Чистилище. Исход - Игорь Пронин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Есть! – Максим стукнул Толика кулаком в плечо. – Есть, вспомнил! Про Измайлово!
– Тихо, – шепнула Лена и, сжав его руку, сказала в самое ухо: – Чужие не должны слышать. Тут все рады Новосибу стучать!
Лишь спустя несколько минут им втроем удалось оказаться в стороне. К тому времени Максим вспомнил все. Тревожно поглядывая на темнеющие над их головами облака, он как мог рассказал о допросе, который майор устроил запойному каннибалу.
– Он говорил, что они оттуда и приехали. За оружием, откуда-то их пророк, Новый Иеремия, знал квартиру, где его взять. Но обратно они проскочить не сумели или испугались и просто засели на той крыше.
– Новый Иеремия?! – У Лены загорелись глаза. – Это он! Мамочка моя последнее время в церковь зачастила. И сказала мне по телефону, во время последнего разговора, что он там возле церкви проповедовал.
– Его батюшка прогнал, – припомнил Максим. – А проповедовал он, что надо быть как звери, потому что на людей Господь прогневался, и надо есть мутантов.
– Нет, такого мама не стала бы слушать!
– Может, я что-то не так понял, а может, этот алкоголик бредил. Но имя я помню точно.
– А вот и цель! – Толик подмигнул ему. – Если там такая же банда людоедов и садистов, а никому нет до нее дела – мы должны добраться до них. Об этом еще Белоглазов в автобусе говорил. Майор зря не скажет, я с ним согласен: этих выродков терпеть нельзя.
– Нет, не может быть, чтобы мама… – заспорила было Лена, но осеклась. – А вдруг она у них в плену? Ну вот, теперь мне еще хуже… Ребята, я должна попасть туда! Помогите мне!
Переговариваясь, они зашли за угол главного здания базы. Там через распахнутые двери выносили несколько трупов, замотанных в грязные, окровавленные простыни.
– Это еще что? – Толик инстинктивно поправил ремень автомата. – Между собой?
– Да нет, это опять кто-то обратился. – Лена отвернулась: последний боец нес сразу два маленьких трупика. – Там же иждивенцы. Их много, и довольно часто кто-то обращается в мутанта. А старики могут просто не заметить, задремать… Странно все. Был человек, в инвалидной коляске, чудом спасся. А когда обратился – набросился на всех, будто и не болел никогда. И старики становятся сильнее, и старушки. Дети обращаются… Но чаще дети – первые жертвы.
– Есть мнение, что дети не обращаются.
В собравшейся небольшой толпе рядом с ними оказался длинноволосый мужчина. Он явно нервничал, переминался с ноги на ногу и, часто двигая челюстями, то жевал резинку, то пытался надуть пузырь.
– Я на других базах бывал, все говорили: дети не обращаются! – продолжил он. – И я говорил нашим: вроде дети не должны обращаться! Мне все: заткнись, заткнись! У нас вот почти каждый день! А потом проследили и поймали одного старичка. Не такой уж и старичок, сука проклятая! Маньяк он, извращенец. Насиловал ребенка, а потом убивал – он, говорил, обратился и напал! Раз за разом, и все на него нападали. А в суете все бегают, никому и дела нет, начальники только о своем думают – вот он пятерых и успел… Того этого, и задушил! Раз за разом, а я ведь говорил!
– Ну, этого еще не хватало! – Толик закатил глаза. – Столько хороших людей погибли в первые же минуты, а мразь всякая так и не перевелась!
– Сейчас кончать гада поведут! – Длинноволосый ослабился, и изо рта у него потекла слюна, которую он смущенно утер рукавом. – У вас жевачек нет? Если будут, я сменяю на что-нибудь. Печенье есть у меня, и презервативы, если надо, тоже есть, и…
– Ты курить, что ли, бросил? – прервал его Максим.
– А как не бросить? Скоро не будет сигарет. Вон, начальство: все, что нашли и сдали на склад, – стратегический резерв! Тоже мне, резерв! Сами все скурят. – Нервный снова попытался надуть пузырь и снова неудачно. – Вон! Повели, повели! Сволочь!!
Двое бойцов из гражданских под предводительством седоусого мужчины с красной повязкой на рукаве вывели тщедушного, беззубого старика. Тот, и без того невысокий, шел пригнувшись и жалобно смотрел на окружающих. Их толпы посыпались оскорбления.
– Да не я это!! – взвыл старик. – Не я! Они же меня кусали, вот!
Он потряс перемотанной грязным бинтом рукой. Это было ошибкой, а впрочем, что ему было терять? Многие из столпившихся вокруг базы потеряли своих детей, и немало безутешных матерей упрашивали руководителей Сопротивления разрешить им жить с уцелевшими малышами, ухаживать за ними. Но вместо этого было принято решение отдать детей на попечение стариков, разделив и тех и других на группы по половому признаку. Половина комнат в здании была заполнена иждивенцами, и что творилось в этих комнатах, теперь уже никто не знал. При мысли о том, что бедные мальчики пытались сопротивляться и кусали насильника, сразу несколько женщин кинулись на старика. Мужчина с красной повязкой попытался их остановить, но конвойные предпочли остаться в стороне.
– Дайте мне! – разъяренная, всклокоченная полная дама подскочила последней с высоко поднятым автоматом. – На, тварь!
Приклад со всего размаха опустился на голову исцарапанного старика. И тут же раздался выстрел – не привыкшая к оружию ополченка даже не поставила автомат на предохранитель. Пуля насквозь прошила ее живот. Началась суета, кто-то побежал за доктором, сразу человек двадцать, мешая друг другу, пытались оказать первую помощь, другие громко материли раненую и ее начальство: «И какой осел дает таким оружие?!» Воспользовавшись сумятицей, седоусый с повязкой за шиворот вытащил потерявшего сознание насильника из толпы и так и поволок его прочь. Конвойные, переглянувшись, заспешили следом.
– Дожили! – расталкивая всех и руками, и животом, к дверям протиснулся Клыкач и, прежде чем исчезнуть за ними, провозгласил: – Там люди гибнут, чтобы за вас же отомстить, а вы в тылу, черти, что устраиваете!
В ответ посыпался град ругательств, но Клыкач не стал слушать гражданских. Максим снова посмотрел на небо. Облака продолжали темнеть, ветер вроде бы стал усиливаться – все признаки скорого дождя. Прежде он порадовался бы: наконец-то придет свежесть после многодневной «парилки»! Но теперь его все сильнее снедала тревога. Сможет ли база устоять, если дождливая погода продлится несколько дней? Бочки на крыше явно установлены для сбора дождевой воды, но вряд ли ее хватит на две или три тысячи человек. Рука, еще во время разговора с длинноволосым машинально нащупавшая в кармане пачку сигарет, так же машинально вытащила одну.
– Во! – К Максиму тут же захромал полный мужчина, опиравшийся на трость. – Браток, выручи! Или хоть оставь покурить, а?
За ним сразу подошли еще несколько. Максим достал полупустую пачку, с тоской посмотрел на нее и отдал всю, вместе с той, первой сигаретой. «А длинноволосый ведь в чем-то прав! Самое время бросать курить, хотя кажется, что все наоборот… Но лучше самому принять решение, чем вот как они, ходить и выпрашивать». Отделавшись от сигарет, Максим оглянулся и увидел, что друзья уже идут назад к палаточному лагерю. Толик помахал рукой, призывая поторопиться. Когда Максим сворачивал за угол, с другой стороны базы донеслись два одиночных выстрела. Как видно, расстрельной команде было приказано экономить патроны. Догнав Лену и Толика у самых палаток, Максим увидел Папу Мишу, формировавшего группу для выезда.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});