Плотина Фараона и Первая еврейская революция - Сергей Бычков

Эта немудрёная речь старого рыбака сильно растрогала Наина. Он встал навстречу Рабсаку и протянул ему руку.

— Конечно, дорогой сосед, я возьму твоего сорванца, — уверенно сказал он, — а рыбу мы — по-прежнему будем покупать только у тебя… А карасики твои и впрямь замечательные!

Наин и не подозревал, что добрые вести сегодня ещё не закончились. Как только он вернулся домой, Фуидж, полюбовавшись, как он играет с дочкой, показала ему свою новую работу. За это время, что Наин прожил с Фуидж, он стал по другому относиться к искусству. Наин увидел, что игрой красок можно передать состояние души человека, всё великолепие существующего мира и вдохновить на решение самых сложных задач.

— Когда она только время находит? — подумал Наин, рассматривая её новую работу. На фоне Великого Нила женщины полоскали бельё. Наин залюбовался жизненной картиной и почувствовал точно переданную мощь великой реки. Чувство нежности к родному краю заполнило Наина, и он почувствовал гордость от того, что он живёт именно в этой стране. А от женщин, полоскавших бельё, исходила уверенность, что жизнь никогда не закончится, что пройдут столетия, а они так же будут полоскать своё бельё, так же сплетничать, делая свою работу, и также будут рожать детей, продолжая жизнь до бесконечности, поколение за поколением.

— Ты — просто гений, — произнёс Наин и увидел счастливые искорки в глазах Фуидж. — Как же я хотел бы иметь такой дар, как у тебя. Тогда бы я нарисовал такую картину, такую… ну, одним словом, чтобы все любовались ей, как я любуюсь тобой.

— Наин, — неуверенно начала Фуидж, — а что, если бы ты выделил мне урок в своей школе? Если ты находишь мои рисунки хорошими, то, может, я смогу чему-нибудь научить твоих учеников.

От этих слов Наин изумлённо застыл с открытым ртом.

— Как же ты это хорошо придумала, голубка моя, — наконец произнёс он. — Конечно! Ты права, наши дети должны не только уметь писать и считать, они должны понимать искусство, видеть и ценить всю красоту окружающего мира.

— Как мне приятно, Фуидж, — обнимая её, проговорил Наин, — что ты понимаешь меня и желаешь помочь. Как я благодарен тебе и как я люблю тебя!

Но и на этом приятные вести не закончились!

Внезапно, и, как всегда, с шумом в комнату ворвался Боби.

— Наин! — закричал он. — Прячься! Там, на пристани, жрец из Главного храма, тебя спрашивает. Я на него сейчас собаку натравлю, а ты тем временем беги огородами.

От неожиданной вести Наин растерялся и машинально испытал чувство страха. Уже в следующее мгновение он сообразил, что боятся ему абсолютно нечего, но вышел на крыльцо в лёгком волнении, оставшемся после неожиданного испуга, а перепуганная насмерть Фуидж выбежала следом.

С крыльца Наиан увидел приближающуюся фигуру человека в розовой одежде. Тот, опираясь на посох, остановился у их дома и из под руки глядел на Наина. Это был Сох!

Наин рванулся вперёд, сбил попавшего под его ноги Боби и, подлетев к старику, крепко его обнял.

— Дружище, Сох! Как же я рад тебя видеть! — проговорил он, наконец, когда улеглось волнение, — откуда ты здесь?

— Вот я и приехал, как обещал, чтобы взглянуть на твою ненаглядную Фуидж, из-за которой ты готов был умереть, — произнёс Сох, вытирая слёзы. — Ну, показывай же её.

— Да вон она, на крылечке, ждет, чтобы поклониться тебе, — указывая рукой, ответил Наин и закричал, — Фуидж, мама, Сох приехал!!

Мать, выбежавшая вслед за Фуидж, вытирая руки о фартук, всматривалась в незнакомца. Когда Наин подвёл Соха к крыльцу, она и Фуидж низко, по обычаю, поклонились жрецу.

— Проходите, пожалуйста, в дом, — пригласила его мать и, подозвав Боби, велела бежать за отцом.

… До поздней ночи продолжалась гулянка в честь приезда дорогого гостя. Мать и отец, зная, как много этот человек сделал для их сына, старались изо всех сил угодить ему. Мать всё время старалась подложить в его тарелку новое кушанье, а отец достал тридцатилетней выдержки вино. Ну, а Сох всё рассказывал и рассказывал…

А тесть Наина пьянел и пьянел. К концу вечера он заявил, что уважает всех жрецов мира и с этой минуты принимает обет безбрачия.

— Пойдём уж, мой жрец, домой, — вытаскивая его из-за стола, проговорила тёща. — А вот завтра и посмотрим, — и увела упирающего тестя.

Наин с Сохом присели в беседке. Сох, не торопясь, пересказывал ему новости храма и передал привет от Мака.

— А Бак погиб при осаде храма, — печально сообщил он Наину. — И без того нелюдимый Мак после смерти брата совсем перестал показываться на людях и, кажется, первый раз улыбнулся, когда я ему сообщил, что еду проведать тебя.

Ну, а Наин после новостей гостя рассказал ему о своей будущей школе, на что Сох несказанно обрадовался.

— Я не ошибся в тебе, мой мальчик, — вдруг разволновавшись, проговорил старик. — Ты даже не представляешь себе, какое великое дело ты задумал! У меня нет слов, чтоб выразить признательность и как мне жаль, что я стар, чтоб оказать тебе достойную помощь. Но я всё равно смогу помочь тебе. Я сделаю копии с папирусов по истории Египта, а ты будешь учить по ним детей, и я верю, что все знания, приобретённые ими, помогут нашей стране в будущем.

— А Фуидж твоя — действительно красавица, — после паузы, вдруг сменив тему, проговорил Сох. — Но это не так важно. Главное, что она любит тебя. Меня, старика, не проведешь, и я вижу это. За такую я бы и сам умер на дне глубокого колодца. — Тут он засмеялся, — ишь ты, старый и больной жрец о красивых женщинах размечтался. Только это всё поздно, видимо пришло время поверить в бога.

— Ты что, — удивился Наин, верующим стал?

— Нет, конечно. Я слишком много знаю про религию, чтобы поверить в Бога. Я просто говорю о периоде жизни любого человека, когда ему хочется поверить во всемогущего Бога.

— А разве есть такой период?

— Есть! Вот ты замечал, Наин, что в храмах замаливают свои грехи в основном пожилые люди, что там совсем мало бывает молодых? — спросил его Сох.

— Заметил.

— А, знаешь, почему? Молодым некогда думать о Боге и о смерти, им надо устраивать свою жизнь. А смерть… когда она ещё будет? Ещё вся жизнь впереди, — думают они. А вот старые люди на излёте жизни, когда жить остаётся немного, и они это видят, начинают думать о неминуемом скором конце, и им становится страшно. Они не могут принять, что после их смерти они никогда уже не увидят этого мира. Они не могу принять, что мир так же, как и прежде, будет продолжать существовать, люди будут продолжать жить и любить, солнце так же светить, жизнь будет идти своим чередом и только их не будет в этом прекрасном мире уже никогда. Никогда! Они не хотят с этим смириться! Душа их протестует! Им хочется остаться существовать в этом мире, может, в другом виде, но остаться и сохранить своё я. Тут- то они и попадают под влияние религии. Не только наши египетские боги предлагают жизнь вечную, Наин. Все религии мира одинаковые и используют одну идею — вечности жизни. Поверь, нашёптывает жрец, и тебе обеспечена вечная жизнь в раю. Там ты встретишь своих родных, друзей и там ты будешь пребывать вечно. — А вдруг это правда? — начинают думать старые люди. — Вдруг Бог существует и может меня спасти? Вдруг… вдруг… вдруг… и они бегут в храм, они становятся добрыми людьми, они стараются угодить Богу, лелея мысль о вечной жизни. Они хватаются за веру, как утопающий хватается за соломинку.

Так вот, Наин, что я тебе скажу — пока существует смерть, будет существовать и религия.

— Я верю, — воскликнул Наин, — люди победят смерть. Придёт тот день на землю. Только, наверное, не скоро. Что же делать с религией? Как разрушить этот миф?

— Эх, молодёжь! Вам бы только рушить старое. Как же вас научить, что в старом есть зёрна мудрости. Вот и возьмите всё лучшее, что накоплено до вас, а всё плохое, жестокое и несправедливое пойдёт на свалку истории. Религия, Наин, это не только зло. Добро и любовь в ней тоже есть, но в том-то и беда, что на первом месте в религии идёт любовь к богу, а не к людям! Что ты оставишь после себя? — вот величайший вопрос, на который не сможет ответить ни один Бог.

Помолчав несколько минут, Сох спросил: — А помнишь ли ты, Наин, тот старый папирус, в котором мы прочитали о смерти Египта?

Наин утвердительно кивнул ему головой.

— Я привёз тебе копию этого документа, — с этими словами он протянул Наину папирус. Во дворе было уже темно и не было никакой возможности прочесть его снова, но Наину это и не требовалось, он помнил его наизусть.

Египет, Великий Египет погиб.

В живых осталась горстка людей.

Вот уже 40 лет, как не разливается

Нил.

Где эта великая река? Нет её.

Жалкий ручей течёт вместо Нила.

Боги отвернулись от нас.

Нечем кормить детей и люди убили их.

Люди едят людей.

— Я долго искал продолжение этой истории, — сказал Сох, — мне очень хотелось узнать, почему случилась эта трагедия, но, к сожалению, не нашёл… Впрочем, я нашёл последнюю часть этого послания и привёз тебе. Читай.