Подвиг продолжается - И. Глебов

Все трое, они стоят среди деревьев займища, повернувшись в сторону огромного зияющего пожарища, и долго молча смотрят.

В. ИВАНИЛОВ

В РАЙОНЕ ТРАКТОРНОГО

— Бабушка, посмотри, что я нашел! — радостно закричал Саша, влетая на кухню. Он потрясал какой-то бумажкой.

— Ну-ка, дай сюда. — Елена Григорьевна развернула сложенную вчетверо бумагу с желтоватыми подтеками, пробежала глазами выцветший машинописный текст:

Автомашина ГАЗ № 09-93 (шофер Е. Г. Бачинская), принадлежащая 8-му отделению РКМ НКВД, задержанию и мобилизации воинскими частями не подлежит.

Справку завершала полустертая размашистая подпись и дата — 4 сентября 1942 года.

Елена Григорьевна бережно сложила справку. Глаза ее повлажнели.

— Ты где это взял? — с напускной строгостью опросила она.

— Марки свои искал, забыл, в какую книжку положил. Только взял одну с этажерки, раскрыл ее, а эта справка и выпала, — начал объяснять Саша. — Да ты не волнуйся, бабушка, — успокоил он, заметив, как по щеке Елены Григорьевны медленно покатилась слеза. — Там еще одна твоя справка есть. Что у тебя был пистолет системы Коровина. И номер пистолета указан. Принести?

— Не надо, — Елена Григорьевна взволнованно погладила внука по голове. — Иди-ка занимайся. Скоро в школу тебе...

Но Саша, переминаясь с ноги на ногу, явно не торопился уходить.

— Ты чего? — удивилась Елена Григорьевна.

— Бабушка, расскажи про свою милицию. Тебе пистолет зачем дали?

Елена Григорьевна вздохнула.

— Долго, Сашуня, рассказывать. Было это, в аккурат, двадцать пять лет назад, в июле 1942 года. На Дону уже бои шли, фашисты к нашему городу рвались. В самом Сталинграде затишье было, но самолеты гитлеровские почти каждый день налетали. Вреда большого не приносили — зенитки наши их отгоняли. Но все равно боязно. Как начнут орудия да пулеметы по самолетам палить, все вокруг ходуном ходило...

Бабушка замолчала, помешала ложкой в кастрюле.

— А что дальше? — нетерпеливо спросил внук.

— В это самое время я работала шофером на тракторном заводе. В автоцехе. Вот вызвали меня однажды в отдел кадров и говорят, что направляют в 8-е отделение милиции. У них там шофер обхитрил начальство, ушел добровольцем на передовую. А водитель им до зарезу нужен.

Я сначала отказывалась. Не женское, мол, это дело в милиции служить. Там и мужчине-то не всякому под силу, а про женщину и говорить не приходится. Опять же дедушка на заводе работал, маму твою — ей, как тебе сейчас, было тогда десять годков — не с кем было оставлять. А главное — боязно идти в милицию. Так и не дала я согласия...

Только на этом дело не кончилось. То ли на заводе меня так расхвалили, то ли нужда у них крайняя была, однако на другой день пригласил меня к себе начальник отделения милиции Костюченко. Долго рассказывал про работу, про обязанности. Вижу, надо помочь милиции. Вот так я и стала милицейским шофером.

— А про пистолет что же ничего не сказала? — напомнил Саша.

— Про это и вовсе говорить нечего. Такой порядок в милиции, чтоб все с оружием. А тогда фронт рядом был. Всякое приходилось...

— Бабушка, а этот твой начальник Костюченко хороший был? — не унимался внук.

— Кузьма Антонович-то? Он хороший. Много добра людям сделал. Уж не знаю, когда только он и спал. Милицией руководил, да еще к тому же командиром истребительного батальона нашего района был. Видал на пятнадцатом доме мемориальную доску про этот батальон?

— Ага, — подтвердил Саша. — Там написано, что здесь размещался истребительный батальон, который в августе 1942 года отстаивал тракторный завод. Бабушка, ну расскажи про все! Ну что тебе, жалко?!

— Да ну тебя! — с мягким укором произнесла Елена Григорьевна. — Тяжело про это, внучек, рассказывать. Сердце кровью обливается. Сколько у людей горя было... И какое ты время выбрал? Эдак мы проговорим и обед не успеем сготовить. А скоро папа и дедушка с завода придут. Аленушка из школы прибежит. Чем их кормить?

— Они не обидятся, — заверил Саша. — Ну, бабушка, милая. Расскажи, пожалуйста... — Внук с мольбой заглядывал Елене Григорьевне в глаза.

— Ох и настырный ты у меня! — развела руками она, сдаваясь. — Ну слушай, только, чур, не перебивай. А то собьюсь и забуду, о чем говорить. Дело, значит, было ночью в субботу, 22 августа 1942 года... — Елена Григорьевна умолкла, охваченная воспоминаниями. В ту далекую августовскую ночь ни она, ни многие другие еще не знали, какое тяжкое испытание выпадет завтра на долю Сталинграда...

Капитан милиции Костюченко откинулся на вытертую спинку сиденья машины, положил на колени портфель.

— В управление, Лена, — приказал он и устало закрыл глаза.

Газик стремительно помчался по затемненным улицам. Косясь на дремавшего начальника, Лена сбавила скорость. «Пусть поспит немного», — подумала она. Но Костюченко неожиданно открыл глаза:

— Поторопись, Лена. Совещание срочное. Прибавь газу.

Костюченко опять откинулся на сиденье, но не спал. Мысленно он прикидывал, чем вызвано это ночное совещание у начальника областного управления милиции Н. В. Бирюкова. На всякий случай надо быть готовым к любому вопросу. И про эвакуацию все точно доложить. И про охрану объектов. И чем опергруппы занимаются. «Обязательно попрошу начальство ребят поощрить, — рассуждал про себя Костюченко. — Хотя бы за этого немецкого лазутчика на Мечетке. На тракторный, сволочь, самолеты наводил ракетами...»

Машина резко затормозила.

— Что такое? — встрепенулся Костюченко.

— Военный патруль. Фонариком светят, приказывают остановиться, — пояснила Лена.

К газику с двух сторон подходили бойцы в касках, с винтовками.

— Кто такие? Документы! — потребовал старший.

— Милиция, — ответил Костюченко, подавая удостоверение.

Когда машина отъехала, Костюченко негромко попросил:

— Ты не забудь, напомни мне завтра. Справку надо тебе на машину. А то будешь одна ехать, посмотрят на твой комбинезон, да по ошибке отберут машину для какой-нибудь части. Ходи тогда, доказывай.

— Напомню, Кузьма Антонович, — откликнулась Лена.

Возле управления Костюченко выпрыгнул из машины.

— Возьми вот, — протянул он шоферу свою телогрейку. — Совещаться, может, долго будем. Ложись подремли.

Лена отогнала машину в сторону. От реки тянуло прохладой. Голубоватые лучи прожекторов стремительно перекрещивались в небе, падали в Волгу, выхватывая из тьмы то борта катера, то лодку, то верхушки деревьев на противоположном берегу.