«Если», 2006 № 07 - Журнал «Если»

Голеску, впрочем, ярмарочные чудеса ничуть не впечатлили.

— Что значит — «слишком твердый»? — раздраженно спросил он. — Я заплатил за него пятнадцать грошей!

— Я не могу это есть, — прошептал Эмиль, пятясь от света фонарей.

— Смотри! — Голеску выхватил у него поджаренный кукурузный початок и откусил большой кусок. — Ум-м, как вкусно!.. Молодая, хорошо прожаренная кукуруза. Ешь, неженка!

— Но на нем перец! Он жжется! — Эмиль жалобно заломил тонкие ручки.

— Ну что ты будешь делать?! — сказал Голеску с полным ртом. — Это же настоящая пища богов, а он отказывается!.. Что, черт возьми, ты будешь есть? Впрочем, я, кажется, знаю. Раз ты вампир, значит, тебе нужна кровь, правильно? Увы, сейчас мы находимся в общественном месте, поэтому тебе придется обойтись чем-нибудь другим. Как насчет сладких тянучек, а? Или печеных яблок? Или пирогов с капустой? Или жареной картошки «фри»?

Эмиль тихо плакал, слезы катились из его больших кроличьих глаз, и Голеску, вздохнув, отшвырнул прочь обглоданный початок.

— Идем, — сказал он, беря Эмиля за руку.

Они обошли почти все ларьки, прежде чем Эмиль согласился попробовать сосиску по-венски, которую продавец тут же при них насадил на плохо обструганную деревянную палочку, обмакнул в кукурузное тесто и зажарил в кипящем масле. К счастью, новое блюдо пришлось Эмилю по вкусу. Во всяком случае, мальчик не жаловался и потихоньку откусывал от сосиски, пока Голеску тащил его за собой.

Обойдя площадь по кругу, Голеску бросил взгляд в направлении фургона Амонет и заметил выходившего оттуда клиента. Клиент был бледен, а на его лице застыло потрясенное выражение.

— Посмотри-ка туда! — с отвращением промолвил Голеску — Ну кто же так дела делает?! Один фонарь над входом, ни одного флага, ни одной афиши, ни одного зазывалы, который бы привлекал внимание толпы! Стоит ли удивляться, что за весь вечер ее посетил только один жалкий клиент? Где волшебство?! Где тайна?!.. Да разве так должна вести себя та, которая избрала себе громкий псевдоним Мадам Айгюптос?… Должно быть, то, другое, ремесло приносит ей столько денег, что она может не заботиться о доходах от гадания. Я правильно говорю, Тыковка? — обратился он к Эмилю, но мальчик, занятый сосиской, не ответил.

— А может быть, и нет, раз она не способна позволить себе слугу лучше, чем ты, — покачал головой Голеску. — Хотел бы я знать, куда в таком случае деваются деньги, которые она зарабатывает? — В задумчивости он потянул себя за ус. — Почему она такая мрачная, твоя хозяйка? — снова обратился он к мальчику. — Наверное, у нее была несчастная любовь, а?

Эмиль, продолжая вгрызаться с сосиску, только слегка пожал плечами.

— Да она бы в десять минут забыла о других мужчинах, если б я только сумел заставить ее отнестись ко мне серьезно! — воскликнул Голеску, пристально глядя на черный фургон. — И лучший способ сделать это — поразить ее богатством. Нужно что-то придумать, Тыковка!

— Четыре тысячи семнадцать, — сказал Эмиль.

— Что-что? — переспросил Голеску, поворачиваясь к нему. Мальчик не отозвался, зато поблизости громко и отчетливо завопил ярмарочный зазывала:

— Приходите испытать судьбу, уважаемые! Карты, кости, колесо Фортуны!.. А если кто не любит азартные игры, тот может угадать, сколько ячменных зернышек в нашем кувшине и получить бо-ольшой приз! Наличными! Только десять грошей за попытку! Эй, господин, сыграйте — вы точно выиграете! Да-да, вы, мужчина с усами и мальчиком!..

Только тут Голеску сообразил, что зазывала обращается к нему. Обернувшись, он с негодованием бросил:

— Это не мой мальчик!

— Зато усы-то ваши! — парировал зазывала под смех зевак. — И потом, уважаемый, какая разница, ваш это мальчик или не ваш? Назовите число и получите приз. Не бойтесь — ведь вы ничего не теряете!

— Только десять грошей, — сравнял счет Голеску, но тут же подумал, что деньги все равно не его, а Амонет.

Взяв Эмиля за руку, он подошел к павильону, украшенному изображениями карточных мастей.

— Сколько? — спросил он. — Я имею в виду приз.

— Двадцать тысяч лей, — торжественно ответил зазывала, он же хозяин павильона.

Голеску закатил глаза.

— Вот так сокровище! — презрительно бросил он, но все-таки полез в карман за деньгами. Потом Голеску смерил взглядом большую стеклянную банку, которая стояла в глубине палатки на полке, украшенной мишурой и новым национальным флагом. — Ты наверняка наложил туда камней, чтобы уменьшить объем, — проговорил он. — Так… гм-м… хорошо. Значит, я должен сказать, сколько в этой банке ячменных зернышек? Угу. Угу…

— Четыре тысячи семнадцать, — повторил Эмиль, и у хозяина отвисла челюсть. Голеску посмотрел на него, потом на мальчика и просиял.

— Значит, это правильный ответ? — проговорил он. — Господь Саваоф и все святые!

— Н-нет, не правильный, — возразил хозяин, с трудом приходя в себя.

— Нет, ответ верный, — уверенно сказал Голеску. — По глазам вижу, что так!

— Нет, не верный, — продолжал настаивать хозяин.

— Может, вытряхнем ячмень да посчитаем? — насмешливо предложил Голеску.

— Нет. К тому же ты мне еще не заплатил… И вообще, это не ты угадал — это твой мальчишка угадал, так что попытка не считается. В конце концов, я…

— Ах, мошенник! — прошипел Голеску. — Ты самый настоящий жулик, приятель. Если хочешь, я могу крикнуть это во все горло! Только предупреждаю: легкие у меня хорошие, а голос громкий, так что если уж я закричу, все в городе узнают, что ты отказался выдать маленькому мальчику честно выигранный приз. Ну так как, кричать мне или…

— Тише, тише! — замахал руками хозяин. — Так и быть, я заплачу твоему отродью двадцать тысяч лей, только молчи! — И перегнувшись через прилавок, он прижал палец к губам Голеску. Тот победно улыбнулся в ответ, так что кончики его усов приподнялись, словно у таракана.

На обратном пути к фургону Амонет Голеску поднес кошелек к уху, потряс и, прислушиваясь к звону монет, подмигнул Эмилю.

— Неплохой улов за одну ночь, правда, Тыковка? Готов спорить, когда твоя хозяйка увидит это, она сразу подобреет.

Эмиль, задумчиво обсасывавший палочку от сосиски, опять не ответил.

— Разумеется, о роли, которую ты сыграл в этой комедии, придется умолчать. Из тактических соображений, — добавил Голеску, огибая последнюю палатку. Посмотрев на фургон Амонет, он, к своему изумлению, увидел небольшую очередь. Часть ее составляли одинокие женщины и девицы, которым, несомненно, хотелось, чтобы хозяйка нагадала им скорое счастливое замужество, однако таковых было меньшинство. Основную массу клиентов Амонет составляли мужчины подозрительного, а если говорить откровенно, явно бандитского вида, глядя на которых, Голеску с беспокойством подумал, что с некоторыми из них он мог сталкиваться в прошлом, так сказать, на профессиональном поприще, причем далеко не все эти столкновения можно было назвать приятными. Поэтому он не пошел дальше, а напротив — юркнул назад под прикрытие ближайшей палатки. Стоя в густой тени, где его никто не мог заметить, Голеску посмотрел на Эмиля.