Мы вас построим - Филип Дик

Но больше всего меня убеждало в правильности моего диагноза следующее утверждение:

«Среди симптомов данного заболевания можно назвать скрытность, временами переходящую в замкнутость».

И далее:

«…также заслуживает рассмотрения такая его черта, которую Стивенсон назвал «чистосердечной бездеятельностью»

Самая же зловещая особенность, на мой взгляд, была связана с нерешительностью Линкольна. Данную черту вряд ли можно объяснить маниакально-депресивным психозом. Скорее, это являлось симптомом — если, вообще, могло считаться симптомом — интровертного психоза. Или шизофрении.

Я взглянул на часы: половина шестого — время обедать. Усталость сковала все мое тело, глаза болели. Я вернул все справочники, поблагодарил библиотекаря и вышел на холодную, продуваемую улицу, чтоб где-нибудь перекусить.

Мне было ясно, что человек, на чью помощь я так рассчитывал, являлся чрезвычайно сложной и глубокой личностью. Сидя в ресторане и поглощая обед — весьма неплохой, кстати сказать, я перебирал в уме все факты, почерпнутые из энциклопедии.

Вывод, к которому я пришел, оказался ошеломляющим: Линкольн был в точности, как я. Временами мне казалось, что там, в библиотеке, я перечитывал собственную биографию. С точки зрения психологии мы были похожи, как два боба в стручке. Таким образом, разобравшись в его проблемах, я получал ключ к решению собственных.

Линкольн все принимал близко к сердцу. Может, он и был «отстраненным», но никак не бесчувственным, совсем наоборот. В этом смысле он являлся полной противоположностью Прис, представлявшей собой тип холодного шизоида. Сочувствие, огорчение были просто написаны на лице Линкольна. Я уверен, он в полной мере переживал все беды военного времени, смерть каждого из своих солдат.

Зная все, мне трудно было поверить, что его так называемая «отстраненность» служила признаком шизофрении. Вдобавок, у меня имелся собственный опыт, касающийся Линкольна — его симулякра, если быть точным. В нем не чувствовалось той «чуждости», «инакости», которые так ранили меня в Прис.

Я испытывал искреннее доверие и симпатию к Линкольну, те самые чувства, которые, увы, не мог связывать с Прис. В нем ощущалось что-то очень человечное, теплое и доброе, какая-то врожденная уязвимость. Практика же общения с Прис подсказывала мне, что шизоид вовсе не беззащитен. Напротив, для него характерно стремление к безопасности. Шизоид старается занять такую позицию, откуда он мог бы наблюдать других людей в чисто академической манере, не вмешиваясь и не подвергая себя никакой опасности. Стремление сохранять дистанцию является самой сутью людей, подобных Прис. Необходимость сближения с людьми, как я мог заметить, вызывала у Прис наибольший страх. Причем этот страх часто граничил с подозрительностью, заставляя подчас предполагать у людей мотивы, вовсе им не свойственные. Мы были такие разные с Прис. Мне доводилось видеть, как она время от времени переключается и превращается в параноика. Я связывал это с тем, что Прис не хватало знания истинной человеческой натуры. Она испытывала дефицит ни к чему не обязывающего повседневного общения, то есть именно того, в чем Линкольн поднаторел еще в юности. В конечном итоге, именно здесь крылась разница между ними обоими. Линкольну были известны все парадоксы человеческой души, ее сильные и слабые стороны, ее страсти и ее благородство, а также еще множество более или менее случайных черточек, которые служили в своем многообразии для того, чтобы прикрывать это внутреннее бурление. Старина Эйб достаточно поскитался и повидал на своем веку. Прис же, в отличие от него, усвоила жесткое схематическое представление, некую кальку человека. Абстракцию, внутри которой она жила.

Этим объяснялась ее недосягаемость.

Завершив свой обед, я расплатился по счету, оставил чаевые и вновь вышел в сгущающуюся темноту. Куда теперь? Очевидно, снова в мотель. Я поймал такси и поехал в обратном направлении.

Приблизившись к гостинице, я увидел свет в своих окнах. Управляющий поспешил ко мне, приветствуя на ходу.

— К вам посетитель. И он, о боже, как две капли воды похож на Линкольна. Как вы и говорили. Это не какой-нибудь мошенник или бандит? А то я впустил его в вашу комнату…

Я поблагодарил его и прошел в свой номер.

Там, откинувшись в кресле и вытянув через всю комнату длинные ноги, сидел симулякр Линкольна. Не обращая на меня никакого внимания, он сосредоточенно читал биографию Карла Сэндберга. Позади, на полу валялась небольшая дорожная сумка — его багаж.

— Мистер Линкольн, — окликнул я его.

— Добрый вечер, Луис, — откликнулся, он, с улыбкой поднимая на меня взгляд.

— Как вам нравится книга?

— Я пока что не составил о ней мнения. — Он заложил закладку в книгу, закрыл ее и отложил в сторону. — Мори рассказал мне, что у вас серьезные затруднения, и вы нуждаетесь в моем присутствии и совете. Надеюсь, я появился не слишком поздно?

— Нет, как раз вовремя. Как вы долетели из Бойсе?

— Меня поразило стремительное движение ландшафта под нами. Казалось, мы только-только взлетели и сразу же приземлились. А пастушка сообщила, что мы пролетели тысячи миль.

— Пастушка? А, проводница, — сообразил я.

— Ну да, — кивнул Линкольн. — Прошу простить мою глупость.

— Могу я предложить вам что-нибудь выпить?

Я взялся за пиво, но симулякр отрицательно покачал головой.

— Я бы предпочел сразу перейти к делу. Луис, почему бы вам не рассказать о своих проблемах? И мы сразу же сможем прикинуть, что делать. — С сочувственным выражением лица симулякр приготовился слушать.

Я уселся напротив него, но колебался, не решаясь приступить к рассказу. После всего прочитанного сегодня я уже был не уверен, что мне хочется обсуждать это с Линкольном. И не потому, что я сомневался в ценности его мнения, — но мне не хотелось своими проблемами вновь вернуть его к давно забытым печалям его юности. Слишком уж моя ситуация напоминала то, что ему довелось пережить с Энн Ратлидж.

— Приступайте, Луис.

— Позвольте, я сначала налью себе пива.

Пытаясь выиграть время, я возился с банкой и открывалкой.

— Ну что ж, — решился я, — наверное надо все вам рассказать. Во время моего перелета из Бойсе я обдумывал ситуацию с Барроузом…

Линкольн наклонился и достал из своей сумки несколько разлинованных листков бумаги, на которых что-то было записано карандашом.

— Вы хотели противопоставить Барроузу силу, так чтобы он сам решил отправить мисс Фраунциммер домой. Но при том забыли подумать, насколько это соответствует ее желаниям?