Во что верит Россия; Религиозные процессы в постперестроечной России - Александр Щипков

Эти упоминания о знаменитых старообрядцах предреволюционного времени дают лишь некоторое представление о размахе и широте религиозной, хозяйственной, культурной и социальной деятельности представителей этого "традиционного вероисповедания". Они были подлинными хозяевами жизни, сильными верой, чувством ответственности и здравого смысла.

Куда же пропал этот крепкий, цветущий, здоровый элемент русской народной жизни? Где старообрядческий фактор в духовной сфере, бизнесе, политике, культуре, общественной жизни современной России? Почему современные опросы фиксируют менее 1% старообрядцев, вместо предреволюционных 10%? И есть ли у старообрядцев перспективы? Для того чтобы подойти к этой проблеме, следует ответить на два вопроса. Первый: что такое старообрядчество? Необходимо понять его в русле современного культурологического и социологического подхода, хотя бы в сравнении с протестантизмом или католичеством. Второй вопрос: что произошло со старообрядчеством при советской власти?

Вопрос о том, что такое старообрядчество, не новый. С формальной точки зрения, старообрядчество (староверие) -- это общее название нескольких самостоятельных религиозных движений русских православных людей, отказавшихся присоединиться к церковной реформе патриарха Никона (XVII век) и стремящихся сохранить церковные установления и традиции в тех древних формах, которые, по их мнению, существовали с момента принятия Русью христианства. Старообрядцы разделены по вероучительным признакам на согласия и толки. Разница между ними бывает весьма существенной и принципиальной. Несмотря на это, благодаря общности исторической судьбы, представители всех согласий осознают свою идейную и социальную близость.

Первыми свой ответ на вопрос, кто такие старообрядцы, дали представители "господствующей Церкви". Для них старообрядцы-раскольники -носители религиозного невежества (хотя действительно имевший место недостаток профессионального богословского и вообще высшего образования был результатом репрессивной политики правительства), диких суеверий, фанатичного упрямства и гордыни. Этот взгляд уже на языке либерального интеллигента емко выразил историк XIX века А. Щапов: "старообрядчество -окаменевший осколок Древней Руси". Со временем, однако, А. Щапов изменил свои взгляды и стал родоначальником принципиально новой оценки старообрядчества -- народнической. Щапов рассматривал старообрядчество как мощное движение социального протеста против "скорби и тяготы от тягла государевой казны, от злоупотребления государевых чиновников, писцов и дозорщиков, от насилия бояр". А. Щапов следующим образом определил общий смысл старообрядчества: "это могучая, страшная, общинная оппозиция податного земства, массы народной против всего государственного строя -- церковного и гражданского". Эти оценки Щапова были с энтузиазмом подхвачены народниками, которые увидели в старообрядцах потенциальных союзников в революционной борьбе и стали искать с ними сближения.

Планы революционеров по использованию наследников боярыни Морозовой в качестве пушечного мяса на баррикадах и источника финансирования подрывной деятельности, провалились, если не считать нескольких незначительных курьезных случаев. Революция победила и без "раскольников". Еще какое-то время после революции среди советских ученых по инерции сохранялась народническая традиция: крупные историки А. Клибанов и К. Чистов изучали старообрядчество как движение "социального протеста" (впрочем, протест этот изучался только в своих дореволюционных проявлениях). При этом доказывалась "утопичность" социальных взглядов старообрядцев. Однако в общественном сознании и в научных исследованиях быстро стали доминировать представления, свойственные чиновникам Синода в начале XIX века. К старообрядцам вновь стали относиться как к "окаменевшим осколкам Древней Руси". Это видно уже из направлений научных исследований советского времени -- почти исключительно фольклорные, этнографические, археографические работы. Изучался старообрядческий быт, традиции, обряды. Многочисленные экспедиции чаще всего без всякой оплаты или за бесценок выпрашивали у "этих дикарей" иконы, книги, старинные вещи. Как сказал один из старообрядческих наставников, "просто противно -- на нас смотрят не то как на мумию в мавзолее, не то как на манекен в витрине магазина". Поставить вопрос о самоценности религиозного мировоззрения и религиозной жизни старообрядцев и об их влиянии на социальную жизнь и культуру в нашей идеологизированной стране редко кому приходило в голову.

Уникальность староверия состоит в его основной идеологеме -необходимости сохранения во всей полноте православного обряда, как он сложился в русском православии к середине XVII века. Психологическая инерция явилась одной из причин сакрализации не только церковного обряда, но и многих норм быта -- в одежде, питании, правилах общежития. В истории христианства невозможно найти сколько-нибудь значительные религиозные движения, в идеологии которых столь же важное, центральное место занимает обряд. Сам этот факт для многих историков и религиозных деятелей из числа критиков старообрядчества служил доказательством его дикости, магического отношения к религии; выводил старообрядчество из круга тех религиозных движений, которые сыграли какую-либо позитивную роль; оказывался поводом к тому, чтобы в идейном плане относиться к старообрядчеству несерьезно.

Однако все не так просто. Мощные, идейно состоятельные религиозные движения очень часто возникали по частным, в каком-то смысле несерьезным поводам. Но эти поводы служили отправной точкой для полного переосмысления религиозного мировоззрения. Сам же повод впоследствии приобретал значение священного символа и со временем наполнялся новыми смыслами и функциями, о которых вначале никто и не подозревал.

Чтобы понять, как обряд стал таким символом, необходимо разобраться в логике идейной конфронтации между сторонниками протопопа Аввакума и сторонниками патриарха Никона. Не Аввакум, а Никон первым заявил о высшей ценности обряда, желая изменить его. Логика спора была задана именно Никоном. Какого сорта аргументы приводил он в защиту своей позиции? Аргументы эти носили, с одной стороны, политический и бюрократический характер, а с другой -- были оскорбительны для религиозного и национального самосознания русских людей. Психологически для многих аргументация Никона ставила под вопрос святость и праведность всей русской духовной традиции: и Сергия Радонежского, и Кирилла Белозерского, и сотен других русских подвижников -- ведь они тоже крестились двумя перстами; она ставила под вопрос благочестие родителей, дедов и прадедов современников Никона и Аввакума. Ничего содержательного по сути вероучения, что могло бы привлечь к реформаторам и оправдать нововведения, в позиции никониан не было.

Последователи Аввакума, сплотившись вокруг старого обряда, фактически отстаивали достоинство личности против бюрократического произвола: "мы как верили, так и будем верить -- декретным произволом нашей веры, нашей совести не изменить". Власть фактически говорила: "То, как веришь ты, как верили твои отцы и деды, -- это все ерунда; а вот то, что мы тебе сейчас прикажем, -- то и будет твоя вера". Старообрядцы гордо возражали: "Этому не бывать!" И когда потом, в XIX веке, синодальная Церковь говорила: "Какие вы дикие, из-за ерунды, из-за сугубой аллилуйи идете на костер, на жертвы", старообрядцы резонно отвечали: "а почему же вы нас из-за этой ерунды преследуете и гоните?" Бунт человеческого достоинства и религиозной свободы, начавшийся со спора о некоторых деталях обряда, имел свою жесткую логику, необратимо приведшую к возникновению совершенно нового типа религиозного мировоззрения.

Для того чтобы понять старообрядчество, нужно провести аналогии, какими бы условными они не оказались, с историей европейского христианства. Если рассматривать ситуацию в терминах реформации и контрреформации, то, без сомнения, старообрядческая реакция на нововведения Никона была аналогом последней. Контрреформация изменила европейский мир почти так же, как и лютеровская Реформация. Рим эпохи Возрождения и Рим XVII века -- совершенно разные миры. Изменения, произошедшие за несколько веков, громадны. И все же Лютер изменил Европу больше, и именно он дал толчок к эволюции самого католичества. В России же старообрядческая "контрреформация" на человеческом, психологическом, уровне оказалась более эффективной и удачной, чем сама никоновская "реформа" -- она разбудила большие духовные силы. К чему привела никоновская "реформа", наложившаяся на секуляризацию общества, на рост абсолютизма? Кроме чисто обрядовых нововведений она привела к бюрократизации Церкви. В то же время старообрядческая "контрреформация" привела к более серьезным изменениям. В данном случае мы сталкиваемся с парадоксом, какими полна русская история. Старообрядцы хотели сохранить все как есть, но очень скоро у них возникли серьезные проблемы со священством, и это вынудило их жить так, как живут протестанты. У них не было жестко заданной иерархии, которую нужно слушаться. Они оказались один на один перед Богом, в личных отношениях с Которым должны были решать свои духовные проблемы. И не следует негодовать по поводу старообрядческого фанатизма. Ведь и Лютер с Кальвином, по современным либеральным понятиям, -- мракобесы, консерваторы, реакционеры. Они действительно выступали против секуляризации, бюрократизации Церкви. На старообрядцев можно смотреть под тем же углом зрения.