Военные мемуары. Призыв, 1940–1942 - Шарль Голль

Впрочем, целый ряд признаков указывал на то, в какое смятение повергли события вишистских правителей. Гнусное ликование, с которым они встретили заключение перемирия, быстро рассеялось. Вопреки тому, о чем они недавно заявляли для оправдания своей капитуляции, враг не сломил Англию. С другой стороны, присоединение к де Голлю многих колоний, затем дакарская операция и, наконец, операция в Габоне убедили всех в том, что, хотя «Свободная Франция» и умела пользоваться радио, она отнюдь не представляла собой «кучки наемников у микрофона». Совсем неожиданно все начали понимать, что «Свободная Франция» является чисто национальной организацией, а немцы вынуждены были учитывать в своих планах возрастающие трудности, которые вызовет Сопротивление. Находясь и глубине Африки, я замечал признаки нервозности, которую начинали проявлять вишисты в связи с развернувшимися событиями.

В первый период после дакарской операции они пытались действовать с помощью грубой силы. Самолеты, поднявшиеся с аэродромов Марокко, сбрасывали бомбы на Гибралтар. Но вскоре они попробовали использовать мирные средства. Телеграммы, полученные мной от Черчилля и Идена, информировали меня о начавшихся 1 октября в Мадриде переговорах между послом де ля Бомом и его английским коллегой сэром Самюэлем Хором. Речь шла о том, чтобы добиться у англичан разрешения на доставку во Францию грузов из Африки при условии, что немцы не завладеют этими грузами. Но кроме того, де ля Бом заявил от имени Бодуэна, что, «если противник захватит эти грузы, правительство переедет в Северную Африку и Франция возобновит войну на стороне Соединенного Королевства».

Отмечая замешательство, о котором свидетельствовали такие заявления, я счел нужным предостеречь англичан. Трудно было понять, каким образом люди, сами отдавшие государство под власть противника и осудившие тех, кто хотел сражаться, могут вдруг превратиться в сторонников Сопротивления. Причем причиной этого явился бы всего-навсего тот факт, что захватчик заберет себе продовольствие сверх того, которое он брал ежедневно. И действительно, несмотря на усилия правительства Лондона поддержать правительство Виши в тех благих намерениях, которые оно обнаруживало, несмотря на личные послания, адресованные маршалу Петену английским королем и президентом США, несмотря на контакт, установленный англичанами с Вейганом, находившимся тогда в Алжире, и Ногесом, пребывавшим по-прежнему в Марокко, вскоре под нажимом немцев все эти надежды рухнули. 24 октября состоялась встреча Петена с Гитлером в Монтуаре. Было официально объявлено о сотрудничестве Виши с противником. Наконец в первых числах ноября Виши прекратили переговоры в Мадриде.

Отныне вполне понятные причины заставили меня окончательно объявить о незаконности вишистских правителей, взять на себя ответственность за судьбу Франции и приступить к осуществлению функций правительства на освобожденных территориях. Этой временной власти, которая связывала прошлое и настоящее, я придавал форму республики, объявив о своем повиновении и ответственности перед суверенным народом и торжественно обязавшись отчитаться перед ним, как только он снова завоюет себе свободу. 27 октября на французской земле, в Браззавиле, я определил нашу национальную и международную позицию в манифесте, двух постановлениях и основной декларации — документах, которые должны были стать хартией нашего движения. Я считаю, что всегда действовал в духе этой хартии вплоть до того дня, когда пять лет спустя я передал национальному правительству взятые на себя полномочия. С другой стороны, я создал Совет обороны империи, призванный оказывать мне помощь своими советами. В него я ввел вначале Катру, Мюзелье, Кассена, Лармина, Сисе, Сото, д’Аржанлье и Леклерка. Наконец в ноте, адресованной 5 ноября английскому правительству, я окончательно определил позицию «Свободной Франции» в отношении правительства Виши и его проконсулов, вроде Вейгана или Ногеса, которые, по мнению упрямых оптимистов, должны были в один прекрасный день вступить в борьбу с врагом, и призвал наших союзников поддержать эту позицию. В конечном итоге, если наше африканское предприятие и не достигло всех своих целей, тем не менее для развертывания наших военных усилий была создана прочная база от Сахары до Конго и от Атлантического океана до бассейна Нила. В первых числах ноября я создал на местах командование для руководства нашими действиями. Эбуэ, назначенный генерал-губернатором Французской Экваториальной Африки, обосновался в Браззавиле вместе с Маршаном, командующим войсками. Лапи, вызванный из Лондона, стал губернатором территории Чад, и администратор Курнари губернатором Камеруна, где он заменил Леклерка. Последний, несмотря на его возражения, вызванные желанием продолжать в Дуале начатое им дело, был направлен на территорию Чад для руководства операциями в Сахаре, где он, пройдя через тяжкие испытания, завоевал славу. Наконец, Лармина, Верховный комиссар с гражданскими и военными полномочиями, должен был осуществлять общее руководство.

Перед отъездом в Лондон я разработал с Лармина план действий на ближайшие месяцы. Речь шла, с одной стороны, о проведении первых рейдов моторизованных сил и налетов авиации на Мурзук и оазисы Куфра. С другой стороны, речь шла об отправке в Эритрею сводной бригады, а также бомбардировочной авиагруппы, которые должны были принять участие в боевых операциях против итальянцев. Эта экспедиция должна была положить начало участию французских сил в кампании на Среднем Востоке. Но кроме того, необходимо было навербовать, укомплектовать командным составом и вооружить части, предназначенные для постепенного усиления этих передовых соединений как в Сахаре, так и на Ниле. Трудно себе представить, какие требовались усилия, чтобы на необъятных просторах Центральной Африки, в климатических условиях экватора провести мобилизацию, обучение, оснащение и перевозку войск, которые мы стремились создать и послать в бой на огромные расстояния. Еще труднее представить себе, какую колоссальную работу пришлось проделать для этого.

17 ноября я выехал из Свободной Французской Африки в Англию через Лагос, Фритаун, Батерст и Гибралтар. В то время как самолет шел сквозь осенний дождь над океаном, я мысленно представлял себе невероятные окольные пути, по которым отныне должны были пройти в этой странной войне сражающиеся французы, для того чтобы нанести удар немцам и итальянцам. Я думал о стоявших на их пути препятствиях, из которых самые крупные, к сожалению, были воздвигнуты перед ними самими же французами. Но меня ободряла мысль об энтузиазме, который пробуждало дело Франции в сердцах тех, кто был готов ему служить. Я думал о тех вдохновляющих подвигах, что ждали их в различных местах земного шара. Как бы ни были суровы факты, может быть, мне удастся совладать с ними, потому что я мог, по выражению Шатобриана, «вести за собой французов на крыльях мечты».