно сказать, переполнены. Люди стояли в проходах, толпились у самой арены, там, где это не мешало наслаждаться зрелищем аристократам. Это было какое-то варварство, наблюдать за убийствами на сцене, но, видимо, за годы правления некроманта все устои Сунары окончательно разрушились.