Синтез (СИ) - "Токацин"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Месяц…» — Гедимин молча смотрел сквозь него, погрузившись в свои мысли. «Ещё месяц. А что, если реактору нужно время на разогрев? Если синтез ускорится со временем?»
— Стержень останется здесь, — сказал он, прервав очередную фразу Константина. — Я хочу пронаблюдать за ним до конца августа. Есть предположения, которые нужно проверить.
Командир «научников» изумлённо мигнул.
— Ты в своём уме? Срок выгрузки ирренция — первое июля, и ни днём позже.
— Предупреди Ведомство, что в июле они ничего не получат, — сузил глаза Гедимин.
— Нет, — отозвался Константин. — Мне надоело тебя выгораживать. Можешь сам объясняться с Ведомством, когда Нгылек явится сюда. И если тебя снова расстреляют…
Он обвёл хмурым взглядом остальных сарматов — они стояли у стены, поодаль от «реактора», стараясь не заходить за невидимую черту.
— Надеюсь, до всех дойдёт, что тебе это попросту нравится. Обычное извращение, распространённое у всех приматов. Ты сам нарываешься, Гедимин. Сколько бы тебя ни пытались вытащить, ты лезешь снова и снова. Мне надоело тебе мешать.
Глава 68
01 июля 42 года. Земля, Северный Атлантис, Ураниум-Сити«Щупы» анализатора с сухим щелчком втянулись в корпус, экран стал ярче. Гедимин убрал руку с кожуха «реактора», позволив защитным полям схлопнуться.
«Семьдесят один и одна десятая грамма,» — он перечитал строку, выведенную анализатором на экран. «Всего семьдесят один и одна десятая. Выработка ноль целых двести тридцать семь. Она всё-таки растёт. Но слишком медленно. Константин, похоже, прав… но я бы ещё подождал. Возможно, до скачка остались считанные недели. Надеюсь, Хольгер договорился с Ведом…»
На двери вспыхнул красный светодиод, дрожащий свет разлился по лаборатории, — снаружи звучал сигнал оповещения, агенты Ведомства уже вошли в научный центр. «Hasu!» — Гедимин, сердито сощурившись, бросил анализатор в карман и вышел.
— Tza atesqa! — Нгылек, спустившись по лестнице, жестами отдал приказы патрульным и вскинул руку в приветственном жесте. Гедимин нехотя ответил. Один из патрульных зашёл в «чистую» лабораторию и через пять секунд вернулся в коридор вместе с Константином. Вдвоём они вошли в открытое настежь хранилище. Гедимин стиснул зубы, ожидая удара, и долго ждать не пришлось.
— Ирренция нет, — доложил, выйдя наружу, патрульный. — Под сферами — обеднённый уран с небольшой примесью ирренция и люминесцентной краски.
— Опять? — тихо спросил Нгылек, разворачиваясь к Гедимину. По его жесту двое патрульных сорвались с места и, схватив ремонтника, попытались вывернуть ему руки. Он шагнул в сторону, уклоняясь от захвата, и спиной впечатал одного из сарматов в стену, одновременно хватая за предплечье другого.
— Heta! Я покажу, где ирренций, — сказал он.
— Heta! — крикнул Нгылек. Патрульный, припечатанный к стене, высвободился, встряхнулся и угрожающе взялся за шокер. Гедимин хмыкнул.
— Сюда, — он открыл «красный отсек» и указал на кожух «реактора». — Здесь триста семьдесят три грамма. Это новая синтезирующая установка, и мне она нужна. Возвращайтесь в Порт-Радий. В начале сентября можете забирать что угодно, но сейчас мне надо работать.
Несколько секунд Нгылек стоял молча, глядя на «реактор», потом тяжело качнул головой.
— Что мне нравится, Гедимин, так это твоя неистребимая наглость…
Он вскинул руку, и патрульные, разделившись, отрезали сармата от «реактора». Одного он успел швырнуть головой в стену, но спустя десять секунд всё было кончено — Гедимин, сложившись пополам от разрядов шокеров, направленных под рёбра, был поднят с пола агентами Ведомства, а защитный кожух был вскрыт, и Нгылек с сигма-сканером в руках сам подошёл к нему.
— Триста семьдесят три и одна десятая грамма, — ровным голосом сказал он, взглянув на экран. — Изъять. Сарматов вывести.
«Сарматов?» — запоздало удивился Гедимин, выволакиваемый в коридор. Идти самому ему не давали — при малейшем движении шокер снова утыкался под рёбра. Наконец сармата прижали к стене, и он смог отдышаться, выпрямиться и осмотреться. У противоположной стены, точно так же прижатый к твёрдой поверхности, стоял Константин. Его глаза расширились от изумления.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Почему меня схватили? — спросил он у выходящего в коридор Нгылека. Тот мерно похлопывал по ладони рукоятью станнера и не спешил отвечать на вопрос.
— Обнаружен ирренций в «чистой» лаборатории, — доложил патрульный.
— Изъять, — приказал Нгылек. — Обыскать всё здание. Изъять весь ирренций и конструкции, его содержащие. Упаковать синтезные сферы и подготовить к перевозке.
Гедимин ошеломлённо мигнул и рванулся из рук патрульных. Ему почти удалось высвободиться, но выстрел из станнера в ногу остановил его и заставил сесть на пол. Один из агентов обшарил его карманы и вынул сигма-сканер.
— Изъять, — кивнул Нгылек. — Обыщите каждое помещение. С этого дня «Полярная Звезда» больше не работает с ирренцием. Он будет передан специалистам в Порт-Радии. Вы показали, что вам доверять нельзя.
«Что?!» — Гедимин, забыв о парализованной ноге, рывком поднялся во весь рост.
— Это мой ирренций. Верни!
Нгылек смерил его задумчивым взглядом и поднял станнер.
— Как быстро всё выходит из-под контроля… Придётся принять меры. Сначала о вас, Константин Цкау…
Он повернулся к командиру «научников». Тот растерянно мигнул.
— Ваш подчинённый снова делает что хочет в хранилище ценнейшего радиоактивного металла, и Ведомство ничего об этом не знает. Как давно существует эта его… установка?
Константин сглотнул.
— Неделю… — начал было он, но Нгылек жестом приказал ему молчать.
— Два месяца, — сказал патрульный, держащий в руках «реактор». — Если меньше, то на день или на два.
— Два месяца, — повторил за ним Нгылек, поднимая станнер и направляя Константину в грудь. — Вы много на себя взяли, Цкау. Вот к чему приводит отсутствие контроля…
— Не трогай его! — крикнул Гедимин, но выстрел уже прозвучал. Командир «научников» качнулся к стене и тяжело сполз по ней на пол, голова безвольно запрокинулась.
— Стоять! — приказал Нгылек сарматам, застывшим посреди коридора. Патрульные встали стеной, закрывая от них Константина.
— Не спеши, Гедимин. Ты своё получишь, — пообещал агент Ведомства. — С ирренцием ты больше не работаешь. Остаёшься в научном центре в том качестве, в котором ты безвреден, — в качестве ремонтника. Ни о каких научных опытах речи больше не пойдёт. Видимо, твой повреждённый мозг не выдерживает такой нагрузки. Отныне его нагружать не будут.
Три выстрела слились в один. Гедимин повис на руках патрульных, медленно оседая на пол, но его подняли, рывком поставили на ноги. Ещё три разряда ударили в корпус. Перед глазами сармата поплыли алые круги. Ему снова не дали упасть. Когда протрещал последний разряд, Гедимин уже с трудом его слышал — всё заглушил гул в ушах. Перед глазами стояла темнота, всё тело дрожало и вспыхивало болью, — бесчисленные судороги скручивали мышцы в сотни узлов.
— Стоять! — крикнул над его головой Нгылек. — Никто не подойдёт к ним, пока мы не покинем здание. Возвращайтесь к работе!
…Контроль над телом вернулся к Гедимину незадолго перед обедом, но ещё полчаса он лежал, не шевелясь, пока Хольгер не склонился над ним и не потрогал его шею. Он и тогда не стал бы вставать, но химик смотрел на него встревоженно и почти испуганно.
— Я жив, — буркнул он, отстранив руку Хольгера, и сел. — Внутри больно.
— Выпей, — химик с облегчённым вздохом дал ему пробирку. Вещество в ней было знакомым — омерзительно горькое даже на сарматский вкус, оно всё-таки расправило внутренности, скрученные спазмом в тугой комок, и Гедимин смог вдохнуть полной грудью и выпить немного воды, не опасаясь, что она тут же вернётся назад.
— Несчастный раненый атомщик, — презрительно фыркнул Константин. Он уже опомнился достаточно, чтобы сидеть перед телекомпом, только неуверенные движения рук напоминали о недавней отключке.