Течение неба : Христианство как опасное путешествие навсегда - Епископ Григорий Лурье
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итак, в пределах православия живой пример для создания ИПЦ v.2.0 было взять не с кого. Оставалось брать либо примеры книжные (из истории православия), либо из религиозной жизни соседних христианских деноминаций. Можно было и вообще ни с кого примера не брать, а просто выбрать из теоретических возможностей.
А теоретические возможности тут таковы.
Задача формулируется следующим образом: совместить идею истинного православия с реальной пастырской практикой. В переводе на социологический язык это означает: добиться от паствы следования каким-то ограничениям и стеснениям, которые налагает на них идея истинного православия, то есть такая идея, которая должна стать обременительной для всех, а обречена оставаться понятной лишь для сравнительно немногих (в отличие от всяких государственности и этничности, которые бывают понятны всем; у этих идей лишь один, но фатальный минус: они не имеют отношения к православию).
Тут логически допустимы только два решения: ограничиться (по крайней мере, в качестве потенциального большинства членов ИПЦ) таким числом, которым идея истинного православия все-таки станет понятной, или пойти на компромисс с желанием «простых людей» «получать утешение». Причем если даже и пойти на такой компромисс, то проторенных дорог к нему нет (государственные и этнические пути уже перекрыты).
Не знаю, кто бы мог решиться НЕ идти на компромисс в условиях 1960-х—80-х гг.; вот я бы не решился. Поэтому реализация ИПЦ v.2.0 едва ли была возможна не на путях компромисса.
Но я вообще не вижу возможности от такого компромисса полностью отказаться. Представим себе, что у нас суперпродвинутая ИПЦ v.2.o, но в наш храм приходят какие-то люди с реальными житейскими проблемами. Конечно, мы можем им по-честному сказать, чтобы они лучше уж уходили, т. к. мы можем только добавить к их проблемам еще и своих проблем, связанных с жизнью по-христиански, — но ведь такой ответ, по сути, честным не будет: если эти люди находятся в тяжелом состоянии, они заведомо не смогут нас адекватно понять, когда мы говорим о чем-то, что не имеет отношения к их тяжелому состоянию. Поэтому мы должны поступить по-евангельски, т. е. оказать им простые услуги по гостеприимству в обычных формах церковной психотерапии. Но, если психотерапия пройдет успешно, то вполне вероятно, что они и всерьез заинтересуются Церковью, и нам придется о ней рассказать. А там — кто-то и останется в качестве настоящих членов общины. В общем, не зря ведь святые отцы пошли на компромисс и создали имперскую Церковь. Теперь, вероятно, имперская церковь ушла в прошлое навсегда, но что-то в ней было такое, что существовало, пусть и в малых масштабах, и прежде империи, и будет существовать после.
Это я все к тому, что «компромисс» — это не всегда значит «плохо». Иногда это слово означает «наименьшее зло», а еще иногда — «разумное решение».
Итак, идеей ИПЦ v.2.0 стало истинное православие, а пастырской практикой — доставление ее рядовым членам того самого «утешения», которого обычно взыскуют люди, ищущие утешения в религии. Понимание идеи обязательно только для лидеров, а для всех остальных обязательна дисциплина: послушание в обмен на утешение.
Все по-честному. Такой же принцип и в психотерапии. Дальше возникают (и решаются — с переменным успехом, само собой, но все-таки решаются) пастырские проблемы, связанные со своевременным окончанием терапии, недопущением вторичных выгод от затягивания терапии и т. п.
При терапии такие проблемы возникают всегда: клиенту всегда хочется подольше оставаться в инфантильном состоянии, когда он имеет полное право не брать на себя ответственности за свои решения (это, в частности, и называется «вторичными выгодами» от болезни: стремясь их сохранить, больной начинает препятствовать лечению), он начинает наделять терапевта всякими несуществующими добродетелями вроде всемогущества и т. д. Поэтому в правильной терапии (и пастырской практике) со всем этим учат бороться. Тем не менее, если структура церковной организации такова, что для рядовых ее членов «инфантилизированное» состояние считается статистической нормой, бороться с этим трудно.
Отметим на будущее главные характеристики этого состояния, которое мы назвали «инфантилизированным»: отсутствие необходимости принимать самостоятельно важные решения в области религиозной жизни (эти решения заменяются принципом личного доверия к лидерам), а как условие этого — предохранение рядовых членов организации от ситуаций когнитивного диссонанса. Поскольку все значимые религиозные решения принимаются лишь после осознания того, что проблема существует, а такое осознание всегда имеет форму когнитивного диссонанса (вот сейчас передо мной то, чего, как мне кажется, быть не может, но вот оно есть…), то серьезные решения даже чисто теоретически не могут приниматься иначе, как из ситуации сильного психологического дискомфорта, вызванного когнитивным диссонансом. «Инфантилизированное» состояние уберегает от дискомфорта, но не допускает к принятию решений.
«Инфантилизация» может иметь свои крайности, которые встречаются на некоторых приходах всех юрисдикций всех деноминаций, но на уровне целых религиозных организаций крайняя инфантилизация бывает нужна и возможна крайне редко (это такие исключения, как «Свидетели Иеговы» или, может быть, движение Муна). Умеренная инфантилизация часто используется государственной идеологией или этническими движениями, от которых нечто заимствуют и связанные с ними церковные структуры. Чисто терапевтические модели умеренной инфантилизации характерны для различных протестантов призыва XIX века — вроде баптистов и адвентистов Седьмого дня.
На Западе ИПЦ v.2.0, принявшая умеренную инфантилизацию своих рядовых членов как норму, оказывается социологически в одном ряду с баптистами и адвентистами. Это неплохо, особенно для Америки, где православие конкурирует главным образом с подобными деноминациями. Но в России это привело бы к не очень хорошему результату: здесь с ИПЦ конкурирует РПЦ МП, эксплуатирующая православную традицию, а ей противостояло бы нечто
