Тайна Марии Стюарт - Маргарет Джордж

– Вы выглядите достаточно здоровым, чтобы выдержать несколько повторений, – с улыбкой возразила Елизавета. Улыбка изменила ее лицо и сделала ее более таинственной и обворожительной. Даже ее пронзительные темные глаза, казалось, излучали сочувствие, а не испытывали его дух на прочность.

– И нет, я не собираюсь оформлять эти слова в письменном виде. Ваша королева должна доверять вашей памяти и моим намерениям. Кроме того, вскоре она может встретиться со мной лицом к лицу. Всего лишь через несколько месяцев! Тем временем передайте ей, что я скоро пришлю свой портрет и дарю ей это алмазное кольцо в знак нашей дружбы.

Она сняла кольцо с пальца. Это было не совсем обычное кольцо. Оно состояло из двух переплетающихся частей: две руки обхватывали два алмаза в центре, смыкаясь в форме сердца. Елизавета разделила кольцо на две части и вручила одну из них Мейтленду.

– Это английский обычай, – пояснила она. – Если королева Шотландии хочет быть моей наследницей, она должна начать с понимания английских обычаев. Мы дарим алмазное кольцо, которое имеет свою пару. Его можно вернуть дарителю во времена крайней нужды, чтобы заручиться его поддержкой. Когда обе половины воссоединятся, я буду обязана прийти ей на помощь.

– Она будет глубоко тронута, – сказал Мейтленд, рассматривая кольцо.

– Скажите ей, что она не должна злоупотреблять кольцом и возвращать его мне из-за какой-нибудь мелочи вроде мастера Нокса. – Елизавета рассмеялась и поднялась с кушетки. Аудиенция подошла к концу.

VIII

Мария почувствовала, как шляпа слетела с ее головы, когда она галопом мчалась через Фолклендский лес в этот последний день октября. Шляпа поднялась в воздух и улетела, как листья, подхваченные ветром. Кто знает, куда? В то же время ее длинные волосы свободно рассыпались по плечам, словно у небрежной школьницы. Со смехом и разрумянившимся лицом она продолжала скакать, не замедляя хода, чтобы остальные не могли догнать ее.

Она знала, что французы сравнивают этот лес с лесами в Шамборе и Фонтенбло, поэтому не хотела останавливаться и слушать их едкие замечания. Это был ее лес, который любил ее отец, и теперь французы – ее дяди маркиз д’Эльбёф, герцог д’Омаль и великий приор Франсуа вместе с поэтами Брантомом и Шателяром, сопровождавшими их, – казались здесь чужаками. Или, во всяком случае, людьми, перед которыми ей приходилось оправдываться. Ей не нравилось постоянно защищать Шотландию от их нападок. Но эти мысли она благоразумно держала при себе, так как придворные могли преувеличить их и со злобной радостью доложить о них Екатерине Медичи.

Она поймала себя на слове «злобный» и ощутила укол стыда. «Это моя собственная интерпретация, – подумала она. – Я не знаю, что они чувствуют на самом деле. И знаю то, что мне станет легче, когда они вернутся во Францию».

Она осадила лошадь на открытом пригорке и позволила остальным поравняться с ней. Огромный Фолклендский лес за Ломондскими холмами простирал свою золотую листву во все стороны от нее. Далеко в низине лаяли гончие – может быть, они загнали какого-то зверя? Она со своими спутниками уже добыла косулю и нескольких зайцев и сегодня больше не нуждалась в охоте. Кроме того, солнце уже клонилось к закату, и всех предупредили, что они должны вернуться во дворец до наступления темноты в эту «ночь всех ночей».

– Хэллоуин, – зловещим тоном произнес отец Мэри Битон.

Когда Мария никак не отреагировала на это слово, он покачал головой:

– Худшая ночь в году для богобоязненных людей. Это начало темного времени года, время праздника для дьявола и колдуний. Оставайтесь под крышей.

Французы лишь пожимали плечами и смеялись, но Мэри Битон прошептала своей госпоже:

– Моя тетя – колдунья. Леди Джанет Битон. Она околдовала Босуэлла и взяла его себе в любовники, а ведь она замужняя женщина, к тому же на двадцать лет старше его и имеет семерых детей. Теперь она пожилая, но не выглядит старой. У нее лицо молодой девушки.

– А он… они по-прежнему? – спросила Мария. Босуэлл – любовник колдуньи! Эта новость почему-то заинтересовала ее.

– Не знаю. Думаю, они встречаются иногда, в память о старых временах. Колдовское заклятье не всегда можно разрушить.

Мэри Флеминг услышала их разговор и презрительно тряхнула головой:

– Мистер Мейтленд говорит, что это чушь, которой пугают суеверных простаков, чтобы они были послушными.

– А мистер Мейтленд? – многозначительным тоном произнесла Мэри Битон. – Ты близко знакома с ним?

Мэри Флеминг выглядела смущенной, что с ней редко случалось. Втайне ее влекло к Мейтленду, и ей нравилось думать, что он интересуется ею, как и большинство мужчин.

– Я слышала, что он атеист, – продолжала Мэри Битон. – Говорят, что он называл Бога страшилкой для детей.

– Никто не может быть атеистом! – воскликнула Фламина. – Гадко так говорить о нем!

Мейтленд. Атеист или нет, но он был способным дипломатом. Мария с нетерпением ожидала его возвращения, возможно еще больше, чем Фламина. Политика может быть не менее волнующей, чем любовь.

Молодой Рене, маркиз д’Эльбёф, подъехал к ней. Его лошадь была вся в мыле.

– Что вы делаете, клянусь Девой Марией? – спросил он. – Разве можно скакать словно… Как это здесь называется? Как банши?

Прискакал Шателяр, державший в руке ее шляпу.

– Вот, мадам. Мне пришлось спуститься в овраг, чтобы найти ее. – Он с осуждающим видом протянул ей шляпу.

– Сочините об этом стихотворение, Шателяр, – предложил Рене. – Поведайте о вашей неувядаемой любви к cruelle princesse.

Шателяр даже не улыбнулся.

– Давайте вернемся, – сказала Мария. – Уже поздно.

Она надела шляпу и кивком поблагодарила Шателяра, продолжавшего смотреть на нее. Чего он ожидал – награды?

Вечернее солнце окрасило круглые надвратные башни дворца в алый цвет, когда охотничья партия въехала во двор.

– У нас осталось время поиграть в теннис? – спросил герцог д’Омаль, спрыгнув с лошади.

– Меньше чем через час здесь совсем стемнеет, – сказал Джеймс. – Разве вы не достаточно наигрались и поохотились для одного дня?

Сам он спешил вернуться к своему столу, заваленному бумагами; ему предстояло отправить тайное письмо Сесилу.

– Mais oui, но это такой прекрасный корт!

Словно стайка детей, Гизы и поэты побежали по лужайке к теннисному корту, обнесенному каменной стеной. Он напоминал большую черную коробку с высокой крышей и сеткой, натянутой посередине площадки.

– Кажется, наш отец постарался превзойти своего дядю, – обратился Джеймс к Марии. – Я видел знаменитый теннисный корт Генриха VIII в Хэмптон-корте, но этот лучше.

– Наверное. – Мария наблюдала за тем, как французы бросили на землю шляпы и плащи для верховой езды и начали играть. Молодой Рене собирал листья, лежавшие на черном отполированном полу.

– Может быть, я научусь играть! – крикнула она им.

– Женщины не играют в теннис! – крикнул в ответ Брантом.

– Мои фрейлины вместе со мной будут тренироваться здесь, за высокими стенами, – со смехом сказала Мария.

– Тогда вы будете такой же скандальной, какой вас хочет представить мастер Нокс, – заметила Мэри Сетон, тихо стоявшая рядом с ней.

– Вот и хорошо, – ответила Мария.

– Осторожнее, дорогая сестра, – предостерег лорд Джеймс. – Не провоцируйте Нокса. Помните Писание: «Сторонитесь всякого зла».

– Значит, теннис – это зло? Фи!

– Женщина не может играть в теннис, если она не оденется как мужчина, а это непотребство перед Господом.

Мария прыснула со смеха.

– Второзаконие, глава двадцать вторая, стих пятый, – невозмутимо продолжал лорд Джеймс. – И я молюсь, чтобы ваш смех над Писанием не вышел за эти стены.

– С какой стати? Разве что кто-нибудь сообщит об этом? Смотрите, смеха нет, его унес ветер.

Лорд Джеймс вздохнул:

– Оставляю вас наедине с развлечениями. Мне предстоит работа. – Он посмотрел на небо, покрытое кружевом алеющих облаков. – Не задерживайтесь долго.

Вскоре крепнущий ветер, закруживший массу опавших листьев на теннисном корте, положил конец игре. Усталые и довольные, молодые люди отправились во дворец, предвкушая ужин из сытного белого супа «рыбы по-монастырски», красной форели с лимонами, анчоусами и рейнским вином. Они расположились перед большим камином в личных покоях королевы и с аппетитом поужинали, запивая еду рейнвейном.

Вскоре мужчины решили отправиться в апартаменты герцога д’Омаля для игры в карты и триктрак, а женщины остались дремать перед камином.

Мария посмотрела на своих четырех Марий, и на нее нахлынула волна нежности и признательности. Они сидели на табуретах вокруг огня, склонив головы на грудь, и каждой снился свой заветный сон. Мэри Сетон – высокая, хладнокровная и старшая из них. Что ей снится? В ней присутствовала серьезность и целеустремленность, заставлявшая других называть ее «дуэньей», и это мешало мужчинам сблизиться с ней.