Тайные тропы - Виктор Дубровский

— Дарил, — пожал плечами я, — а что?

— Ты с Сайнарой делал кирим?

Я струхнул. Спалили, гады, ща меня повесят!

— Нет, уважаемый Улахан Тойон, не делал. Это она со мной делала кирим, — решил выкрутиться я.

— Хитёр, — ответил Тыгын, — ладно. Женишок, который сейчас едет к Сайнаре, скажем прямо, мне не сильно-то и по нраву. Дерьмовенький, скажем прямо, женишок. Но я тут не волен, Старухи сказали, значит надо Сайнару замуж выдавать за него. И Род у них уважаемый, старинный Род. Ссориться с ними сейчас мне совсем не с руки.

Тыгын отхлебнул бузы.

— Но в степи, — хитро прищурился он, — есть старинный обычай. Конечно, тебя потом будут искать. Очень тщательно искать, мы, конечно же, приложим все силы, чтобы найти похитителя моей любимой внучки. Но, учти, если я через три месяца не получу от вас известия, что Сайнара непраздна, то тогда точно начну тебя искать.

В конце фразы должно было стоять: «чтобы оторвать тебе яйца».

— Я тебе дам с собой тамгу, ярлык и двадцать бойцов. Всё, иди, — закончил Тыгын.

Вот сейчас, меня, в общем-то женили. Прям, как в лучших традициях степняков, не спрашивая моего желания. Но зато не надо калым платить. И вообще, как всё это понимать? Как уважение и признание в сотрудничестве? Или ещё что-то? А двадцать бойцов — это проследить, чтобы я не сбежал? Но всё равно хорошо. Ещё оказалось, что Тойон даром время не терял, послал отряды по всем закоулкам, выискивать склады, базы и схроны. Если что найдут странное, то немедля меня известят. Ну что ж. Замечательно. Я раскланялся с начальником и подался собирать манатки.

Прежде, правда, зашёл к гринго, посмотреть, что там творится и дать команду на поход. Меня, честно говоря, ничуть не интересовало, кто подбил пацана на преступление против своих товарищей, мне важен результат. Я думаю, что Дохсун сам сделает так, как положено.

Однако все ждали именно меня. Я тогда произнёс такое:

— А что меня было ждать? Это он убил ваших товарищей, он ел с вами из одного котла, вам и решать, что с ним делать. Кроме того, я настаиваю на наказании всей тройки, члены которой проглядели в своих рядах предателя.

В, общем сам собой организовался военно-полевой суд. Я даже практически и не участвовал. Творческая инициатива масс.

Вообще-то моё первое желание было забить парня шпицрутенами, но потом посмотрел на него — ведь ещё совсем малыш! Будь ему лет двенадцать-четырнадцать… Такой маленький гадёныш, а уже убийца. И ведь он по малолетству ещё не понимает, что его сегодня казнят. Но казнят обязательно.

Приговор был простой — повесить. Тут же и повесили. Заодно потренировались, как это живого человека, да в петлю. Боюсь, что у нынешней молодёжи таких развлечений будет навалом. Надо будет на ближайшем привале провести с ними беседу о вредности вредных привычек, и, в частности, привыканию к убийству. На этом программа нашего пребывания на аласах Урун Хая была закончена и я дал команду готовиться в походу.

Напинал своего слугу, чтобы собрал жратву в дорогу а сам отправился к Сайнаре, узнавать, как это она вдруг решилась ехать со мной в дальние страны. Послал какую-то служанку к ней, чтобы она вышла на свет божий. Когда она появилась, я чуть не заржал. С косметикой я, кажется, поторопился. Пятилетняя девочка, стащившая у мамы косметичку и туфли на шпильках, возле трюмо раскрасившая себе мордашку — это самое подходящее сравнение.

— Дорогая Сайнара, — немедленно начал я говорить, пока она не спросила моё мнение о макияже, — похоже, косметика тебе не нужна. Зря я её тебе отдал. Давай, я тебе лучше подарю одеколон и научу им пользоваться.

— А что тебе не нравится? По-моему очень красиво, — ответила она.

— Красиво, слов нет, но истинная красота девушки — чистая кожа, розовые губы и никакой пудры! Это мое мужчинское мнение. Ну, если ты хочешь, я могу тебе немного поправить твой макияж.

— Что такое макияж? Ты опять говоришь разные слова, ты хочешь выставить меня дурой?

— Нет, не хочу. Просто есть понятия, слов для которых нет в вашем языке. Поэтому я ими и пользуюсь.

— Ты меня научишь своему дурацкому языку! Чтобы я точно знала, что ты не смеешься надо мной. Давай, делай свой макияж!

— Не мой, а твой. Мужчина в макияже — это… Хм… Плохой мужчина. Пусть принесут нам чистые тряпки, растительное масло и зеркало.

Служанки тут же притащили требуемое, а я смыл с лица Сайнары всю штукатурку. Потом кистью небольшими мазками накинул румяна, чуть-чуть теней и тронул губы помадой.

— Вот теперь посмотри в зеркало, — сказал я, — как тебе?

— Плохо, — заявила Сайнара, — никто так и не увидит, что у меня есть косметик.

— А-а-а, понятно. Тогда она вообще не нужна. Ты и без неё прекрасна.

Я опять стер с её лица все следы косметики.

— И, наконец, завершающий штрих. Поцелуй в шею завершит твой макияж.

Я поцеловал её в шейку. «Настолько лишь простирается действие наук, насколько слабо чувство в людях: когда же колесо страсти пришло в движение, то нет уже ни науки, ни порядка»[30]. Эти слова из древнего трактата как раз и относились к сегодняшней ночи. Как я и подумал, мой сёк начали обзывать нефритовым жезлом! А её сюй яшмовым бутоном.

С утра, а вернее, ещё в сумерках, я похитил Сайнару. Прямо из-под носа охраны, не смыкающую глаз по ночам. Даже бдительные Хара Кыыс в тот момент любовались восходящим солнцем. Исключительно дерзкое похищение, прям в традициях древних смельчаков.

Мы отъехали за ближайшую скалу и стали дожидаться остальных. Те что-то запаздывают, видимо понятия восхода солнца у всех разные. Мне было весело. Нет, это ж надо так вляпаться, да еще своими собственными руками вязать себе хомут на шею. Ну дедушка, ну интриган. И ведь не выкрутишься никак. Чёрт. Сайнаре же всё это «взрослое» приключение, ей весело, она в восторге. И щебечет, и щебечет.

Я сплюнул и потянулся к фляжке. Одна радость в жизни осталась. Смею вас заверить, пятый брак был бы в моей жизни совершенно лишним. Так что тоску вселенскую, которая меня обуяла, можно понять.

Можно, например, для развеивания дурного настроения, с кем-нибудь поспорить. Как мой сосед, алкаш и нарколог доктор Курпатов. Рассказывал он как-то историю своей женитьбы, с купюрами, ясен пень, но главная фишка у него была — это споры. Он начал спорить со своими друзьями после его похождений к местной эскимоске, которую склеил, как только прибыл по распределению в какой-то сильно крайний север. Никакого выбора ему как-то случайно в своё время не предоставили. Просто поставили перед фактом трое крепких парней, каких-то дальних родственников его нынешней жены. Тогда он попросту решил срубить максимум на той безнадёжной ситуации, в которую он попал, и спорил со всеми. Друг Саша проспорил ему обручальные кольца, друг Витя — ящик водки, ну и так, по мелочи, он таки насшибал на свадьбу. Все спорщики были твёрдо уверены, что жениться на такой крокодилице в здравом уме не стал бы никто, никогда и ни за какие блага. Поэтому и спорили. И проспорили все. Он потом ещё, всем своим оппонентам назло, на отспоренные купил магнитофон и музыкальный центр «Радиотехника» с колонками АС-90. После этого его ненависть к нему зашкаливала… Сам же, подлец, вопреки собственным же теориям, лечил свои психологические проблемы водкой, а отнюдь не сексом. Но я его, в общем-то, понимал. У меня не встал бы на его жену не только после двухсот грамм, но даже после поллитры.