Хрустальный Дракон - Ричард Кнаак

Грифон стоял рядом со своей супругой, положив ей на плечо свою изуродованную руку.

— Даже если вы ничего не сможете нам сказать о рейдерах, я прошу вас о милости разрешить нам остаться в вашем доме на ночь, чтобы набраться сил перед предстоящей нам охотой. Положитесь на мое слово, я не причиню вам неприятностей.

Она посмотрела на них, в их глаза, где одновременно светилась и мольба, и надежда, и хотела сказать, что она ничего не слышала о рейдерах и ничем не может им помочь. Они были так же одержимы своей идеей, как и Темный Конь одержим Сумраком. Но Гвен, однако, не нашла в себе сил солгать им, возможно, потому, что она знала, что при подобных обстоятельствах она бы поступила так же, как и они.

— Мы думаем, что волки-рейдеры на Легаре.

Они молча стояли перед ней, не сразу поняв ее прямое высказывание.

— Кейб там… и Темный Конь тоже.

Грифон не стал спрашивать ее, почему она не сказала об этом раньше. Возможно, он понял, что она хотела сначала услышать его рассказ. Вместо этого он спросил:

— Как давно? И где конкретно?

Тройя встала и схватила его за руку. Ее когти впились в него, но он, кажется, этого даже не заметил.

— Мы не знаем. У Кейба… и у Аурима… было видение. Потом у Кейба было еще одно видение. Они были странными, но оба указывали на Легар. Оба указывали на Хрустального Дракона… и волков-рейдеров.

— Хрустальный Дракон.

Знакомая с Драконьим царством только по рассказам мужа, Тройя не понимала значения сказанного.

— Можем мы поговорить с этим Королем-Драконом? Он поможет нам?

И опять птица-лев ощетинился.

— Хрустальный Дракон — это не то, что Синий или Зеленый, к которым мы можем обратиться при определенных обстоятельствах. Он не похож на своих собратьев, Тройя. Он и его предшественники всегда были затворниками. Он еще может потерпеть того, кто но тем или иным причинам проследует через полуостров, но горе тому, кто отважится нарушить его покой. Это он помог развернуть события в другую сторону против одного из своих же — Ледяного Дракона. Без его помощи Драконье царство могло бы сейчас быть мертвой землей, лежащей под вечным покровом льда и снега. — Грифон задумался. — Расскажи мне о Кейбе и его путешествии. Расскажи мне все.

И Гвен рассказала. Она описала ему видения, рассказала о решении Бедлама, рассказала о нападении на Короля-Дракона Зеленого. Грифон слушал обо всем этом и об упоминавшихся черных кораблях в видении, склонив голову набок. Особенно его внимание привлекло послание Кейба из Зуу. Его глаза зажглись новой жизнью, но все равно эта жизнь была посвящена одному: поискам того, кто нес ответственность за смерть его сына.

— Зуу. Я помню Блейна. Его всадников.

— А Ланита? — спросила волшебница.

— Я его не знаю, и он вряд ли замешан в этом.

Она так не думала, но сказать об этом Грифону было не так-то просто.

— Ты хочешь отправиться туда?

— Да.

— Мы должны отправиться до захода солнца, — заторопила мужа Тройя.

Он посмотрел на нее так, что даже для лица птицеподобного этот взгляд был странным. Затем, слегка помедлив, сказал:

— Ты не пойдешь со мной. Только не на Легар. Я бы взял тебя в любое другое место, даже в Северные Пустоши, но только не на Легар.

— Что ты хочешь этим сказать? — превосходная шерсть на затылке у Тройи встала дыбом. — Я не останусь! Только не теперь!

— Легар — это, пожалуй, единственное место, где риск для вас обоих слишком велик.

Гвен переводила взгляд с одного на другого. Для обоих?

— В любое другое время и в любом другом месте я буду только рад чувствовать тебя с собой рядом, Тройя, но не на Легаре. Я не возьму тебя в Легар.

— Я далеко не беспомощна, Гриф! У меня и живот еще не виден!

Она беременна. Волшебница прокляла себя за то, что сказала. Если бы только она это знала, она бы поговорила с Грифоном наедине. Как и королева Эрини, Гвен была не из тех, кто будет скромненько сидеть в стороне в то время, когда где-то идет борьба, но зарождение новой жизни она считала самым святым делом. Преследование волков-рейдеров было уже само по себе ужасно, но делать это теперь, да еще во владениях непредсказуемого и, возможно, враждебного Хрустального Дракона для будущей матери было чистым безумием, особенно после того, как она уже потеряла своего единственного ребенка.

Было ясно, что они уже не один раз за последнюю неделю обсуждали этот вопрос, и понятно, что Тройя всегда одерживала победу в этом споре. Видеть кого-нибудь, такого же упрямого в отстаивании своего решения, как Грифон, при более приятных обстоятельствах было бы забавно. Однако теперь это грозило только еще большим осложнением ситуации.

— Тройя, ты ждешь ребенка?

Женщина-кошка резко повернулась к ней, но потом опомнилась и взяла себя в руки. Казалось, она несколько остыла после своей вспышки гнева на мужа.

— Всего лишь последние восемь недель. Сначала я думала, что это морская болезнь, мы оба никогда не любили моря. Однако это не проходило, а затем я узнала симптомы еще… еще Демионовских времен.

— Последние несколько дней ты к тому же стала гораздо быстрее уставать, — напомнил ей птица-лев. — По правде говоря, я начал беспокоиться еще до того, как мы высадились на землю.

Его голос теперь был более озабоченным, более понимающим. Оба, и он, и его супруга, были очень импульсивными натурами.

Годы изменили тебя, Грифон, или, может быть, просто ты стал более открытым. Волшебница внимательно посмотрела на Тройю. Несмотря на гибкость ее тела, были заметны намеки на возраст; война, несомненно, наложила свой отпечаток. Сколько живут люди-кошки? У Тройи были слабые, если вообще были, волшебные способности, и это означало, что она, как и король Меликард, будет стареть быстрее, чем тот, кого она любит. В этом отношении никогда нельзя было предугадать, сколько проживет Грифон, если он умрет своей смертью. Он не был таким, как Кейб и Гвен; его жизненный путь может быть таким же, как и у Короля-Дракона, а может быть, даже более долгим. Вполне возможно, он тоже задумывался об этом, а значит, время, которое им было отпущено, чтобы быть вместе, было для него драгоценным. Сознание того, что годы ее жизни ограничены по сравнению с его годами… только делало особенно важным, чтобы новорожденный появился на свет счастливым и здоровым.

У нее был только один ребенок за все это время, — рассуждала волшебница, все еще рассматривая взволнованную женщину-кошку. — Очень даже может быть, что это ее последний шанс. Не было также сомнения и в том, что Тройя и сама очень хочет этого ребенка. Из того малого, что Гвен знала о людях-кошках, она помнила, что у них обычно бывает много детей. У Тройи был только один ребенок, а ее народ детей считал самым ценным, что можно было иметь, и о них очень заботились. Она не может себе позволить потерять и этого.