Враг моего сердца - Елена Сергеевна Счастная
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Скоро он вошёл в горницу княжны, поймал Елицу за локоть, пока дальше пройти не успела – из руки её выпал снятый только что убрус. Чаян приложил палец к губам, встретив её растерянный взгляд и закрыл за собой дверь. Успел только мельком окинуть хоромину взглядом – сразу видно, девичья: и рукоделие тут, и расшитые рушники то на столе, то на сучке возле умывальника, сундуки даже с узорной оковкой и ларцы с украшениями на полках. И пахло здесь ею: мёдом немного да как будто васильками – свежо и дурманно одновременно. Так наполняет каждую горницу особый дух, присущий только хозяину или хозяйке.
– Терема перепутал, княжич? Или горницы? – возмутилась было Елица. – Чего здесь забыл?
Но он слушать её не стал: и так знал, что скажет, что прогонит его, а то и наперсницу кликнет. Удерживая за руку, Чаян дёрнул её к себе, обнял, не давая вырваться – и припал к манящим губам. Раскрыл их своими, пока девушка не опомнилась, вжался, удерживая невольный стон, что так и норовил вырваться из груди. Елица отвернуться попыталась, упёрлась узкими ладошками ему в плечи – и пришлось к двери её придавить, чтобы и шелохнуться толком не могла. Только не отпускать, не давать ей вздохнуть лишний раз, а там – он знал – любая строптивица поддастся.
Княжна дышала возмущённо, отталкивала его и даже пнуть пыталась. Да ему было всё равно. Он мягко прикусил её нижнюю губу, за ней – верхнюю, скользнул языком между ними. И она замерла, ещё не отвечая, но уже не силясь вывернуться, словно воробушек из ладоней.
– Не бойся меня, Елица, – прошептал Чаян, чувствуя её сомнения. – Зла тебе никакого не причиню. И силой брать не стану. Только если сама захочешь.
Он поцеловал её снова, и внутри всё так и зашлось, когда скользнула она руками по его плечам вверх, но остановилась, словно одумалась. Пахли её собранные в две косы волосы молодой травой и ромашкой, щекотали, распушившись, лицо. И кожа её, гладкая и тёплая, словно молоком текла под ладонями.
– Быстрый ты, княжич, – с укором проговорила Елица, когда он снова отстранился на миг – полюбоваться ею. – Скажи ещё, и жениться надумал. Иначе с чего пришёл?
Она усмехнулась невесело, словно сама в свои слова не поверила, бросила взгляд с поволокой – всё ж проняло её, как бы ни ярилась.
– И надумал, может, – он медленно огладил её спину поверх рубахи. – Я же во сне тебя видел. Как только сюда приехал и в детинце первый раз на ночь остановился. Скажешь, не невеста ты мне после этого?
– В твои сны я заглядывать не могу, – княжна дёрнула плечом и начала неспешно, якобы невзначай, выскальзывать из его рук. – Сновида вот могла бы. А я и не знаю, правду ты мне говоришь или выдумал. Да и когда это сны кого обручали?
Она уже почти высвободилась – и Чаян позволил ей поверить в это – но снова к себе притиснул. Елица нахмурилась, отвернулась, боясь, что опять целовать начнёт. А он и не мог удержаться. Окрасил её гладкие щёки румянец, и губы запылали так ярко, что от вида их тесно становилось в штанах, а внутри будто что-то натягивалось: сорвётся – и не будет пути назад. Нарушит своё же, только что данное обещание.
– Не выдумал ничего. Видел. Так, как сейчас перед собой вижу, – он, почти касаясь её скулы, согрел кожу дыханием.
Девушка скомкала его рукава на плечах, прикрыла трепещущие веки.
– Чего же ты хочешь от меня? Раз неволить не будешь, так отпусти, – в её голосе проскользнул оттенок мучения.
Словно шла сейчас внутри неё какая-то борьба. Он чувствовал, как её тело всё ж распаляется под его руками, как дыхание, перестав быть прерывисто-злым, становится глубоким и частым.
– Поцелуй меня, – он улыбнулся. – Просто ответь – и я уйду.
Чаян мягко придержав за подбородок, поймал её губы – и истинным хмелем ударило в голову её согласие. Она обнимать не стала, как ни хотелось, но расслабилась и позволила наконец целовать её, не преодолевая яростное сопротивление. Он спустил руки по плечам Елицы, огладил с лёгким нажимом округлые бёдра и протиснул ладонь между ними, до одури ясно ощущая, какая она там жаркая.
Княжна дёрнулась рьяно и отпрянула бы, не мешай ей дверь за спиной. Чаян тут же убрал руку.
– Прости, – спешно проговорил, испугавшись, что всё испортил. – Я не должен был. Прости.
Он отпустил девушку, и та быстро отошла, повернулась плечом, прикрывая ладонью нацелованные губы. В глазах её стояли готовые политься злые слёзы. Зря он пришёл. Зря поторопился навязать своё влечение. Но, видно, день сегодня такой – никак не удержаться. Особливо, как увидел он её на холме, среди девиц – знакомую и неуловимо другую одновременно.
– Я сделала, что попросил. В честь Лельника тебе подарок. Пойди вон! – сердито бросила княженка, так и не глядя больше на него. – А то гридней кликну.
Чаян и хотел бы сказать ещё что-то, да не стал – и так наговорил много. Только хуже сделал. Дыхание забилось в груди, гневное, сухое – вот же дурень! Он покинул горницу, оставив Елицу одну, и пошёл прочь, лохматя пятернёй волосы. И всё думая, как теперь быть. Но пока спускался во двор, немного охолонул, остановился на крыльце, жадно вдыхая прохладный вечерний воздух. Горели огни на стене детинца, сновали по ней редкие стражники. Слышались вдалеке голоса посадских, смех и песни. И светился на далёком холме маленьким пятнышком олелия: Чаян не видел его отсюда, но знал, что он ещё горит там. Поднял голову: через небольшую щель приоткрытого волока в горнице княженки лился тёплый свет. Она сейчас ругала его, верно, бранила за вольность. Но на ладонях словно до сих пор хранился жар её кожи, а на губах – её вкус, сдобренный едва ощутимым травяным. И в паху ломило, признаться – до злого стона, рвущегося из самого нутра. Чаян вдохнул и выдохнул глубоко пару раз, запрокинув лицо к облитому закатом, словно малиновым соком, небу. И мучительное ощущение начало помаленьку сходить. А вместе с ним пропадали из души все остатки сожаления за сделанное.
Чаян покачал головой: первый раз такое, чтобы так остро всё внутри откликалось на близость девушки. И
