Августин. Беспокойное сердце - Тронд Берг Эриксен

Именно им Августин возражал в старости, говоря, что смысл половой жизни не только в дружбе, но и в продолжении рода. Таким образом все варианты соития, которые исключали возможность произвести на свет потомство, объявлялись противоестественными. В книге «О супружеском благе» (401) Августин говорит о браке как о священном институте и потому считает развод возможным только в исключительных случаях. Главный смысл брака не в половой жизни, а в дружбе. Иосиф и Мария, по мнению Августина, были супругами, хотя и не имели половых отношений.

В полемике с манихеями Августин выступает защитником свободной воли. В борьбе с пелагианами он, однако, защищает «первородный грех» и детерминистские силы (выражение peccatum originale используется уже в трактатах «Об истинной религии» (15,29) и «О свободном решении (ill, 19). Вожделение и эротика служили примером того, что не все подчиняется свободной воле. Так в мышлении Августина тесно связываются между собой половые отношения и первородный грех. Борясь против манихеев, Августин формулирует почти пелагианскую точку зрения. А выступая против пелагиан, он пользуется такими формулировками, которые дают повод обвинить его в том, что он все еще остается манихеем.

Пелагиане предъявляли верующим самые строгие требования, ибо считали, что человеческая жизнь управляется свободными решениями. А потому не существует границ для степени совершенства, какую можно требовать или ждать от человека. Августин, со своей стороны, считал, что после грехопадения человек частично утратил свободу воли и что весь род человеческий унаследовал от Адама и Евы это ограничение. То есть, что весь род человеческий был осужден из–за неповиновения его прародителей. Это осуждение проявляется и в смертности человека, и в его не поддающейся контролю половой жизни.

Августин пытается разграничить манихейское требование девства, основанное на убеждении, что плоть — это зло, и их неприязнь к Творцу материального мира от собственного почитания девства, в основе которого лежала любовь к Богу и которое к тому же зависело от благодати Божией. В 380–х годах Иероним склонил некоторых римских аристократок к целибату. Но как быть с обычными верукхцими, он не знал. Он исходил из безусловного отказа от брака, что явствует из его сочинения «Против Иовиниана» (Adversus Jovinianum).

Монах Иовиниан отказался от аскетизма, девства и постов. Единственное средство спасения он видел в крещении, которое должно было уравнять всех — женатых и холостых, обжор и постящихся. Против Иовиниана Иероним сформулировал отвечающие моде тирады о девстве таким образом, что они более или менее совпали с презрением манихеев к плоти и размножению. Августин ничего не имел против девственниц, но ему удается защищать девство, не нападая при этом на брак. Апостол Павел поступал точно так же. Характерно, что Августин излагает свое учение в двух трактатах, написанных почти одновременно — в одном он защищает брак, в другом — девство. Это равновесие было необходимо, потому что он опасался такого же раскола христианской общины, какой вызвала в общине манихеев, в частности, их сексуальная практика.

Создается впечатление, будто Августин считал, что первородный грех перешел на весь род человеческий через греховное вожделение при соитии и что таким образом он рассматривал саму по себе половую жизнь как источник заразы. Первородный грех понимался им как инфекция, которая осуждала потомство на смерть. Вот до грехопадения половая жизнь была безгрешна и управлялась волей. Августин считал, что у Адама и Евы воля и вожделение находились в полной гармонии.

Поэтому актуальная гибельность половой жизни — это особый случай обычной испорченности, явившейся следствием неповиновения. Манихеи не могли даже представить себе безгрешную половую жизнь. А вот Августин мог. Грехопадение навсегда изменило человеческую природу. Неподдающееся контролю вожделение, импотенция и стыд показывают, что половая жизнь была вовлечена в грехопадение. Поэтому обязательный аскетизм не может быть решением проблемы. Девство в любом случае было бы благодатным даром, а не поводом для гордости.

У Юлиана Экланского (380–454) Августин нашел те же самые аргументы, которые раньше Иероним нашел у Иовиниана. Юлиан обвинил Августина в манихействе. Если понимать Августина буквально, брак нужно считать сомнительным институтом, а продолжение рода — злом, говорит он. Неужели Августин считает, что Бог ошибся, сотворив два пола? Неужели Августин считает, что родители убивают своих детей, зачиная их в вожделении? В своей книге «О браке и вожделении» (420) Августин отвечает ему, что благодать Божия распространяется на всех, кто заражен первородным грехом. Христианская вера не может физически передаваться следующему поколению, им в наследство досталась павшая природа человека. Августин обрушивает на Юлиана свои риторические тирады о безграничной милости Божией так, что последующие нападки со стороны Юлиана должны были восприниматься как его сомнение в достижимости Божией благодати. Риторское искусство позволило Августину выиграть эту дуэль с Юлианом.

Итак, Августин вырвался из тисков с помощью простого адвокатского приема, но ведь он сам загнал себя в угол, из которого не было другого выхода. Именно в таких ситуациях он показывал себя непревзойденным мастером, умевшим возлагать на противную сторону обязанность представлять доказательства или отвечать темными подозрениями. Результат подобных размышлений редко бывал однозначным. Также и по этой причине высказывания Августина были подходящим инструментом для дальнейшей церковной традиции: их всегда можно было истолковать иначе. Августин должен был непротиворечиво соединить доброту Творца с фактической развращенностью Творения, священную легальность брака с высшей ценностью девства, греховность полового вожделения с естественной необходимостью продолжения рода. Интересы Церкви были столь многочисленны и сложны, что только очень опытный ритор мог не заплутать в этом лабиринте.

Глава 18. Читатель Библии

Как проповедовал Августин? До нас дошло 396 проповедей, записанных с его слов, так что понять его метод может каждый. Три последние книги «Исповеди», в которых Августин аллегорически объясняет первые стихи Книги Бытия, показывают, как он толковал Священное Писание. Библия сменила ссылки язычников на стихи Гомера и Вергилия. Августин во многом секуляризует картину мира и общества в период поздней античности. Он рассматривает Римскую империю как чисто человеческий институт, как дело рук человека, не обладающее вечными санкциями. Кроме того, он удаляет все следы язычества из повседневной жизни.

Как уже говорилось выше, Августин не знал греческого. Со временем он написал книги, заменившие сочинения греческих богословов. Таким образом, незнание греческого оказалось важным для богословской самостоятельности латинской Церкви. Между 395 и 410 годом Августин написал тридцать три книги, множество длинных писем и заново сформулировал для своих латинских сторонников и читателей все аспекты христианской веры.

В трактате «О христианском учении» Августин Дает ясное представление о теории проповеди. Первые три книги этого трактата он, вероятнее всего, написал в самом конце столетия (397), тогда как четвертая книга, которая в основном состоит из примеров с комментариями, написана, очевидно, в то же время, что и «Пересмотры» (426). Это сочинение содержит библейскую герменевтику и учение о церковной риторике. Четвертую книгу часто издавали и переводили отдельно от трех первых. Что означают правила традиционной риторики для толкования Библии и изложения христианских истин? Августин неоднократно предупреждал, что нельзя придавать форме первостепенную ценность. Стиль важен. Но он всегда должен быть подчинен определенному содержанию. Мудрость и красноречие нуждаются друг в друге. Особое красноречие Библии превосходит все и по форме, и благодаря ее необыкновенному содержанию. Особое восхищение у Августина вызывал апостол Павел, но он также отдавал должное красноречию Амвросия и Киприана.

Ритор Августин понимал, какое значение при отправлении церковной службы имело его собственное образование и педагогическая практика. Формулируя правила христианской риторики, он опирался на Цицерона, того самого Цицерона, которого обожал в молодости как учителя мудрости и отверг потом, когда порвал со скептицизмом. В трактате «О христианском учении» он старается не упоминать Цицерона по имени, но ссылается на него, как на «учителя римского ораторского искусства» и «красноречивого человека» (IV, 74 и 96). Августин прекрасно понимает, что проповедник является одновременно и оратором, и адвокатом. Как бы ни ново было содержание, приемы остаются старыми. Нужно овладеть настроением и умом паствы, ее чувствами и мыслями; точно так же присутствующих в зале суда людей подготавливают должным образом, прежде чем познакомить их с событиями, которые можно истолковать по–разному.