Позади Москва - Сергей Анисимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она неторопливо, с остановками, прошлась по старой квартире, трогая привычные вещи. Задержалась перед трельяжем, где в вертикальные щели между зеркалами был втиснут сразу десяток фотографий мужа, дочки и внучки. И старых подруг, из которых уже никого не осталось в живых. Одна выцветшая фотокарточка была еще с той, большой войны — четыре улыбающиеся девчонки в погонах рядовых, с авиационным «крылышками» в петлицах. Она застала самый конец, половину 1944-го и половину 1945 года. Была даже не оружейницей, не специалистом — просто таскала снаряженные боеприпасы к самолетам, помогала заряжать пулеметы и скорострельные пушки. Не могла сказать, что «воевала», но делала все, что от нее требовалось. И полку, и дивизии, и Родине в целом. И потом тоже, столько лет подряд.
Старая женщина погладила лица молодых подруг изуродованными пальцами и тихо улыбнулась. Поправила эту фотографию и еще несколько и больше не стала тянуть. Достала из верхнего ящика коробочку с главными своими лекарствами. Выбрала нужное. Вернулась на кухню, осторожно сняла с сушилки свою любимую чашку, налила в нее воды из кувшина, отстоявшуюся, чтобы было вкуснее. Машинально провела взглядом по полке, потом открыла дверь бакалейного шкафа и проверила себя. Да, все верно. Несколько початых пачек разных круп, мука, немного сахара. Банка горошка. В неработающем холодильнике — половина давно скисшей банки сметаны. Больше в доме не осталось ничего, даже сухарей. Сколько можно протянуть на имеющемся, понимая, что столько лет помогавшая ей социальная служба больше не придет? Три дня или целых четыре? И зачем: чтобы увидеть из окна, как в ее город все-таки входят враги?
Попробовав воду на вкус, женщина бесшумно прошла через дверь и села в старое продавленное кресло, зажатое между кроватью и платяным шкафом. Посидела, набираясь храбрости. Одну за другой выдавила непослушными пальцами таблетки из твердой фольговой упаковки себе в ладонь. Зажмурилась в предвкушении горечи.
Пятница, 22 марта
Страну населяет звероподобный сброд, которому просто нельзя давать возможность свободно выбирать. Этот сброд должен мычать в стойле, а не ломиться грязными копытами в мой уютный кондиционированный офис. Для этого и придуманы «Наши», «Молодогвардейцы» и прочий быдлоюгенд. Разве не понятно, что при свободных выборах и равном доступе к СМИ победят как минимум ДПНИ и прочие коричневые? Валить из страны надо не сейчас, когда «Наши» и прочие суверенные долбоебы строем ходят. Валить отсюда надо, именно когда всей звероподобной массе, когда этим животным позволят избрать себе достойную их власть. Вот тогда я первый в американское посольство ломанусь. А сейчас все прекрасно… Сейчас полная свобода. Просто не надо принимать пропаганду на свой счет. Ей не нас дурят, ей нас защищают от агрессивной-тупой-нищей массы, которая все пожрет, только дай ей волю.
Юрий Гусаков, идеолог «Единой России» и основатель канала Russia.Ru, комментарий 2010 г.«Россия сосредотачивается» — известная фраза Александра Михайловича Горчакова, написанная им в депеше, разосланной в конце августа 1856 года в российские посольства за границей. Тупейшая фраза. Употребляемая в наши дни совершенно вне оригинального контекста. Но политическая история России XIX века — это академический предмет, не интересный почти никому: только профессорам, получающим за его изучение государственные деньги, и юным ботанам, которым нужен университетский диплом, а не будущая способность прокормить выбранной профессией себя и свою семью. Но что-то в этом есть.
Сосредоточение войск Западного военного округа практически завершилось к середине ночи 21/22 марта. Именно в этот момент округ и превратился в Западный фронт не на бумаге, а на самом деле. В течение почти полной недели войска округа пятились назад, всеми силами избегая прямого и открытого столкновения с армией вторжения. Отдавая территорию с многими сотнями тысяч населения, расплачиваясь потерями на марше от ударов с воздуха, пытаясь замедлить скорость продвижения противника «инженерными мероприятиями» и действиями высокомобильных групп. Россия накопила за последнее десятилетие огромный опыт работы частей специального назначения, как антитеррористических, так и чисто военных. Большим плюсом было то, что сколоченных групп, имеющих практику работы в городах и в поле, под рукой было много. Но огромным минусом было то, что к 2013 году разнокалиберные «спецназы» практически заменили собой армию. В любом случае командующий фронтом генерал-полковник Сидоров бросил армейские и подчиненные ему милицейские спецназы в поле без колебаний, всей массой. Именно их действия, именно их потери, именно самопожертвование пограничников, от которых на его направлении не осталось почти ничего, позволили ему купить армии несколько полных суток. Величайшую драгоценность. Если бы не это и если бы не его характер, вопли позади, с московских вершин, давно заставили бы войска Западного военного округа «встретить врага лицом к лицу». И неизбежно превратиться в ничто, в цифры потерь на бумаге и в самые реальные страшные предметы. Ничего общего не имеющие с людьми, которыми они являлись еще недавно, дни или часы назад. «Piecemeal» — есть такое английское слово, любой перевод которого на русский язык будет не вполне точным. «По частям», «по кускам» — в смысле «глотать», «есть» по частям. В первые, самые жуткие сутки войны, под первым массированным ударом, округ потерял значительную часть своих немногочисленных сил и средств в Калининградском особом районе: 7-й отдельный мотострелковый полк, 152-ю гвардейскую ракетную бригаду, 244-ю гвардейскую артиллерийскую бригаду, 79-ю отдельную гвардейскую мотострелковую бригаду, 336-ю отдельную гвардейскую бригаду морской пехоты. И одним из первых своих приказов командующий вновь созданным Западным фронтом выделил из состава сил округа Особую северную группу войск в составе 61-го отдельного полка морской пехоты Северного флота и 200-й отдельной мотострелковой бригады, которые сейчас изо всех сил врывались в землю, собираясь драться там, на севере. На основном, Центральном, направлении округ безвозвратно потерял уже до 15% штатной техники, в нескольких конкретных бригадах этот показатель достигал и более высоких значений. Потерял без «непосредственного» контакта с сухопутными войсками противника — под ударами его авиации и ракетного оружия дальнего действия. Но эту цифру Сидоров рассматривал как большое достижение своего штаба. Да, опять же купленное многими десятками жизней зенитчиков.
Могло быть хуже, много хуже. Но штабы ВВС американцев и европейцев демонстрировали похвальную осторожность, работая далеко не с максимальным напряжением, а скорее в режиме «пробы сил». ПВО России — это вам не Сербия, не Ливия и не Ирак. ПВО — это не только ЗРК, включая лучшие в мире комплексы, не только ствольная артиллерия и даже истребители. Это прежде всего организация: системы целеуказания и наведения, многослойное перекрытие радиолокационных полей и так далее. И все это управляется офицерами, которые целое поколение готовились к именно такой войне, против этого конкретного противника. Нет, решающее преимущество НАТО в авиации неоспоримо, но в этот конкретный раз это не играет или почти не играет роли. Когда они сумеют достаточно ослабить наши ПВО последовательными ударами по командным центрам и узлам связи всех уровней, тогда они начнут работать в привычном режиме. Но пока нет. Пока мы теряем 15% техники за неполную неделю. Меньше чем лихорадочно вводим в строй.
Времени не хватало, и отчаянно не хватало удачи. Даже чуть-чуть, в виде небольших подарков судьбы. Даже совсем маленьких. Но подарков судьбы не случалось — например, уже на вторые сутки после запуска НАТО операции «Свобода России» стало ясно, что Оперативная группа российских войск в Приднестровском регионе Республики Молдова к ним не пробьется. Четыреста с лишним человек, со всей своей техникой: 16 старых БТР-70 и одна командно-штабная машина. Но самое главное и самое интересное — с сотнями реквизированных в Тирасполе разномастных грузовиков, до отказа набитых боеприпасами со своих бездонных складов. Именуемый старшим военным начальником воинского контингента полковник неожиданно для многих проявил совершенно стальную волю, без колебаний пустив в ход силу. Попытки молдавских, румынских и даже приднестровских граждан выдвинуть ему свои «законные требования» в отношении немедленного интернирования (а главное — передачи техники и вооружения) были пресечены полковником с такой быстрой жестокостью, что кое-кто вспомнил и покойного генерала Лебедя. Результат, во всяком случае, был достигнут сразу: в спину уходящему батальону не был сделан ни один выстрел. Но в отношении украинских пограничников это не сработало: те встали твердо, а за спиной у них — мгновенно поднятые по тревоге армейцы и разинувшие рот во всю ширь политики. Стрелять полковник не стал, и вовсе не потому, что думал о политических последствиях этого шага, о «расколе между братскими народами». Куда уж больше раскола… Просто шансы одного мотострелкового батальона пробиться через сотни километров территории Западной Украины были нулевыми. Даже с учетом того посмешища, в которое превратилась к 2013 году большая часть Збройних сил Украïни, там все еще служили люди, которые учились рядом с нами и не хуже, чем мы.