Если небо молчит - Дмитрий Герасимов

«Неумело блефуешь, – подумал Танкован. – Ничего ты не докажешь в суде. Играть надо с умом!»

Он распахнул дверь и быстро вошел в кабинет как человек, который пару минут назад отлучился покурить и теперь вернулся.

Лиснянская сидела в углу комнаты за фигурным металлическим столом в стиле «хайтек», приобретенном на ежегодной выставке офисной мебели в Экспоцентре. Кроме модного жидкокристаллического монитора, ее рабочее место украшали искусно собранный стальной макет Эйфелевой башни размером с настольную лампу и элегантная статуэтка нимфы. На столе – ни бумаг, ни документов. Только глянцевый специализированный журнал «Компьютерные технологии», раскрытый и небрежно отодвинутый в сторону. По левую руку от Лиснянской высился металлический шкаф с темными стеклами, за которыми угадывался ряд массивных папок со скоросшивателями. Рядом со шкафом – изящная напольная вешалка. Центр комнаты пустовал. Последний месяц хозяйка кабинета каким-то чудом обходилась без привычного стола для совещаний. Вместо него у стены под окном, завешанным дымчатыми жалюзи, появился серый кожаный диван с кожаными же подушечками, раскиданными по углам. Перед диваном стоял журнальный столик с толстой металлической ножкой. На столике – электрочайник, две прозрачные кружки, банка растворимого кофе и вазочка с шоколадными конфетами.

Анна Ильинична подняла голову и удивленно воззрилась на вошедшего. Включенный монитор отбрасывал голубоватый свет на ее лицо, от чего оно казалось еще более надменным и холодным.

Максим закрыл за собой дверь, вытер ноги о половичок и деловито пристроил на полке барсетку с кофром.

– Что это значит? – грозно спросила Лиснянская. – Ты не ошибся кабинетом, Танкован? И вообще – зданием?

Тот стремительно проследовал к дивану, сел на него, раскинув руки на спинке и заложив ногу за ногу.

– Я пришел поговорить с вами, Анна Ильинична, – торжественно объявил он. – Как умный человек с умным человеком.

– И с этой целью ты ворвался в мой кабинет без приглашения? – Начальница зло прищурилась.

– Мне бы долго пришлось ждать от вас следующего приглашения, – пожал плечами Максим. – И мы оба знаем – почему.

– Что за фамильярность? Ты не забываешься, Танкован?

– Потому что, – невозмутимо продолжал тот, – я имел неосторожность и глупость отвергнуть предыдущее.

Лиснянская посмотрела на него с нескрываемым злорадством.

– Значит, ты признаешь, что глуп? – ухмыльнулась она. – Секунду назад ты величал себя умным человеком!

– Я глуп, Анна Ильинична, – послушно кивнул Максим. – Но умею исправлять свои ошибки. И я просил вас не увольнять меня, не дав мне шанса…

– Ты оскорбил меня, Танкован. – Лиснянская встала, закрыла глянцевый журнал и зачем-то передвинула его в центр стола. – Кроме того, ты злостно нарушил трудовую дисциплину. Прогул – это…

– Вам хорошо известно, что я был в больнице. – Он выразительно обвел рукой вокруг лица. – Автомобильная авария. И медицинская справка у меня есть, разумеется.

– Ну разумеется, – усмехнулась начальница. Она подошла к шкафу, распахнула дверцы и наугад вытащила первую попавшуюся папку. – Только не забывай, что ты у нас на испытательном сроке. Опоздание или тем паче прогул даже при наличии справки – верный шанс потерять работу. Ты сам дал мне повод.

– Именно – повод! – Максим выразительно поднял указательный палец. – А причина кроется в ином. В том, что вы называете оскорблением.

– А по-твоему, это несущественно? – Лиснянская раскрыла папку и принялась рассеянно листать страницы. На ней была узкая кремовая блуза с коротким рукавом, обтягивавшая пышную грудь, длинная юбка стрейч, скрывавшая полные ноги, и туфли на высоком каблуке.

– Иными словами, вы готовы уволить высококлассного специалиста, незаменимого работника только за то, что он по каким-то причинам отказался пообедать с вами?

– Не передергивай! – Начальница поморщилась и захлопнула папку. – Тебя послушать – я просто монстр, феодал-самодур!

«В самую точку!» – мысленно подтвердил Максим.

– К тому же, – продолжала она, – мне еще неизвестно, насколько ты хорош. Пока я лишь постоянно слышу, как ты сам себя нахваливаешь…

– Я просил дать мне шанс, – напомнил Танкован.

– И сколько тебе нужно времени? – криво улыбнулась Лиснянская. – Месяц? Полгода? Год?

«Смотря на что», – резонно заметил он про себя, а вслух спросил:

– А сколько времени вы дали двум моим предшественникам, прежде чем их уволить?

Женщина внимательно на него посмотрела, поставила папку на место, закрыла дверцы шкафа и небрежно поправила прическу:

– Продолжай.

– Я хотел спросить, чем провинились перед вами два молодых программиста? – выпалил Максим. – Почти месяц изучая сделанное ими, я могу судить об этих ребятах как о талантливых специалистах.

Лиснянская презрительно скривилась:

– Бездари и воры! Ничтожества!

Танкован едва заметно улыбнулся.

– Сдается мне, что эта ярость таит совсем иное что-то…[6]

– Что? – Начальница нахмурилась.

– Да бог с ними! – Он беззаботно махнул рукой. – Речь не о них, а обо мне. Знаете, чем я отличаюсь от остальных?

– Гениальностью? – Лиснянская насмешливо хмыкнула.

– И этим – тоже, – невозмутимо подтвердил Максим. – Но главное: вы мне по-настоящему нравитесь.

Анна Ильинична изобразила на лице изумление.

– Что с тобой, Танкован? Ты не заболел? – Она взяла со столика банку кофе и села рядом с ним на диван. – Может быть, травма головы оказалась слишком сильной? – Начальница старалась держаться спокойно и даже насмешливо, но в голосе ее сквозило едва уловимое волнение.

– Я действительно пострадал в аварии, – жарко зашептал тот. – У меня сотрясение мозга, вы правы… Но, вероятно, именно поэтому я говорю вам то, в чем никогда бы не признался, находясь в здравом уме.

Он убрал руки со спинки дивана и смиренно сложил их на коленях. Щеки его пылали.

Лиснянская избегала смотреть ему в глаза. Она медленно открыла банку и зачерпнула ложечкой кофейные гранулы. Ее рука чуть заметно дрогнула, и Максим краем глаза это заметил. Он в упор, жадно рассматривал профиль своей начальницы. Тонкие волосы зачесаны наверх, один из выскользнувших локонов прикрыл ухо с крохотной золотой сережкой. На носу уточкой виден слой тонального крема. Второй подбородок заметно круглится под скулами. Шея – гладкая, ухоженная, с крупной коричневой родинкой, а руки – белые, полные, с едва заметным пушком. Необъятные груди теснятся в глубоком вырезе блузки. Кажется, между ними можно просунуть ладонь, и она утонет в жаркой расселине. От Анны Ильиничны исходил приторный запах туалетной воды «Кензо».