Могила девы - Джеффри Дивер

Биггинс взглянул на Молто.

— Если собираетесь арестовать их, не выдвигайте обвинений в незаконном проникновении на запрещенную территорию. Пусть ваше обвинение звучит по-другому — «первостатейные идиоты».

— Вы знаете друг друга?

Один из пленников поморщился.

— Силберт, ты подонок. Это ты настучал на нас? А этот сосунок, который с тобой, пусть вообще заткнется.

— Это Сэм Келлог и Тони Бьянко из КЛТВ, — объяснил Силберт лейтенанту. — Ребята, кажется, забыли, что мы организовали журналистский пул.

— Да пошел ты, — разозлился Бьянко.

— Я, как и ты, Келлог, отказался от того, чтобы единолично готовить эксклюзивный материал. И до тебя дошла бы очередь.

— Вы арестованы, — объявил Молто самозванцам.

— Черта с два. Не имеете права.

— Я обдумаю это по пути к журналистской палатке. Пошли.

— Послушайте, офицер, — начал Келлог, — пока мы…

— А как вы вообще сюда попали? — перебил его Биггинс. — Приползли на брюхе?

— Пошел ты куда подальше.

Молто увел журналистов. И когда патрульный автомобиль скрылся из вида, Силберт повернулся к Биггинсу.

— Давай!

Биггинс расстегнул футляр монитора, открыл его и извлек видеокамеру «Нипона ЛЛЗР», суперминиатюрный прибор стоимостью сто тридцать тысяч долларов. Камера весила всего четырнадцать унций, к ней прилагались складывающаяся двенадцатидюймовая параболическая антенна и передатчик. Она воспроизводила на телеэкране пригодное для показа изображение почти в темноте, а ее телеобъектив не уступал оптическому прицелу снайперской винтовки. Камера посылала сигнал на три мили, чего вполне хватало для того, чтобы его принял передвижной ретрансляционный центр КФАЛ. Там коллеги Силберта (Тони Бьянко и Сэм Келлог) будут, если их не арестуют, ждать передачи. Но даже если они падут жертвами Первой поправки к Конституции, брешь закроют другие люди.

Силберт открыл саквояж и достал два черных нейлоновых тренировочных костюма — таких же, как на Келлоге и Бьянко, — однако на спинах были напечатаны слова «Федеральный маршал». Силберт и Биггинс облачились в костюмы.

— Постой. — Силберт наклонился над компьютером и удалил все, что напечатал его коллега. Весь текст состоял из одного предложения: «Проворная бурая лисица перепрыгнула через ленивую собаку», — которое повторялось триста раз. Нажал на две клавиши — и файла как не бывало. На мониторе появился душещипательный рассказ о некоем полицейском, который журналист написал года три назад, и вызвал на экран, как только они загрузили компьютер. Рассказ этот очень понравился долдону Артуру Поттеру.

Проделав все это, мужчины спустились в овражек неподалеку от командного пункта и направились в ночь, туда, где находился Дэн Тримэйн со своими незаметными спецназовцами.

Канистра из-под бензина.

Это была ее первая мысль, когда она открыла глаза и обвела взглядом зал забоя.

Эмили, стоя на коленях и исполняя роль доброй сестры милосердия, вытирала кровь со лба Мелани. Веки учительницы опухли, но глаза не закрылись. Девочка оторвала полосу с подола своего любимого платья от Лоры Эшли и еще раз промокнула кровь.

Мелани лежала на полу, боль в голове немного утихла, зрение вернулось. Одна из близняшек, Сузи (Мелани решила, что это была именно она), гладила ее по волосам своими маленькими изящными пальчиками.

Канистра из-под бензина. Она там.

Наконец Мелани поднялась и подползла к Беверли.

— Ты как? — спросила она девочку.

Бедная Беверли с ее белокурыми кудряшками словно сошла с известного фирменного логотипа, изображающего голландского мальчугана в картузе. Теперь ее мокрые от пота пряди волос прилипли к лицу. Девочка успокаивающе кивнула, но ее грудь тяжело поднималась и опускалась. Она снова прыснула в рот из ингалятора. Мелани никогда не видела ее в таком состоянии. Лекарство как будто не действовало.

Миссис Харстрон по-прежнему лежала на спине. Она плакала, но очень тихо. Мелани потянула с ее плеч цветной свитер. Учительница что-то пробормотала. Девушке показалось, что она сказала: «Не надо. Мне холодно».

— Он мне нужен, — ответила Мелани. Ее пальцы прыгали перед глазами миссис Харстрон, но та, судя по всему, не понимала, что ей говорят.

Сняв свитер, Мелани оглянулась и отбросила его к стене, туда, где о пол опиралась сторона арочного прохода, ведущего в глубину бойни. Затем поползла вперед, пока ей не открылся обзор главного помещения. Медведь иногда поглядывал в их сторону. Но большую часть времени мужчины смотрели телевизор. Бросив взгляд на сестер-близняшек, Мелани едва заметно просигналила:

— Подойдите к канистре.

Девочки испуганно переглянулись.

— Давайте делайте! — Движения рук Мелани стали резкими и властными.

Сестры на четвереньках подобрались к желто-красной канистре. Когда Сузи обернулась на учительницу, та приказала:

— Возьми свитер.

Его связала в Топике мать миссис Харстрон. Она выбрала очень яркие синие, белые и красные нити. Сейчас это было им не на руку, зато пригодится, когда девочки выберутся из здания. Но Сузи не двигалась. Мелани повторила приказ, пренебрегая осторожностью:

— Пошевеливайся!

«Почему она колеблется? Почему смотрит на меня?

Нет, не на меня…»

В этот момент на нее упала тень.

Мелани вздрогнула, когда Брут, взяв ее за плечи, повернул к себе.

— Строишь из себя героиню? Я убивал людей за гораздо меньшее, чем то, что сделала ты.

Мелани пришла в ужас. Ей казалось, что Брут в самом деле читал ее мысли и, обладая шестым звериным чувством, разгадал ее план с канистрой. Но затем поняла, что он говорит о Киэл, о том, что она выпихнула ее из двери. Может, удар пистолетом — недостаточное наказание? Брут вытащил оружие и приставил дуло к ее голове.

Мелани пришла в ярость. Оттолкнув ствол, она поднялась и, не обращая внимания на вибрацию от криков за спиной, направилась в главный зал. Подошла к бочке из-под масла. Медведь сделал шаг ей навстречу, но она, не взглянув на него, взяла ручку, бумагу и вернулась в зал забоя. Написала: «Стараетесь изо всех сил доказать, какой вы плохой человек?» — и швырнула бумажку Бруту в лицо.

Тот рассмеялся, вырвал у Мелани блокнот, бросил на пол, долго смотрел на нее, затем зловеще-спокойно сказал:

— Смотри-ка, мы можем с тобой трепаться. Не так уж много людей, с кем мне охота говорить. А с тобой говорю. В чем дело? Наверное, в том, что ты не споришь. Это хорошо, когда женщина не спорит. У Прис голова на плечах, и это мне нравится, но иногда ее заносит и я не понимаю, о чем она говорит. А с тобой… гляжу в лицо и понимаю тебя. Ты похожа на маленькую мышку, но, может быть, в тебе что-то все-таки есть? Признайся.

Мелани ужаснулась, ощутив в глубине души что-то вроде радости. Этот ужасный, ужасный человек одобрял ее. «Он убил Сьюзан, он убил Сьюзан, он убил Сьюзан, — повторяла она себе. — И меня, если захочет, через секунду убьет». Понимая все это, Мелани в этот миг радовалась его похвале.

Брут убрал пистолет и стал теребить шнурки ботинок.

— Думаешь, я плох для… чтобы быть твоим другом. Да, с твоей точки зрения, это так. Я не семи пядей во лбу, и у меня нет особенных талантов. Самое главное во мне — это зло. Я не утверждаю, что у меня нет сердца и что я ни разу в жизни не плакал. Плакал целую неделю, когда кто-то убил моего брата. Да, это так. — Брут помолчал, тонкогубый рот приоткрылся, обнажая ряд острых зубов. — А этот козел… — Он кивнул в сторону телефона.

Де л’Эпе? Неужели он говорит о де л’Эпе?

— Мы ведем с ним битву — я против него. И он проиграет. Хочешь знать почему? Потому что зло — это просто, а добро — сложно. Простое всегда побеждает сложное. Вот к чему в конце концов приходит простое — всегда выигрывает. Таков закон природы, и тебе прекрасно известно, сколько люди навлекают на себя неприятностей, если противятся природе. Взгляни на себя и себе подобных глухих. Вы вымрете прежде, чем такие, как я. Если мне что-то нужно, я скажу: «Дай!» Открываю рот, и те, с кем я говорю, поступают так, как мне надо. А тебе приходится проделывать странные фокусы руками. Писать на бумажке. Это очень сложно. Ты урод. Умрешь, а я выживу. Таков закон природы.

Я забираю девчонку, ту, что в платье с цветами. И через десять минут застрелю… если не прилетит вертолет. А я думаю, что не прилетит. Для меня убить — все равно что почесать прыщ или проглотить газировку с сиропом.

Брут посмотрел на Мелани, и его губы искривились в подобии улыбки. Но разве так смотрит хищник на жертву? — подумала Мелани. Она вспомнила насмешки одноклассников, гложущее отчаяние от того, что не может понять вещи, постижение которых дается лишь посредством чудесного дара слуха. Почувствовала, как пуста жизнь без любимого человека. Представила папку с нотами, на обложке которой стояли слова «Изумительная благодать», а внутри — лишь пустые белые листы.