Ангел Экстерминатус - Грэм Макнилл

— Да будет так вечно, — закончил литанию Сюлака и склонился над Бронном. — Но расскажи подробнее про эти новые формы жизни, звучит интригующе.

— Забудь про них, Сюлака, — приказал Пертурабо и повернул к себе голову Бронна, рассматривая его со всех сторон. — Ничем хорошим такие эксперименты не кончатся, но в алхимии Фабий разбирается, если его зелья могут свалить с ног Железного Воина. — Лицо его окаменело. — Не стану делать вид, будто понимаю, что происходит в легионе моего брата, но больше мы наших воинов на их собрания посылать не будем. Что бы ни завладело легионерами Фулгрима, моих оно не получит.

— И что теперь? — спросил Форрикс.

— Я поговорю с братом, — сказал Пертурабо.

Барбан Фальк, облаченный в доспех Мк-IV, мерил шагами мостик «Железной крови», сцепив руки за спиной. Он остановился ненадолго, чтобы понаблюдать за сводящим с ума калейдоскопом цветов и грозовых разрядов, что бесновался по ту сторону смотрового экрана. Око Ужаса — так теперь этот регион назывался на астрогационных картах — было неистовым вихрем имматериальной энергии, в котором ничто не могло выжить, однако линии курса, полученные от навигатора-ксеноса на «Андронике», следовали вдоль прожилок реального пространства, которые блистательно обходили все турбулентные глубины.

Хотя все инстинкты Фалька подсказывали, что эльдар доверять не следует, он вынужден был признать, что Верхние пути оказались не более опасными, чем внутрисистемные маршруты, по которым ему доводилось летать: пока они не потеряли ни одного корабля. Базы данных «Железной крови» записывали курс, насколько могли, но Фальк подозревал, что этот путь останется проходим только до тех пор, пока не будет выполнена их миссия.

Ему надоело быть здесь одному, но Кроагер налаживал связь со своим гранд-батальоном, Форрикс совещался с примархом, а мостик требовал присутствия хотя бы одного из Трезубца. Корабль удерживал на курсе капитан — механический гибрид по имени Бадет Ворт. Его тело было практически полностью инкорпорировано в алтарь, из которого капитан и осуществлял управление. Проигнорировав нескончаемый поток поправок к курсу, который исходил от Ворта, Фальк вновь зашагал по палубе, не в силах не смотреть на бурлящие миазмы всполохов, на этот вечный круговорот энергии, что буйствовал за хрупкой преградой защитных полей, окружавших корабль.

То и дело в этом вихре появлялись и исчезали контуры — лиц, глаз, тысяч других фрагментов человеческих лиц. Случайные, призрачные образы, ибо варп был царством иллюзии, малопонятным пространством постоянных предательских изменений, где предметы были не тем, чем казались, и где ничему нельзя было верить.

Во время полетов в варпе обычной практикой считалось держать оккулус закрытым, изолируя мостик от безумия снаружи; Фальк же, учитывая, насколько безопасным оказался их курс, приказал оставить заслонки открытыми. Мерцающие глянцевые цвета, окрасившие мостик, чудесные спирали света таких оттенков, которым он и названий подобрать не мог, были приятным контрастом блеклой функциональности корабельного интерьера.

Фальк остановился в центре мостика и, окруженный бормотанием сервиторов, бинарным шепотом и лязганьем катушек в вычислительных машинах, всмотрелся в глубины шторма. Словно почувствовав его взгляд, течения, омывавшие корабль, свились в новые, еще более прихотливые узоры. Изгибы и линии пересекались под случайными углами, складываясь в беспорядочную геометрию. Сами по себе они не имели смысла, но стоило Фальку приглядеться пристальнее, как в их соединении забрезжила какая-то закономерность.

Вихри света и тьмы вначале казались совершенно хаотичными, но затем Фальк увидел в них мимолетный образ — ухмыляющееся лицо. Череп, похожий на тот, что украшал наплечники его доспеха. Стоило ему моргнуть — и образ пропал. Во рту у Фалька пересохло; он даже не знал толком, что именно увидел.

И увидел ли вообще что-нибудь.

Он не отрывал взгляда от того бурлящего района варпа, в котором, как ему казалось, видел череп, но изгибы, линии и углы никак не хотели складываться во что-то осмысленное. Тогда Фальк посмотрел на железную стену мостика: царапины, потертости и микротрещины в изношенном металле обрели под его взглядом иллюзию движения, и фрактальный рисунок поверхностных дефектов стал четче, образуя тот же череп, что явился из глубин варпа.

Фальк скрипнул зубами и отвернулся.

Он снова увидел череп в перекрещивающихся линиях решетчатых ферм. Вмятины на коже его перчаток превратились в пустые глазницы, которые рассматривали его со странным, навязчивым вниманием. Однажды увидев этот череп, его нельзя было развидеть, и Фальк с нарастающим чувством паники заметил, что потертости на железных плитах палубы и черно-желтые шевроны складываются во все тот же оскал скелета. Он постарался успокоиться и дышать ровнее: варп мог обманывать рассудок, мог, в силу своих неведомых законов, изменить человеческое восприятие реальности.

— Изолировать мостик, — приказал Фальк. — Опустить заслонки.

Заслонки со скрежетом сомкнулись, но Фальк, прищурив глаза, вдруг вскинул руку: он увидел яркую вспышку искусственного света, которая подобно новорожденной звезде загорелась прямо по курсу «Железной крови».

— Стойте. Открыть заслонки.

С протестующим стоном затворы поднялись. Раздался сигнал обнаружения, и Фальк направился к терминалу сюрвейеров. Просмотрел данные с носового ауспекса — и почувствовал, как нарастает внутри радостное возбуждение.

— Лорд Пертурабо? — сказал Фальк, прижав палец к горжету. — Мы здесь не одни.

— Во имя примарха, что это было? — спросил Кадм Тиро, направляясь к посту, который обычно занимал фратер Таматика, но сейчас на его месте был Сабик Велунд.

Велунд тоже хотел бы знать ответ на этот вопрос. На экране в стальном корпусе один за другим загорались красные огоньки, и каждый означал, что из строя вышла какая-то жизненно важная система.

— Точно не знаю, капитан. Внутренние контуры двигателей зарегистрировали критический выброс мощности реактора и автоматически запустили протоколы сброса. Почти все системы корабля отключены до тех пор, пока энергетические уровни не опустятся до безопасных пределов.

— Откуда взялся этот выброс?

Велунд просмотрел данные по двигателям за последние пятнадцать минут: показатели мощности намного превышали норму, которая полагалась «Сизифею» при текущей скорости. Во время тонких маневров на Нижних путях внутренний контур каждого двигателя работал с сильно уменьшенной производительностью, но и в этих условиях энергия вырабатывалась колоссальная. Тяжелое и неотвратимое предчувствие подсказывало Велунду, куда эта энергия могла перенаправляться.

— Таматика, ты идиот, — сказал он.

— Что? — воскликнул Тиро в бешенстве, заставившем его орла вспорхнуть. — Что еще натворил этот проклятый маньяк?

— Думаю, фратер попытался во второй раз запустить свой термический направленный дислокатор. Он сказал, что нужны генераторы помощнее, и, судя по всему, ради этого он направил энергию двигателей в лабораториум.

— Таматика! — взревел Тиро по корабельному воксу. — Что ты сделал с моим кораблем? Немедленно иди сюда, чтобы я мог тебя прибить!

Отвечать ему не собирались, так что Тиро вновь накинулся на Велунда. С гудением включилось аварийное освещение, и мостик погрузился в красные сумерки. Велунд склонился над пультом, собирая все доступные ему данные. Он отметил, как изящно Таматика скрыл перекачку энергии из реакторов, как он накапливал нарастающую по экспоненте мощность, и какой катастрофой стал отвод этой энергии после завершения эксперимента.

— Что он с нами сделал? — спросил Сайбус, как раз пытавшийся восстановить орудийные системы корабля. — Я не могу подать энергию к артиллерийским батареям.

— Протоколы сброса все отключили, — ответил Велунд, глядя на обнуленные показатели на пульте. — Мы полностью потеряли ход.

— Да я с него за это голову сниму, — пообещал Тиро.

— Это еще не все, — сказал Велунд. — И продолжение вам не понравится.

— Что?

— Сбросить столько электромагнитной энергии в вакуум — это все равно что зажечь сигнальный огонь. Любой корабль в радиусе ста световых лет скорее всего нас заметил.

— Предатели? Они узнают, что мы здесь?

— Почти наверняка.

Тиро резко отвернулся и окликнул Варучи Вору, сидевшего в навигационном отсеке. Эльдарский ученый встал с низкого кресла и грациозно прошествовал к разгневанному капитану «Сизифея».

— Какое расстояние разделяет Верхние и Нижние пути?

Вора развел руки, а потом изобразил жестами спираль:

— На этот вопрос трудно ответить. В подобном шторме расстояние — понятие относительное. Как далеки друг от друга, например, сон и бодрствование?