Сюрприз заказывали? - Ирина Быстрова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Яна почувствовала, как краска бросилась ей в лицо, а в ушах застучало, зашумело. Она резко вскочила.
— Извини, — отрывисто сказала она. — Так заслушалась тебя, что забыла обо всем на свете. Мне пора, — и махнула рукой официантке.
— А-а, — Мирошниченко, похоже, не удивилась, — пора так пора. Держи, — она сунула руку в боковой карман своей экстравагантной сумки и вынула визитку, — позвони как-нибудь.
— Спасибо. — Яна поколебалась с мгновение, но потом тоже достала свою визитку. — Вот.
Мирошниченко кивнула, вертя визитку в руках:
— Счастливо!
— Спасибо. — Яна положила деньги на стол. — Тебе тоже. Приятно было…
— Угу, — пробормотала Мирошниченко.
* * *Лена проводила Кукушкину взглядом. Вздохнула. Поманила официантку.
— Бокал вина, пожалуйста. Белого. Полусухого.
Надо было отметить свой триумф. Жалко, конечно, Кукушкину. Какая-то она потерянная. Что-то, наверное, у нее случилось. Но Лена намеренно не стала расспрашивать. Повела себя по-хамски. Трещала только о себе, о том, как у нее все прекрасно и удивительно, Кукушкиной не задала ни единого вопроса. Хотя до ужаса хотелось узнать, как там Вересов и как вообще там у них, но Лена держала себя в руках — пусть Кукушкина думает, что ей все это абсолютно безразлично, что ей нет никакого дела до их личной жизни. Похоже, Лена своего добилась — Кукушкина мрачнела, потом покрылась пятнами, внезапно вскочила, забубнила что-то про дела. Лена ей не поверила. «Нервишки сдали», — с удовольствием подумала она. Недостойные мысли, но что поделаешь? Иногда это необходимо. Для того, чтобы опять почувствовать себя живой, ведь благодаря Кукушкиной все эти годы были отравлены воспоминаниями о том, как ее обвели вокруг пальца и лишили всего того, что могло составить ее счастье.
Хотя… Она взяла в руки бокал, принесенный официанткой, повертела его, пригубила вина. Кто знает, во что вылились бы Ленины отношения с Вересовым, случись они. Но, как бы то ни было, они бы случились, и это уже был бы праздник — не важно, сколько лет или часов он продлился бы.
Глава 23
Вересов лежал на кровати, опутанный проводами и увешанный датчиками, и спал.
— Он будет жить? — шепотом спросила Марина.
— Ждем, — спокойно ответил врач.
— Чего ждете?
— Когда это станет ясно.
— А когда это станет ясно?
— Неизвестно.
Они помолчали некоторое время. В палате тихо гудели лампы под потолком, попискивали приборы, к которым был подключен Вересов.
— А что с ним случилось? — уточнила Марина.
— Авария, — сказал врач.
— Он один пострадал? — уточнила Марина.
— Нет, — ответил врач, — он один выжил. Повезло, — помолчал и добавил: — Пока.
— А если он будет жить, — проговорила Марина, — он… ну…
— Не знаю, — пожал плечами врач, — никто не знает.
Свет внезапно моргнул. Комната на несколько мгновений погрузилась в темноту. Потом лампочки опять ожили и засветились голубоватым светом.
— Он будет жить? — шепотом спросила Марина.
— Ждем, — спокойно ответил врач.
— Чего ждете?
— Когда это станет ясно…
«Что это? — подумала Марина. — Что за чертовщина?» И, вздрогнув всем телом, открыла глаза. Темно. Тихо. Она в своей постели. Рядом спит муж. Сон. О боже! Она рывком села на кровати.
Кошмар! Не дай бог увидеть это еще раз. И уж, конечно, не дай бог увидеть это в реальной жизни. А Вересов был совсем не похож на себя, подумала она, выбираясь из-под одеяла. Надо пойти выпить водички или сока. Умыться. Она провела ладонью по шее. Вспотела. Еще бы!
«Не похож, не похож, — шепотом повторяла она, направляясь на кухню, — а значит, это не он». Хотя больные никогда не похожи на себя здоровых. Она включила свет на кухне, открыла холодильник и уставилась на полки. Нет, пожалуй, холодный сок — это будет слишком. Лучше чаю. С медом. И — обратно в постель, досыпать.
Она воткнула вилку чайника в розетку и нажала кнопку включения. Села на стул, откинулась на спинку и задумалась.
Опустошение. Одиночество. Вот что она испытала, увидев Вересова, неподвижно лежащего на больничной койке. И успела подумать… успела? Или это только сейчас пришло ей в голову? Непонятно. С этими снами всегда так: ты вроде уже и проснулся, а отделить бытие от небытия еще невозможно. Ну, не важно. Подумала она о том, что, если бы у нее был ребенок, она бы не чувствовала себя такой одинокой. Вот только опять-таки непонятно, ребенок вообще или ребенок именно от Вересова? Марина прикрыла глаза, пытаясь вспомнить, что ж там об этом было, во сне.
Откуда эти мысли? И главное — зачем? Знаки? Или так, ерунда? Как сказал бы врач из сна: «Не знаю. Никто не знает». А то получится, что поведется она якобы на знак, родит ребенка, а потом обнаружит в один прекрасный день, что никакого тут веления судьбы не было и надо было забыть о случайно забредшей мысли в то же мгновение, когда она явилась к ней. А ребенка-то куда? Марина боялась этого больше всего на свете. Того, что материнский инстинкт откажет ей в самый неподходящий момент. Точнее, тогда, когда уже будет поздно. И что, именно поэтому не озадачивалась на тему отпрысков?
Да нет. Честно сказать, она вообще об этом до какого-то момента не задумывалась. Не было потребности. Жизнь так многообразна, всегда есть чем заняться. Она и занималась. Чего только не перепробовала. Кроме материнства. А вот с недавних пор мысли об этом нет-нет да посещали ее.
Чайник вскипел и звякнул, выключаясь. Слишком громкий звонок. Хорошо, что Костя обычно спит как мертвый. Еще бы не храпел — цены бы ему не было. Интересно, как бы он отреагировал, выложи ему Марина идейку насчет детей? Может, и обрадовался бы. Он мужик добрый, мягкий, с чужими детьми здорово ладит. А своих нет, хотя до Марины он был женат дважды. Как-то не сложилось. Сожалеет? Марина не знала. Они никогда не обсуждали этот вопрос. Жили себе и жили. Вроде все его устраивало.
Марина кинула в чашку пакетик чая, залила его кипятком, достала из шкафчика мед, поставила на стол, села и опять уставилась в пространство.
«Неужели так тоже бывает? — думала она, побалтывая ложечкой в чашке. — Неужели материнский инстинкт может молчать-молчать, а потом появиться в самый неожиданный момент и сказать: «Привет, а вот и я!»?» А почему бы и нет? Может, и Янке не надо было тогда спешить? Шло бы все своим ходом. И пришло бы куда надо. Спокойно, без надрыва. И была бы у нее нормальная жизнь. А вместо этого — жалкий уродец под названием «семья Вересовых», а вместо Яны — госпожа финансовый директор. Машина, а не женщина. На кой ей все это нужно?
Доказать, что она не хуже других — иного ответа нет. Вся Янкина жизнь была посвящена этой цели. «Другие» — это кто? Янка, похоже, сама не очень отчетливо это представляла и поэтому боролась на всякий случай со всеми подряд. Даже с теми, кто был ей ближе некуда. С Вересовым, например. Или с ней, Мариной. Впрочем, каждый защищается в этой жизни по-своему.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});