Хвала и слава Том 1 - Ярослав Ивашкевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Неужели он не привык к вашим странностям? — спросила Зося.
— У меня странности? — этот вопрос Януш задал, пожалуй, самому себе.
Шушкевич и в самом деле бежал им навстречу по садовой аллейке.
— Что с вами? — закричал он. — Куда вы пропали? Пан Згожельский успел показать мне все хозяйство. Оно в образцовом порядке.
— Тем лучше, — пробурчал Януш. — Можно возвращаться в Варшаву.
V
Однажды Спыхала, как обычно, позвонил в дверь особняка на Брацкой и, когда Станислав открыл, попросил доложить о себе княгине Марии. Станислав проводил его на второй этаж, в маленькую гостиную, прилегавшую к спальне Билинской. Минуту спустя дверь открылась, но вместо Марии к Казимежу вышла старая княгиня Анна.
Спыхала видел ее только однажды, да и то мимоходом. Сейчас, в длинном светлом платье, с белыми, искусно уложенными волосами, с тростью в руке, она показалась ему необычайно высокой и чем-то напоминала весталку. Княгиня очень приветливо поздоровалась с ним.
— Мария сейчас выйдет, вам придется немного подождать. И если вас не тяготит общество старухи, мы подождем ее вместе.
За полтора года службы в министерстве иностранных дел Казимеж успел приобрести хорошие манеры. Он не носил теперь здоровенных тяжелых сапог и в ответ на слова старой княгини довольно элегантно шаркнул ногой, сгибаясь в поклоне.
— Прошу вас, садитесь. Что нового в политике?
Спыхала неопределенно развел руками.
— Вам бесспорно известно, княгиня, с чем Грабский{57} вернулся в Спа?
Старуха пожала плечами.
— Вам все представляется в ложном свете, — сказала она. — Наш главный враг — это немцы.
Княгиня вынула черепаховый портсигар и закурила. Огонь ей подал Казимеж.
— Но немцы разбиты, — робко заметил он.
— Разбиты? Немцы? Вы их плохо знаете. А я их вижу насквозь. Вилли сбежал?{58} Чепуха! Вильгельм всегда был слюнтяй, мы знакомы с ним с детства. После принятия закона об отчуждении{59} я отказала ему от дома. Представьте себе: камердинер ответил, что княгиня не принимает. И вместо того, чтобы отдать приказ о моей высылке за границу, он прислал мне назавтра букет роз… Слюнтяй! Там действовали иные силы, а они-то не разбиты…
Она отдышалась и продолжала:
— Казалось бы, пора нам знать их. Ближайшие соседи! А мы понятия не имеем, что такое Германия. Уж я-то знаю, у самой в жилах немецкая кровь, но кое-кто…
Спыхале не хотелось спорить. Он чувствовал, что препираться с этим драгуном в юбке бесполезно.
— Ну а как вы устроились в Варшаве? — спросила старуха, заметив, что он не склонен беседовать о политике. — Сейчас очень трудно с жильем.
— Это верно. Но мне удалось найти две комнаты на Смольной.
Княгиня пристально посмотрела на него, и Спыхала под этим взглядом покрылся румянцем.
— Две комнаты? — повторила она, затянувшись папиросой. — Похоже, вы не собираетесь жениться?
Спыхала улыбнулся и почувствовал, что еще больше краснеет.
— Жениться? В моем возрасте еще, пожалуй, рано.
— А сколько же вам лет? — спросила княгиня и посмотрела на него через золотой face-a-main[32], висевший у нее на шее на золотой цепочке.
— Двадцать восемь… — Спыхала запнулся, — неполных…
— Пожалуй, и вправду рано, — сказала княгиня. — не женитесь.
— Прошу прощения, почему?
— Да ведь сейчас нелегко найти подходящую жену. — Княгиня смотрела в сторону, на большой букет гвоздики, стоявший на рояле. — Впрочем, вам нужно думать о своей карьере… Если бы вас назначили посланником…
Спыхала тоже устремил свой взгляд на гвоздики. Этот букет принесли сегодня утром с запиской от него. Он не знал, догадывается ли об этом княгиня.
— О да, — согласился он, — ради дипломатической карьеры мне бы следовало подумать об удачном браке.
Княгиня снова затянулась папиросой.
— Видите ли, не всегда поймешь, — что считать удачным. Нередко то, что мы считаем удачным, — одна лишь видимость. Блестящие браки порой превращаются в непосильный груз.
— Нет, нет, я и не помышляю о блестящем браке, — пошел на попятную Казимеж.
— Понимаете, — сказала княгиня со вздохом, словно приступая к длинной речи, — блестящий брак, возможно, был бы для вас чем-то неестественным. Он мог бы испортить вам карьеру, спутать все ваши карты. Я говорю это только из симпатии к вам. Мария мне много о вас рассказывала: о том, как вы были добры к ней, о том, какую опору она видела в вас, когда наступили эти трудные времена. — Княгиня очень доброжелательно посмотрела на молодого человека, и Казимеж почувствовал, что она говорит от чистого сердца. — Вы должны выбрать девушку с образованием, молодую, крепкую. И — не обижайтесь на меня за эти слова — из своего круга.
Казимеж заерзал на стуле.
— Вам кажется, что я говорю это, потому что я старая аристократка и когда-то не пускала к себе на порог Вильгельма. Но это совсем не так. Мое происхождение здесь ни при чем — с вами говорит женщина, которая знает жизнь и, несмотря на свои семьдесят с лишним лет, смотрит на мир трезво. Я понимаю… да, понимаю, к чему идет этот мир. Понимаю, что для нас в нем остается все меньше места… нас уже изгоняют… Вон оттуда, например. — Она кивнула на фотографию дома в Михайлове, висевшую на стене. — Разумеется, вам импонировала бы княжеская корона и особняк на Брацкой… Но мы-то знаем, что это уже конец. Жизнь идет вперед, пан Казимеж.
Казимеж сидел, опустив голову, и чувствовал, как он краснеет. Уши у него горели.
— Значит, вы не верите в любовь? — спросил он.
— Я? Не верю в любовь? — рассмеялась княгиня. — Нет, этого я не говорила. Наоборот, сейчас, когда я стою на последней ступеньке и уже подумываю, не сделать ли последний шаг, — do you know? [33] — сейчас мне кажется, что любовь — это единственная вещь в мире, которая еще чего-то стоит. Нет, право, я этого не говорила. Но…
— Любовь перекидывает мосты через любую пропасть.
Княгиня встала и по своей привычке прошлась по комнате.
Она остановилась у вазы с гвоздиками и, вынув из нее один пурпурный цветок, стала внимательно его рассматривать. В эту минуту она казалась Казимежу помолодевшей.
— Мне думается — и в этом суть новой эпохи, — продолжал Казимеж, воспользовавшись тем, что княгиня молчит, — мне думается, что в наше время любовь может отважиться на такое неслыханное дело, как неравный брак.
— Конечно, конечно, — ответила княгиня, понюхала пурпурную гвоздику, а потом с цветком в руке подошла к Казимежу и снова опустилась в то же кресло.
— Именно теперь и можно отважиться на это.
— Послушайте, — сказала княгиня, с некоторым усилием, неотрывно глядя при этом на цветок, — по-моему, вы уже совершили одну ошибку. Я имею в виду не то, что вы поступили в министерство иностранных дел…
— Таков был приказ моего начальства, — перебил ее Спыхала.
— I know, I know[34], — уронила княгиня. — Они там рассчитывают на вас. Но я о другом: вы изменили стиль жизни. Вы, похоже, отреклись даже от своего родства…
— Что вы, княгиня, — Спыхала начинал злиться, — ведь вы, наверно, знаете, что я не порвал со своей семьей. Как раз недавно я занялся делами моего отца…
— Знаю, конечно, знаю… — Было заметно, что княгине стоит усилий продолжать этот разговор. — Вы купили отцу небольшое хозяйство под Жешовом, и я даже знаю, кто вам… дал для этого денег в долг.
Спыхала засопел и снова опустил голову. Сердце у него стучало, как молот.
— Так вот, — размеренно и безжалостно продолжала старуха. — Как раз это я и называю изменением стиля жизни. Будущее, бесспорно, принадлежит вам, но вы должны оставаться самим собою. Разыгрывать из себя то, чем вы в действительности не являетесь, очень опасно. А именно это я наблюдаю вокруг.
— Но я не такой, как все, — прошептал Спыхала, совершенно уничтоженный этим разговором.
— Мне бы очень хотелось, чтобы это было так, — вежливо сказала княгиня, — хотя бы ради моего внука, на которого вы, бесспорно, будете иметь большое влияние. А мне очень хочется, чтобы он просто жил на свете, а не играл в нем какую-то роль. Вы, наверно, посмеетесь над старой эгоисткой, если я признаюсь вам, что очень люблю его.
— Я тоже, — чуть слышно процедил Казимеж.
Княгиня притворилась, что не расслышала этого признания.
— И поймите, — продолжала она, легко ударив его цветком по руке, — я считаю ваш стиль жизни недостойным. Но если бы вы… совершили ложный шаг, женившись, то это я бы считала уже просто предательством.
Спыхала растерянно посмотрел ей в глаза.
— Предательством?
— Да, предательством. И вам пришлось бы крепко пожалеть об этом шаге. Простите, кажется, идет Мария.