Внедрение (СИ) - Аверин Евгений Анатольевич

– А как же семья, секс?

– Секс от тебя никуда не денется, – усмехнулся он, – с семьей решаемо, но надо ли тебе это? Там такие глубины откроются, что не до пеленок и визгов.

– А эти, покупатели, не раскроют? Придется соответствовать.

– Взять одежду продавцов, не значит, принять и все их правила. Но маскироваться надо. Покупатели должны вести себя тихо. Особо буйных мы тоже уберем, конечно.

– А зачем все это? Только чтобы самим продавать?

– Ты умнеешь, – куратор прищурился, – Со временем мы будем продавать свой товар. Сначала вперемешку. А потом и только его. Ладно. Вопросы возникнут, обсудим.

– Есть один, можно? – Алла по-школьному подняла руку, – с той выскочкой, с Макаровой что?

– А, Маша, которая? – протянул куратор, – пронырливая девочка оказалась. В местном КГБ у нее теперь протеже. Друг семьи ее молодого человека. Там ее за невесту считают. Мать дворником работает, сама в художественном училище учится. А так, ничего особенного не делала. Подсказала по лечению одного сотрудника. Известные методики, без всяких чудес.

– Так она не шпион?

– Команда дана сейчас таких не трогать. До особых распоряжений. Будут глобальные изменения, как понимаешь. А раз так, то и руководство другое. Оно уже власть принимает. И само решит, что делать.

– Другое, это, какое? Горбачева снимут?

– Горбачев это исполнитель на переходный период. Не снимут, а проводят с почетом, если все правильно сделает. Остальное тебе еще рано знать.

* * *

Лев Михайлович меня строжит. Все считают, что он мой родственник. Очень уж заметно предвзятое отношение. Когда нужно – поблажки. Но никакого спуску за промахи или лень. Я не возражаю. Он учитель, а я ученик. Ему виднее.

Скоро Новый Год. Староста группы выбирает место для застолья. А я сегодня еду домой к Льву Михайловичу. Там будет и Вера Абрамовна. Олег меня встречает на машине. Был небольшой скандал. Сразу после встречи с Ренатом Равильевичем он меня отвозил домой. Видно, что он жутко недоволен. Обычно сдержанный, тогда выговорился:

– Маша, пойми, это взрослые игрушки. И очень плохие. Ну что они могут предложить? Им от тебя нужно намного больше, чем они могут дать взамен. Мне не нравится такая зависимость.

– Да я пока ни от кого не завишу.

– Ты подписывала что-нибудь?

– Ничего. И не собираюсь.

– Там есть и другие способы. Без всяких подписок. Деньги дадут или услугу.

– Ты так говоришь, будто сам завербовался, а теперь жалеешь.

– Я хочу с тобой на чистоту. Знаю, что болтать не будешь. Да. Так и есть. Папа уговорил. Друзья детства. Ты мне, я тебе. Надо помогать. – Он замолчал. Ждет моей реакции.

– Тебя это тяготит?

– Я задавал себе этот вопрос. Ничего тяжелого нет. Даже наоборот. Чувство защищенности. Утонуть они не дадут. Особо не дергают. Но это пока дядя Ренат там. А если он уйдет? Говорят, они людей другим не передают. Но есть нехорошее ощущение, что должен, в случае чего. И я боюсь, что сделаю все, что потребуют. В пределах разумного, но против своей натуры.

– Если против натуры, то за пределы выйти очень легко.

– И это понимаю. Успокаиваю себя, что удержусь.

– Не успокаивай. Не удержишься.

– И что делать? Да плевать! Могу уйти, уехать в Среднюю Азию или еще куда. Я таких отношений для тебя не хочу. И не желаю, что б они лезли к близким мне людям.

– Сижу и думаю: а ты намного лучше меня. Прямой и добрый, только маленький еще.

– Как маленький? Я тебя на восемь лет старше.

– Да это от возраста не зависит. За тебя сделали выбор. Ты теперь думаешь, что и дальше так всегда будет. Отец же тебе хорошего хотел?

– Хотел. Оно и есть хорошее. Меня в аспирантуру взяли. В армию не пойду. С его точки зрения, все правильно.

– Он тебе условия обеспечил. Так цени это. Проблема в том, что ты сам примеряешь на себя их мундир.

– Ничего я не примеряю.

– Примеряешь. Берешь их систему ценностей.

– А как же, если я обещал в подписке задания выполнять?

– Ладно. Вот если тебе задание дадут папу застрелить. За предательство. Скажут, что работает на японскую разведку. Застрелишь?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Нет, – после минутного раздумья ответил он.

– А почему? Он же враг, шпион. Всех обманул, своим прикидывался. Не жмурься, на дорогу смотри, – толкаю Олега в бок.

– Плевать. Для меня он прежде всего отец.

– Поэтому мы и едем сейчас вместе. Если бы ты сказал, что надо рассмотреть доказательства, свидетелей опросить, с ним поговорить, то я бы тут и вылезла. Но я знаю, что ты так не скажешь.

– Так почему я маленький?

– Потому что зрелый человек имеет свое мнение о том, что такое хорошо или плохо. А ты допускаешь чужое. Самое плохое, что за выбор отвечать тебе, а не КГБ или обществу.

– Несправедливо. Делаешь, как говорят, а отвечаешь сам.

– Поэтому и надо только на себя ориентироваться. Выбор есть в каждой точке жизни. Не зависимо от того, американский ты шпион или советский разведчик. Обозвать можно по-разному.

– Но за невыполнения задания могут, – он не закончил.

– Могут что? Ты присягу не давал. Из агентов дядя Ренат выгонит? Убить? Убить могут. Как и любого человека, который мешает.

– Что предлагаешь?

– Живи спокойно. Определи для себя, зачем тебе лично нужны эти отношения. И используй. Поставят перед выбором, сделаешь. На это у тебя сил хватит.

– Спасибо, Маша. А то прямо двуличность какая-то. Перед тобой стыдно, что не знаешь этого про меня.

– Нет больше никакой двойственности. Есть ты и твое понимание ситуации.

– Но по отношению к КГБ это жульничество. Получается, я просто их использую в своих интересах.

– Именно так. Но они предложили, а не ты. Так что не мучайся.

Лев Михайлович увидел из окна отъезжающую «Волгу».

– Твой?

– Да, это Олег.

– Но сначала скажи, пожалуйста, – он замялся, – Вера Абрамовна намекнула, что могут быть попытки твоей вербовки.

– Не намекнула, а прямо сказала, – вышла она в коридор из комнаты, – Маша, мы все знаем, чем грозит предательство. И ты знаешь. Но человек слаб. Лев Михайлович может помочь советом. Не отвергай его.

– Я не отвергаю. Просто считала, что сама справляюсь. – Мы проходим в большую комнату, – если вкратце, то мои условия для знакомого такие: только личные отношения и взаимопомощь.

– Это правильно, – кивает художник, – пойми мое беспокойство. Ошибки бывают. И не поправимые. Особенно, если дело касается меркантильного интереса. Любой дар может быть отозван. И тогда – пустота.

– Это чувствую. Но если потом из благодарности что-то дают, отказываться?

– Беда начнется, когда ты будешь что-то делать ради денег или подарков. Тогда ты не сможешь увидеть главную цель. Дар станет бесполезен и даже вреден. Его отнимут. А если кормят тебя или одевают просто от благодарности, что ж. Ничего в этом страшного.

– А если у человека подписка, он задания выполняет, то что?

Они переглянулись.

– Коготок увяз, всей птичке пропасть, – ответила Вера Абрамовна, – думаю, ты сейчас про Олега спрашиваешь.

– Знаешь, что такое Зов? – Вступил Лев Михайлович.

– Что-то у вампиров? Они притягивают людей к себе так, заманивают.

– И тут примерно также. Сначала человек выполнит что-то простенькое. Например, охарактеризует коллег письменно. Пусть даже в самых лучших тонах. Потом выяснит, кто с кем общается. И пошло-поехало. У человека появляется возможность самому повлиять на судьбу другого, используя огромную махину. Это завораживает. Но Зов не в этом. А в том, что есть потребность не обмануть ожидания сильного чудовища. Поймать на себе благосклонный взгляд взамен нужной информации или действий. А в лихую годину, когда защиты не видят, так сделать это любой ценой. Пусть ложный донос, пусть на самых близких. Неважно. Лишь бы оно кивнуло одной из своих многочисленных голов. Это и есть Зов, который не отпускает никого.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Ну, так уж и никого? Есть категория людей устойчивых, – ответила Вера Абрамовна, – давай за чаем поговорим.