Междукняжеские отношения на Руси. Х – первая четверть XII в. - Дмитрий Александрович Боровков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
84
Соловьев С.М. История отношений между князьями Рюрикова дома. С. 131–132; Иловайский Д.И. История России. Т. 1. Ч. 1. С. 60–61; Любавский М.К. Лекции по древней русской истории. С. 168; Мавродин В.В. Образование древнерусского государства. С. 315; Греков Б.Д. Киевская Русь. С. 467; Рапов О.М. Княжеские владения на Руси. С. 32–34; Толочко А.П. Князь в Древней Руси. С. 28; Котляр Н.Ф. Древнерусская государственность. СПб., 1998. С. 52–53, 78–79; Свердлов М.Б. Домонгольская Русь. С. 242.
85
ПСРЛ. Т. 1. Стб. 74–75; Т. 2. Стб. 62–63.
86
Понятие волость или власть получило различные трактовки в историографии. Уже И.И. Срезневский отмечал его многофункциональность, выделяя такие значения, как: 1) «власть»; 2) «земля, находящаяся под одной верховной властью»; 3) «округ, принадлежащий городу» (Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка. Т. 1. Стб. 293). С.М. Соловьев и Н.И. Костомаров понимали волость как территорию, подчиняющуюся главному городу или князю, c той только разницей, что Соловьев отделял «волость» от «земли» и отождествлял ее с «княжением», а Костомаров отделял и от «княжения», и от «земли» (Соловьев С.М. Сочинения. Кн. 2. C. 24–25; Костомаров Н.И. Начало единодержавия в Древней Руси. С. 18). Как территорию, состоящую под одной властью, понимал «волость» В.И. Сергеевич (Сергеевич В.И. Древности русского права. Т. 1. Территория и население. М., 2006. C. 1–3). М.Ф. Владимирский-Буданов писал, что понятие «волость» – это «метафора, переносящая понятие об одном элементе государства, т. е. власти, на два прочих, т. е. территорию и население», что главное значение слова «волость» – обозначение части государства (провинции), а сам термин «имеет ближайшее отношение к слову „княжение“ и означает территорию, принадлежащую тому или другому князю», тогда как княжением «именуется всякая волость (провинция или целая земля), управляемая князем» (Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории русского права. С. 26. Примеч. 1). М.А. Дьяконов отмечал, что этот термин «обозначает прежде всего власть или право, а затем объект, подлежащий чьей-либо власти» и в «последнем смысле волостью называется и вся земля, как подчиненная власти князя» (Дьяконов М.А. Очерки общественного и государственного строя Древней Руси. 3-е изд., СПб., 2005. С. 135). В рамках подобных представлений С.В. Юшков предложил заменить понятие «волость» термином «земля-княжение» (Юшков С.В. Общественно-политический строй. С. 325). Л.В. Черепнин раскрыл содержание термина «волость», с одной стороны, как обозначения территории княжения, находившегося под властью князя, а с другой стороны, как обозначение «государственных и владельческих прерогатив», синонимом которых могло служить понятие «стол» (Черепнин Л.В. К вопросу о характере и форме. С. 366). В.М. Рычка выделил два основных понятия «волости» – во-первых, как обозначения «феодальной территории» вокруг города (допустив в ряде случаев отождествление этих определений), во-вторых – как обозначение «земли-княжения» (Рычка В.М. Формирование территории Киевской земли (IX – первая треть XIII вв.) Киев, 1988. С. 78–80). По мнению А.П. Толочко, понятие «волость» не являлось тождественным понятию «земля» и обозначало «комплекс земель, находящихся в держании того или иного князя», аналогичный понятию «бенефиций»; помимо этого, существовала так называемая государственная волость, обозначавшая «комплекс волостей, принадлежащих тому или иному столу» (Толочко А.П. Князь в Древней Руси. С. 151–162). А.А. Горский предположил, что какая-либо территория получала статус «волости» после того, как там появлялся княжеский стол, и в конце X – начале XII в. обозначала княжеское владение под юрисдикцией киевского князя, а с усилением политической самостоятельности во второй четверти XII в. к ним стал применяться термин «земля» (Горский А.А. Земли и волости // Горский А.А., Кучкин В.А., Лукин П.В., Стефанович П.С. Древняя Русь. Очерки политического и социального строя. М., 2008. С. 13–18). Альтернативное представление о «волости» как о «союзе общин», симбиозе главного города и его пригородов, которое восходит к историографическим традициям общинной теории второй половины XIX в., было разработано И.Я. Фрояновым (Фроянов И.Я. Киевская Русь. Очерки социально-политической истории. С. 512–513, 702–712). Принимая во внимание полифункциональность понятия волость/ власть, следует признать, что в качестве обозначения территории этот термин является синонимом княжеского владения. В этом смысле он употребляется в ПВЛ в «Сказании о призвании варягов»; 4 раза применительно к событиям X в. [под 975, 977 (2 раза), 980 гг.] и 12 раз применительно к событиям XI в. [под 1036, 1093 (2 раза), 1096 (2 раза), 1097 (7 раз), 1100 (1 раз – только в Лаврентьевском списке)]. Под термином «волость» здесь подразумевается локальное княжеское владение (Древлянская, Полоцкая, Черниговская, Муромская, Суздальская волость и др.). В ряде случаев понятие «волость» связано в летописном тексте с конкретными городами [1 раз под 977; 2 раза под 980; 2 раза под 1096; 3 раза под 1097; 1 раз под 1100 г.], большинство из которых в разное время являлись княжескими резиденциями. Кроме того, оно может иметь альтернативную интерпретацию в значении власть, полномочия [в летописных статьях 862, 1073, 1078 гг.]. Составители ПВЛ (как и другие древнерусские летописцы) часто употребляют понятие «стол» (престол, трон), которое либо сопутствует городу-резиденции князя, либо является его синонимом.
87
ПСРЛ. Т. 1. Стб. 78; Т. 2. Стб. 66.
88
Ильин Н.Н. Летописная статья 6523 года. C. 193–194; Михеев С.М. «Святополкъ же сѣде Кыевѣ по отци». С. 64–67, 83–86.
89
ПСРЛ. Т. 1. Стб. 75; Т. 2. Стб. 63.
90
Шахматов А.А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. С. 131.
91
ПСРЛ. Т. 1. Стб. 75–76; Т. 2. Стб. 63–64.
92
Это предание помимо ПВЛ в более пространном виде представлено в Лаврентьевском (далее – Лавр.), Радзивилловском и Московско-Академическом списке Суздальской летописи под 1128 г. (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 300–301). По предположению А.А. Шахматова, этот вариант предания, более древний, чем вариант, представленный в ПВЛ, сложился в новгородском летописании XI в. и вошел в Лавр. через посредство «Новгородского свода 1167 г.», являвшегося одним из источников общерусского свода начала XIV в. («свод 1305 г.»), и первоначально читался под 1129 г. в рассказе о ссылке полоцких князей в Византию
