Любовь по-английски (ЛП) - Карина Хейл

Даже Лорен.

Мы не собирались подходить друг к другу, но я столкнулась с ней, когда выходила из туалета. Я хотела отступить, чтобы пропустить ее без лишних разговоров. Но я не могла.

- Эй, - позвала я ее, когда она проходила мимо.

Она медленно обернулась и посмотрела на меня едким взглядом. Через стекла ее очков, я смогла рассмотреть красные, опухшие от слез глаза.

- Ты в порядке? - спросила я неуверенно. Я ничего не могла с собой поделать.

Она шмыгнула носом и покачала головой. Затем, словно вспомнила, с кем разговаривает, она выпрямила спину, а выражение лица стало жестким. - А ты в порядке? - переспросила она.

- Нет, - честно призналась я.

Она посмотрела на меня довольная. - Хорошо. Ты и сама знаешь. - Она повернулась и толкнула дверь в туалет. Я слышала, как она пробормотала про себя, когда уходила: «Конечно, вы могли бы создать свое собственное дело».

Ага. Понеслось про мою сексуальную жизнь, в этом и была вся Лорен: шлюха - позор для феминисток. Я вспомнила первый совет Габби, когда она привезла меня к автобусу. «Не влюбляйся», - сказала она тогда. Она точно знала, что происходит в Лас Палабрас каждую программу. Это заставило меня задаться вопросом: почему здесь не снимают реалити-шоу.

Когда мы сумели обуздать чувства, то все собрались на лужайке для общей фотографии. Это был чистый хаос. Эдуардо, Сэмми, Ангел и Карлос Лягушатник улеглись на травке, подражая моделям 70-х на фоне пентхауса, в то время как остальные прижимались друг другу и смеялись.

С одной стороны от меня была Клаудия, с другой Матео. Он обнимал меня, как будто мы были парой. Я почувствовала, как мои щеки заливает краска, и была уверена, что до смешного широко улыбалась. Только когда камера прекратила снимать, я поняла, что он обнимает Эда с другой стороны - думаю, чтобы это выглядело не так подозрительно.

Это не имело значение. Мы все собрались здесь. И это та фотография, которую я бы хотела видеть у себя на стене, чтобы смотреть на нее каждый раз, когда почувствую себя одинокой. Я буду смотреть на нее и понимать, что за один месяц у меня появились семья, друзья, и я познала любовь. Возбуждение на моем лице говорило само за себя. Я получу снимок в течение нескольких дней, и я уже предвкушала радость и боль, который он принесет.

Последние бизнес-сессии были отменены и Джерри сказал, что мы можем делать все, что захотим, но должны были вернуться к ужину в шесть. Чуть позже вечером испанцы пригласили певцов, чтобы таким образом отблагодарить англичан за обучение.

Я чувствовала, что должно быть наоборот - это я должна была благодарить испанцев за то, что научили меня жить и любить.

Но я всегда могла остаться с Матео. Как только Джерри дал нам свободное время, мы устремились друг к другу, чтобы хоть несколько часов побыть вместе. Мы шли к его коттеджу: Сара и Нира вернулись в свой. Мы пошли в его квартиру, но там уже был Марк/Марти с ребятами, распивающими пиво. Они пригласили нас присоединиться, но нам было не до этого.

Мы пошли обратно вниз по дороге, к столовой. Матео взял несколько подушек с кресла и помахал мне ими. – Как в старые добрые времена, - сказал он. Он подошел к дереву и бросил их на землю.

Нам не хватило уединения, чтобы заняться тем, чего мы на самом деле хотели, но, по крайней мере, хоть что-то было.

Мы улеглись на землю, как можно ближе друг к другу. Он лежал на спине, глядя в небо, а я перевернулась на бок, подперев голову рукой. Я просто хотела смотреть на него так долго, как смогу, упиваясь его отличительными чертами, которых не было у других: на его длинные темные ресницы, как они слиплись на концах, на шелковистый блеск его черных бровей, крошечные белые шрамы, бронзовые скулы, соль на висках.

- Тебе нравится то, что ты видишь? - спросил он, повернув голову на бок, чтобы видеть меня.

Я усмехнулась, чувствуя порхание бабочек в груди. - Всегда.

Легкость межу нами исчезла. Это стало опасным, снова.

Я прочистила горло, чтобы взбодриться. – Помнишь, как ты сказал, что собираешься задавать мне по вопросу каждый день? И ты сказал, что я получу ответ на свой вопрос в конце?

Он поджал губы в притворном раздумье. - Да, я, кажется, припоминаю что-то такое.

- Ну, мой двадцатый вопрос. Прямо сейчас.

- Но у нас же сиеста?

Я лукаво улыбнулась. - Мы можем устроить сиесту сегодня вечером. Вместе... со всем остальным.

Он кивнул. - Справедливо. Спрашивай.

Итак, я задала свои двадцать вопросов и получила двадцать ответов. Были вопросы сексуального характера: как и когда он потерял девственность (в четырнадцать с Барбарой Лопес, после уроков в тренажерном зале), был ли у него когда-нибудь секс втроем (два раза в двадцать с лишним лет, после футбольных матчей), самая извращенная вещь, которую он когда-либо делал (мастурбировал, наблюдая, как его товарищ по команде занимается анальным сексом), самый необычный его секс (в парке аттракционов Тибидабо в Барселоне). Когда я достаточно возбудилась от таких вопросов, то перешла на личные: его первым питомцем был золотистый лабрадор по кличке Педро, его любимым предметом в школе была физкультура (ну конечно) и история (а это интересно). Лучшее воспоминание из детства - рыбалка с отцом у Гибралтара. Заметив, что он не рассказывает про мать, я спросила, как ее зовут. Сандра, и она умерла от рака, когда ему было только три года, отец женился во второй раз и у него есть только сводная сестра - Лючия.

- Твое любимое воспоминание? - спросила я, когда закончились вопросы.

- Мое первое любимое воспоминание – день, когда родилась Хлоя Энн, - сказал он, улыбаясь своим воспоминаниям. - Меня не пустили туда, и я расхаживал весь день по коридору, сходя с ума. Это было нелегко. Но когда я увидел ее красное личико... то не мог ей налюбоваться. Я пообещал себе, что сделаю все, чтобы она была счастлива, беречь ее, чего бы мне это не стоило. И я сделал это.

Он был раздосадован, слышалось напряжение в его голосе, а взгляд был устремлен вдаль. Я смотрела на него, не желая нарушать молчание.

Наконец он повернулся ко мне и сказал. - Ты хочешь услышать о моем втором любимом воспоминании?

Я кивнула.

- Это, - сказал он, указывая на меня. - Все это, вся ты. Здесь.

- Это еще не воспоминание, - прошептала я.

- Но станет. Послезавтра это станет воспоминанием. - Его глаза стали полны грусти. - Ты и я, мы станем лишь воспоминанием.

Меня убивали. Черт. И самое обидное, что это правда. Я больше всего хотела, чтобы сейчас он шептал мне ушко обнадеживающие слова, что ничего не изменится. Но я только обманывала саму себя.

- Я хочу поцеловать тебя прямо сейчас, - тихо сказала я, желая коснуться его.