Генерал Власов - Свен Штеенберг

Меандров и другие русские офицеры направляли письма правительствам западных союзников, римскому папе, в Международный Красный Крест. Они не получили ниоткуда ни единого ответа.

В августе 1945 г. в Кемптене группу русских неожиданно захватили в церкви во время службы и отправили в СССР. Некоторые получили ранения, а церковь была разгромлена.[258] 23 февраля 1946 г. две тысячи русских погрузили в грузовики для репатриации в Наттернбергском лагере около Платтлинга. Многие русские, не желая принимать судьбу пассивно, резали себе вены, закалывались ножами или вешались.

Сначала раненых попробовали отправлять в военный госпиталь на лечение, но их оказалось слишком много. Живых, раненых, умирающих и мертвых — всех тащили в грузовики. Машины прибывали на железнодорожный вокзал, где прямо у платформ ожидали длинные ряды зарешеченных вагонов. Прошло немного времени, как две тысячи русских солдат и офицеров уже держали путь в Советский Союз.[259]

Однако русских репатриировали не только из Германии. Осуществлялись выдачи их из Италии, Франции, Дании, Норвегии, даже из Швеции и из Соединенных Штатов.[260] Сколько же всего человек было депортировано, вряд ли удастся установить. Согласно полученным союзниками оценкам ОКВ, в конце войны на стороне немцев действовало около 700 тысяч добровольцев: 600 тыс. в сухопутных войсках, от 50 до 60 тыс. в военно-воздушных и 15 тыс. в военно-морских силах.[261] (В действительности же, однако, количество было даже большим, поскольку многие командиры частей не предоставляли данных по количеству своих «хиви».) Кроме того, существовали десятки тысяч беженцев — мужчин, женщин и детей, — которые отступали вместе с немцами на запад, поскольку боялись расправы сталинского режима. Надо принять в расчет также военнопленных и восточных рабочих, мобилизованных на работы в Германии.

В общем и целом репатриации подверглось от шести до семи миллионов человек. Нет никаких данных по количеству тех, кто поехал на родину добровольно, и тех, кто остался бы на Западе, имей на это шанс. Немногим тысячам удалось ускользнуть от репатриации, потому что офицеры западных армий, пренебрегая приказами, давали им возможность скрыться.

Последними были выданы генералы: в апреле 1946 г. — Меандров, Севастьянов и Ассберг; в мае — Мальцев; в июне — Малышкин и Жиленков. Все они пытались покончить с собой, однако ни в одном случае ранения не привели к смерти. Их вылечили, а затем репатриировали. 2 августа 1946 г. в советской правительственной газете «Известия» появился следующий материал: «Сообщение Военной коллегии Верховного Суда СССР»:

«Военная коллегия Верховного Суда СССР рассмотрела обвинения Власова А. А., Малышкина В. Ф., Жиленкова Г. Н., Трухина Ф. И., Закутного Д. Б., Благовещенского И. А., Меандрова М. А., Мальцева В. И., Буняченко С. К., Зверева Г. А., Корбукова В. Д. и Шатова Н. С.[262] в измене Родине и в том, что они, будучи агентами германской разведки, проводили активную шпионско-диверсионную и террористическую деятельность против Советского Союза — преступлениях, предусмотренных по ст. 58-1 «Б», 58-8, 58-9, 58–10 и 58–11 Уголовного кодекса РСФСР… В соответствии с пунктом 1 указа Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 г. Военная коллегия Верховного Суда СССР приговорила обвиняемых… к смерти через повешение. Приговор приведен в исполнение».

Так умер Власов.

По понятным причинам его самого и его сподвижников судили закрытым судом. Открытый процесс неизбежно напомнил бы о том, что миллионы людей на оккупированных Вермахтом русских территориях поначалу с радостью приветствовали захватчиков. Данный факт и поразительный размах «пособничества» немцам не были изобретены пропагандой Геббельса. Несмотря на утайку или искажение всех подробностей, их невозможно стереть из истории Германии и Советской России, а также западных держав, одержавших победу во Второй мировой войне.

Тот факт, что Власов, его русские соратники и бойцы русских добровольческих частей сотрудничали с представителями служб Третьего рейха и, принимая во внимание обстоятельства, были вынуждены делать это, не ставит их в один ряд с такими коллаборационистами, как Квислинг,[263] который являлся национал-социалистом и стремился к «обращению в национал-социализм» своего народа. Находясь в немецком плену, Власов и его соратники смогли создать проект политической программы, которая решительно не принимала нацистскую идеологию и имела целью подлинную демократизацию России. Им удалось это потому, что они находились под защитой определенных сил, делавших их неуязвимыми со стороны нацистской партии, — в той же среде немецкого офицерства начало оформляться активное сопротивление Гитлеру и его политике. То, что русские и немецкие противники диктатуры и деспотизма оказались как бы на одном поле, не является в данных обстоятельствах чем-то удивительным. Ибо случилось так, что — по меньшей мере отчасти — Красной Армии и Вермахту пришлось пройти через схожие, хотя внешне и различные, испытания во взаимоотношениях со своим политическим руководством. Организации, задача которых заключается в обеспечении безопасности своих стран и народов, реагируют схожим образом тогда, когда вынужденно оказываются в состоянии неопределенности. Данное утверждение верно в отношении Красной Армии, которая (на тот момент) еще не оправилась после «дела Тухачевского», верно оно и в случае с Вермахтом, который куда больше, чем казалось в то время, потрясло изгнание в 1938 г. генералов Бломберга и Фрича.

Возможно также, что сыграли свою роль и подсознательные исторические параллели. В 1917 г. германское кайзеровское правительство позволило русскому революционеру Ленину вернуться в Россию, чтобы посеять смуту в Российской империи. План превзошел все ожидания: царя свергли и был заключен сепаратный мир. Последующее непредвиденное развитие ситуации — крушение и гибель немецкой монархии, бегство кайзера — могло послужить шаблоном для развития других схожих событий, которые, принимая во внимание отличный контекст Второй мировой войны, были бы в общем и целом тоже желательны.

Обстановка в начале войны между Германией и СССР складывалась более благоприятно в сравнении с Первой мировой войной. Огромная часть советской территории, население которой составляло многие десятки миллионов человек, находилась вне досягаемости Сталина. Население это проявляло подлинную и никем не навязываемую готовность строить новое, свободное социальное общество в рамках национального русского государства. Для свержения существовавшего режима не требовался новый революционный вождь — лишь готовые к действию представительное руководство и соответствующая организация.

Власов высказал желание взять на себя эту задачу. Его друзья и соратники на немецкой стороне хотели помочь ему. Он четко и ясно сформулировал цели и намерения. Власов не рвался к власти ради одной только власти. Он стремился вернуть России отобранные у нее завоевания Октябрьской революции. Власов всегда подчеркивал то, что потом — после победы — править будет не он, а другие, более подготовленные для этого фигуры, свою же роль видел в подготовке пути для прихода таких личностей.

Необходимо заметить, что судьба его — принимая во внимание природу национал-социализма, чего Власов и его русские коллеги оказались не способны понять, — была предопределена. Они, как и немецкие друзья Власова, заблуждались, полагая, что можно повлиять на «восточную политику» Гитлера или радикально изменить ее под давлением реальности военной ситуации или же здравого смысла.

Итак, Власов не стал творцом истории, а история не пожелала сделать из него то, чем он мог бы стать. Однако трагедия этого человека состоит по-настоящему в том, что он по многим причинам чувствовал себя бессильным под гнетом тягостных и мучительных процессов, изматывавших его, обрекавших на медленную смерть его идеалы, его надежды, высасывавших его моральные силы и лишавших его правовой опоры.

Человек, попавший в руки Советам 12 мая 1945 г., представлял собой не более чем свою тень: он потерял интерес к жизни и способность действовать. Однако его краткая жизнь оказалась связана с одним из тех редких моментов истории, когда она словно бы делает передышку, если такой момент будет понят и использован, он может дать новый импульс, послужить началом нового — отличного по своему ритму — этапа мировой истории.

Эра Сталина ушла в прошлое. Сегодня русский народ уже не станет приветствовать захватчиков как освободителей. Молодое поколение России осуждает Сталина и его деспотизм так же, как немецкая молодежь — Гитлера и его преступления. Власов, Русское освободительное движение и Русская освободительная армия выросли на почве сталинского режима. Они являются частью «неподвластного сегодняшнему вчера» — прошлого, которое все еще мрачной тенью довлеет над Советским Союзом.